Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 9

Я мысленно выдохнул. Победа.

— Но и Церкви нужна ваша помощь, — продолжил он. — Нам много чего не хватает.

Хитёр. Хочет выгадать что-то для себя, несмотря на нависшую угрозу. С другой стороны, он предлагал честный, взаимовыгодный союз, если я правильно истолковал его последнюю фразу. У меня есть несколько мыслей, как помочь Церкви, давно их держал при себе, да вот случая не предвиделось.

— Ваше высокопреосвященство, — сказал я. — Я мог бы со своей стороны оказать услугу. А что, если мы облегчим труд ваших переписчиков? Представьте машину… небольшую, где на каждый рычажок нанесена своя буква. Нажимаешь — и молоточек с литерой бьет через красящую ленту по бумаге, оставляя ровный, четкий оттиск. Строка за строкой. Десятки, сотни одинаковых, безупречных копий в день.

Глаза Яворского, человека книжного, загорелись неподдельным интересом. Он мгновенно оценил масштаб идеи.

— Станок… Печатный… — прошептал он. — Вы и такое можете?

— Мы можем попробовать, — скромно ответил я. — Для блага Церкви и просвещения.

Мы договорились. Я выходил из кельи союзником одного из влиятельных людей в России после царя. Пока я шел по гулким коридорам, мысль о печатной машинке уже разрасталась в нечто большее. А что, если такие машины будут стоять и в монастырях, и в каждой школе? Азбуки, учебники, книги… Тысячи, миллионы экземпляров. Это ключ к поголовной грамотности, к России, где умение читать не будет привилегией дворян и духовенства. Сам того до конца не осознавая, я только что заложил фундамент для самой важной революции — революции в умах.

Угроза со стороны Церкви миновала, обернувшись своей противоположностью — мощной поддержкой.

После беседы с Яворским я направился прямиком в свою Инженерную Канцелярию, размещенную в добротном каменном доме неподалеку от Адмиралтейства.

Кстати, канцелярию возглавлял мой первый заместитель, Леонтий Магницкий. С ним я не прогадал (правда он, как и я, редко бывал здесь, Игнатовское забирало все свободное время): его ум и въедливость были нужны здесь для пробивания чиновничьих препон и закладки будущего. Именно он и стал главным двигателем амбициозного социального проекта — «Палаты привилегий».

Я застал его в кабинете, заваленном свитками и прошениями. На обычно строгом лице Магницкого читалась усталость, смешанная с мрачным удовлетворением.

— А, Петр Алексеич, — произнес он, отрываясь от бумаг. — Весьма вовремя. Кажется, после двух недель просеивания откровенного бреда мы наткнулись на первое рациональное зерно.

Он пододвинул ко мне аккуратно переписанную челобитную и большой лист с чертежами.

— Первые дни после объявления сюда хлынул поток городских сумасшедших и аферистов. Мы выслушали про вечные двигатели, способы превращения навоза в порох и проект летающей лодки на гусиной тяге. Я уже начал думать, что вся затея — пустая трата времени и денег. Но вот…

Указав на чертеж, он показал хитроумную конструкцию: большой котел, соединенный с ручным винтовым прессом и топкой.

— Корабельный мастер из Новгорода. Ефим Артемьев. Мужик толковый, пришел с образцами. Придумал, как уберечь древесину от гнили в морской воде.

Идея была проста и гениальна. Артемьев предлагал обмазывать дерево смолой, а потом пропитывать его насквозь. Для этого бревна закладывались в котел с горячей смолой, где с помощью пресса создавалось давление. Горячая, жидкая смола под давлением проникала глубоко в поры древесины.

Взглянув на чертеж, я мысленно хмыкнул. Идея блестящая, но в таком виде нерабочая.

— Котел из листового железа рванет при первом же нажиме, — заметил я. — А уплотнение пресса просто выдавит.

— Именно так я и думал, — невозмутимо подтвердил Магницкий. — Но сама мысль верная. Мы провели испытания на его образцах, и правда рвануло, уплотнение выдавило. Но все же дерево становится тяжелее, прочнее и, главное, уверен не сгниет! Представляете, что это значит для флота? Мы уже сделали свои чертежи: котел нужен литой, чугунный, а для пресса потребуется сальниковое уплотнение с набивкой из промасленной пеньки. Но идея-то его!

