Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 12

По моему указанию Нартов внес в конструкцию затвора крошечное, но принципиальное изменение: специальный газосбросный клапан — миниатюрное отверстие, откалиброванное с ювелирной точностью. В момент выстрела, когда давление достигало критической отметки, клапан стравливал ничтожную, но самую агрессивную часть пороховых газов в специальный канал в ложе. Этого хватало, чтобы уберечь хрупкий ствол от разрыва. Платой за безопасность стало неизбежное, хоть и небольшое, падение начальной скорости пули и, как следствие, дальности и точности боя.

Рискованный компромисс, инженерный трюк на грани фола. Чтобы обезопасить армию в будущем, каждая винтовка из этой «аварийной» партии получила особое клеймо — букву «К» в круге, выжженную на прикладе. В сопроводительной документации (я ввел этот обязательный документ) я честно, в обтекаемых выражениях, указал на «особую конструкцию для повышенной живучести ствола», рекомендовав использовать это оружие на дистанциях не далее двухсот-двухсот двадцати шагов. Я делал все, чтобы минимизировать риски: дать царю оружие, но не ложные надежды на его чудо-свойства.

В середине февраля первая серийная партия — пятьсот винтовок, собранных на новом конвейере, — была готова. Огромный обоз под усиленной охраной двинулся из Игнатовского на главный армейский полигон под Петербургом. Я ехал с ним — игрок, поставивший на кон всё. Впереди ждала комиссия во главе с самим Государем.

Полигон встретил нас промозглым ветром. Поодаль, кутаясь в меха, застыла вся верхушка: мрачный, как грозовая туча Государь; такой же хмурый Меншиков; и Яков Брюс, единственный, чей взгляд выражал напряженный интерес.

Начались испытания. Первая сотня стрелков, выстроенная в шеренгу, дала залп. За ним — второй, третий. Сжав кулаки до боли в костяшках, я вслушивался в грохот, ожидая предательского треска лопнувшего ствола. Но винтовки держались. Мой трюк с газосбросным клапаном сработал. Когда каждая отстреляла по две сотни раз, царь лично взял одну из винтовок. Взвесил в руке, придирчиво осмотрел, даже понюхал ствол.

— Ну, барон, — прогремел он, обращаясь ко мне. — Слово свое сдержал. Оружие есть. Хотя и с хитрецой, как я погляжу. — Он выразительно постучал пальцем по месту, где скрывался клапан. — Но стреляет. А это сейчас главное.

Меншиков лишь поджал губы. Испытания прошли успешно. Меня отпустило. Пока солдаты грузили ящики с винтовками для отправки в действующую армию, ко мне подошел Брюс.

— Поздравляю, Петр Алексеич. Выкрутился, — сказал он тихо, в его голосе не было и тени радости. Он протянул мне плотно запечатанный пакет. — Пришли новые донесения из Лондона. Боюсь, наши настоящие проблемы только начинаются.

Вечером, в петербургском кабинете Брюса, на столе передо мной лежала мозаика из разных источников: обрывки перехваченных писем, доклады агентов, подслушанные разговоры портовых шкиперов и финансовые отчеты, добытые подкупленным клерком из Адмиралтейства. Бумаги шелестели в моих руках, Брюс молча наблюдал, как мрачнеет мое лицо.

— Что там, полковник? — не выдержал он. — Вести, вижу, недобрые. Их «Неуязвимый» так силен, как они хвастают?

Я поднял на него глаза. Во мне клокотала ярость.

— Он не силен, Яков Вилимович. Он слаб. И в этом его главная сила.

Брюс удивленно вскинул бровь. Я взял один лист, потом другой, третий, раскладывая их перед ним, как пасьянс.

— Смотрите. Донесение от Ньютона: жалуется на чудовищный вес и черепашью скорость. Данные от нашего человека на верфи: вот дополнительные мачты и паруса. А вот, — я постучал пальцем по финансовому отчету, — они, вбухав колоссальные деньги в этого монстра, параллельно закладывают эскадру из десяти быстрых фрегатов нового образца. И при всем этом их офицеры в тавернах трубят на весь мир о несокрушимой мощи именно «Неуязвимого». Не видите странности?

Брюс нахмурился, вглядываясь в бумаги. Он был умен и сразу почувствовал подвох, но пока не видел всей картины.

— Они строят дорогое и слабое корыто, а хвастают им, как чудом, — медленно проговорил он, складывая факты. — А настоящую силу, быстрые фрегаты, строят втихую. Зачем?

— Это наживка, Яков Вилимович! — не сдержавшись, я стукнул кулаком по столу. — Гигантская, бронированная наживка! Они считают нас тщеславными варварами. Вся Европа знает, как Государь мечтает о флоте, способном тягаться с английским. Они специально строят этого левиафана, чтобы мы, увидев его, бросили все силы и всю казну на постройку таких же чудовищ! Чтобы мы надорвали экономику, пока их быстрые и дешевые фрегаты будут топить наших купцов на Балтике. Это экономическая ловушка!

До Брюса дошло, его лицо окаменело. Теперь и он видел всю глубину и подлость английского замысла. Видел, с какими новостями ему предстоит идти к Петру и объяснять, почему тот не получит свой долгожданный броненосец. Объяснять, что его мечту пытались использовать, чтобы поставить Россию на колени.

— Мерзавцы, — процедил он. — Они играют с нами…

— Вот именно. Но мы не будем играть в их игру. — Я взял себя в руки, пытаясь ухватиться за ускользающую интересную мысль. — У нас будет свой ответ.

Поздней ночью, лежа с открытыми глазами в своей комнате, я обдумывал идею. Шестеренки в голове с щелчком вставали на место. Пытаясь найти способ пробить их броню, я заставил себя и своих людей думать в совершенно новых направлениях. В памяти всплыла гальваника, первые опыты с электричеством. Англичане хотели загнать меня в ловушку, а на самом деле, сами того не ведая, открыли мне дверь в новый, неведомый им мир.

И тут же, следом, блеснула еще одна мысль, простая и ясная. Я думал о том, как пробить их броню. И в этом теперь нет смысла. На первый план выходит не пробитие, а мощь, уничтожение, с которым прекрасно справляется «Дыхание Дьявола». Его можно и нужно улучшить тем, что уже есть под рукой.

Главной проблемой старого состава было распыление и неполное сгорание. Я вскочил с постели и подошел к столу — набросывая на листе бумаги новую конструкцию. На бумаге рождалась уже новая бочка со взрывчаткой, двухкамерный боеприпас.

Первая камера, внутренняя, содержала основной топливный компонент: густую, вязкую смесь из скипидара и нашего нового сокровища — каменноугольной пыли, побочного продукта коксования, обладающей чудовищной калорийностью. Чтобы эта адская паста горела не просто жарко, а взрывообразно, даже при недостатке кислорода, я решил добавить в нее окислитель — мелко перетертую селитру. По сути, эта внутренняя камера была твердотопливным ракетным двигателем в тонком металлическом кожухе.

Вторая камера, внешняя, окружала первую и была заполнена легковоспламеняющимся хлебным спиртом. Его задача была не столько гореть, сколько создать первичное облако, носитель для основного заряда.

Принцип действия был прост и дьявольски эффективен.

Сперва инициирующий заряд из бездымного пороха поджигал топливо во внутренней камере.

За сотую долю секунды эта камера превращалась в раскаленный добела реактивный двигатель. Реактивная струя из горящих газов и расплавленной каменноугольной пыли с чудовищной силой пробивала тонкую стенку между камерами. Этот раскаленный факел мгновенно испарял спирт и с огромной скоростью распылял его вместе с частицами горящего угля, создавая обширное, идеально перемешанное топливо-воздушное облако.

И наконец — детонация. Это облако, уже горящее и расширяющееся, само по себе было оружием, затекающим в каждую щель, люк и орудийный порт. А через мгновение, когда концентрация топлива и воздуха достигала идеальной пропорции, происходил основной, объемный взрыв.

Я создавал «Дыхание Дьявола — 2.0». Я создавал управляемый огненный шторм. Ему не нужно было пробивать броню. Он окутал бы корабль, сварив заживо все на палубе, а последующая ударная волна, усиленная детонацией паров внутри корпуса, просто разорвала бы его на части.

Против такого оружия их четырехдюймовая броня — бесполезная консервная банка. Они построили черепаху с непробиваемым панцирем. А я придумал, как вскрыть ее, словно устрицу, и поджарить содержимое.