Магницкий и оценивал, и уже дорабатывал, улучшал.

— Что просит за свою идею? — спросил я.

— Просил сто рублей серебром, на старость. Я по вашему указу предложил ему на выбор: либо пятьсот рублей единовременно, либо двадцать рублей в год пожизненно и по копейке с каждого обработанного бревна.

— И что он выбрал?

— Долго чесал в затылке, не веря счастью. Пытался понять, где подвох. В итоге выбрал пожизненную пенсию и долю. Сказал, так и внукам его перепадет. Мужик с головой, понимает, что такое долгие деньги.

Я откинулся на спинку стула. Сработало. Моя идея о создании рынка интеллекта, которую многие, включая Меншикова, считали блажью, принесла первые плоды. Мы купили технологию, да. При этом, мы создали прецедент.

Я велел Магницкому немедленно выплатить Артемьеву сто рублей подъемных, выдать официальную «Привилегию на изобретение № 1» и опубликовать указ о награждении. Новость должна была разлететься по всей России.

И она разлетелась. Не за неделю, конечно, но через месяц слухи дошли до крупных городов. И началось. Поток просителей превратился в полноводную реку. Да, девять из десяти по-прежнему были мечтателями и аферистами, но теперь среди них начали появляться настоящие самородки: тульские оружейники с новым способом нарезки стволов, сибирские рудознатцы с чертежами более эффективных плавильных печей, поморские рыбаки с моделью небывалой сети.

Магницкому пришлось срочно расширять штат, нанимая толковых дьяков для экспертизы. «Палата привилегий» превратилась в гигантский фильтр, отделяющий зерна от плевел. Люди поняли главное: их ум и смекалка — это ценный товар, за который можно получить реальные деньги и почет.

Вскоре новость достигла и Царя. Как и ожидалось, он пришел в восторг, лично утвердил «Привилегию» Артемьева и велел выделить из казны дополнительные средства на поощрение изобретателей. Мой указ о праве «охотиться за головами» заработал в полную силу, мне даже не нужно было ни за кем охотиться — люди шли сами. Сидя в центре этой зарождающейся золотой лихорадки, я понимал: найден неисчерпаемый ресурс, куда более ценный, чем уральское железо или сибирская медь. Я нашел ключ к главному богатству России — ее талантам.

Из Канцелярии я направился прямиком к Якову Брюсу. Мой главный покровитель, и, пожалуй, единственный человек, с которым я говорил почти начистоту, должен был услышать о победе над Яворским не от шпионов, а от меня. Кроме того, моя затея с «печатной машинкой» требовала его участия.

Брюс принял меня в своем кабинете в здании Приказа рудокопных дел.

— Ловко ты его, барон, — хмыкнул он, разливая по бокалам рейнское вино. — Превратил грозного врага в смиренного союзника. Теперь попы по всей России будут молиться за твои заводы, а не проклинать их.

— Всякая сила требует контроля, Яков Вилимович, — ответил я. — Но польза от быстрого тиражирования указов и учебников, по-моему, перевешивает риски.

Наши рассуждения о том, каких мастеров привлечь к созданию прототипа, прервал стук в дверь. В кабинет, чеканя шаг, вошел высокий, статный гвардеец Преображенского полка и молча подал Брюсу запечатанный пакет.

— Благодарю, Андрей Иванович, — кивнул Брюс. — Можешь быть свободен.

Гвардеец козырнул и вышел так же бесшумно.

— Вот, — с досадой ломая печать, проворчал Брюс. — По пальцам можно пересчитать людей, которым доверяю, как себе. Этот — один из них. Андрей Ушаков. Исполнителен, умен, не по чину сообразителен. И главное — не ворует. Редкое качество.

Андрей Ушаков… Имя ничего мне не сказало, но что-то зацепилось на краю сознания. Пока Брюс читал донесение, его лицо мрачнело с каждой строкой.

— Дурные вести, Петр Алексеич, — наконец произнес он напряженным голосом. — Очень дурные. С юга пишут. Крымчаки… большая орда, тысяч десять сабель, прорвала нашу оборонительную линию под Азовом. Пожгли станицы, увели в полон несколько сотен человек и ушли в степь.