Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 18

— Нет, корабля взводу так и не выделили. Дальше стрельбища не уходили. Давай-ка ты сначала расскажи. У тебя важнее.

— Ладно…

…Она рассказывает о прошедшей сделке и будущем ремонте камина, заново описывает дом на улице Зак. Про дом Верн уже слышал не раз, сделка готовилась долго, имелись и иные варианты покупок, их обсуждали. Для Анн это важнейшее событие, теперь она имеет шанс остаться в столице навсегда. Конечно, гарантии нет, придется еще много хитрить и давать уйму взяток. Но сделан очень важный шаг. И для Верна, конечно, тоже. Можно будет регулярно видеться. Хотя курсант Верн очень скоро перестанет быть курсантом, и неминуемо уедет служить. Но в столице гораздо проще встретиться, по сути, предлог даже и искать не надо.

— Через год оформлю торговый патент. Видимо, это будет «Лавка массажных кремов и принадлежностей», в этом деле серьезных специалистов все равно нет, особо меня проверять и некому, — шепчет Анн. — К этому времени у тебя уже формально скопится какая-то сумма от жалования, войдешь «деловым партнером». Вполне правдоподобно.

— До этого момента еще уйма времени, — напоминает Верн.

— Ничего. Главное, не сунь свою голову куда не надо. Помни, что ты учился на офицера, а не на лихого дурака.

— Сама-то.… Бегать по городу с почти тысячей марок в сумке — не лучшая затея. Нужно было взять охрану.

— Где? Нанимать не самых надежных людей — риск. С ними-то и наверняка засыплешься. Это Хамбур, милый.

— Мам, тебе нужен настоящий любовник. Надежный.

Мать и сын смотрят друг на друга. Сейчас разница в шестнадцать лет не имеет особого значения. Верн знает, что вот эта чертовски недоверчивая женщина доверяет только ему. Да, Анна Драй-Фир обладает тысячей достоинств, и грех женского простодушия она изжила давным-давно. Если она вообще имела подобную слабость даже в детстве.

— Где же его взять. «Настоящий любовник» в наши-то времена… — вздыхает Анн.

— Перестань. Ты — женщина, великолепная во всех отношениях. Тебя переоценить невозможно. Разве что со статусом крови чуть промахнулась. Но тебе же и не нужен для настоящей поддержки истинный дойч.

— Упаси меня боги, только этого не хватало. Мне и халь-дойч абсолютно не к месту. Тут дело не в статусе крови, сдери ей башку. Дело в честности отношений. Это весьма редкое сокровище, милый.

— Еще бы! Но ты же не станешь слепо прыгать головой на камни. Осторожно, с тщательной разведкой, ведя пристальное наблюдение за объектом…

Анн улыбается, закидывает ногу на ногу, одним изящным движением оправляет подол платья (вот откуда такая манера у пусть удивительной, но всего лишь медицинен-сестры?), шепчет:

— Приятно видеть, что ты подходишь к делу с правильной и хорошо подготовленной стороны. Надеюсь, не забудешь об этом и в нужный момент. В нужный для себя. Что касается меня, то шансы попросту ничтожны. У меня есть ты, есть еще один человек, которому я весьма доверяю. Найти третьего, даже отдаленно достойного — это какой же немыслимой должна быть у меня удача? Нет, я, безусловно, любимица богов, но не настолько.

— Гм, ну шанс-то всегда остается. Тебе стоит присматриваться, — Верн слегка поколебался, но все-таки уточнил. — А этот парень? Он не дотягивает? До полностью «настоящего и доверенного»?

Мама молчит. Довольно долго. А потом ее голос становится почти неслышным:

— Наоборот. Он намного умнее меня и абсолютно надежен. Я знаю его с детства. Могла бы называть его отцом. Но не захотела. Возможно, тебе об этом совершенно незачем знать. Но возможно, и наоборот.

Верн молчит, потом закрывает рот, еще слегка осмысливает сказанное, и шепчет:

— Я это… шокирован. Так, кажется, называется. А этот парень, он, случайно не…

— Твой отец по крови? Вот еще, ерунда какая. Кровь тебе дал чистый дойч, никаких подделок. Я тогда была юна, простодушна, даже мысли не имела насчет фальшивых АЧС-жетонов. Хотела верно и точно исполнить свой долг-ленд. Что и сделала. А глупость параллельно шла.

Мать и сын смотрят друг на друга.

«Глупость» — это он, Халльт Верн 9945. Вернее, не сам по себе данный курсант, а то, что он знает свою мать, а она знает его. Уже уйму-уйму лет знает, всегда знал.

Верн в курсе некоторых подробностей, но все равно не понимает, как она умудрилась. Совершеннейшая девчонка, первый долг-ленд, да еще с ее хрупким телосложением. Как вообще в Киндер-палац можно выведать номер новорожденного? Это же строжайшая государственно-гражданская тайна. И потом… Умудриться остаться в Медхеншуле, подруливать своим служебным распределением, интриговать, добиваться цели, которая не дает ни малейших денег и положения, всегда оставаться где-то рядом. Это какой талант у мамы? Все эти хитроумные шпионы вездесущих тресго, коварные внутренние заговорщики и мятежники, за которыми вечно охотиться «геста», они рядом с мамой и не стояли.

— Ничего особенного, — шепчет догадливая мама. — Просто это редкое преступление, никому не приходит в голову подобные злоумышления подозревать и отслеживать. Может, я вообще одна такая. Слишком поздно попала в столицу, слишком хорошо помню Холмы.

— Да, с этим мне здорово повезло, — признает Верн. — Ну, ты хоть сейчас будь осторожна. Главное-то сделано.

— Это верно, сдери ему башку. Буду аккуратнее. Слушай, закупорь бутылку, шнапс выдыхается.

Верн лихо, по-армейски, вбивает пробку в горлышко, возвращает бутылку на стол. Но любопытство не дает покоя.

— Мам, а он вообще кто такой — этот твой парень?

— Рассказывать не буду, это явно лишнее, — шепчет мама, явно хочет что-то добавить, но останавливается.

Оказаться в «геста» рискует каждый эстерштайнец, языки в тайной службе развязывать умеют, там расскажешь всё, ну, или почти всё. Это данностью живут все, а уж люди, нарушающие закон, помнят о «гесте» каждую минуту и лишнего не болтают.

— Я не про его имя и должность. Просто интересно — какой характером и вообще. Тебе понравиться — это нужно быть незаурядным мужчиной.

Мама улыбается:

— Он — псих. Исключительно молчаливый и умный. Но псих. Ему бы тоже было интересно на тебя взглянуть. Я обдумывала, как это можно сделать, но не придумала.

— О! Ты и не придумала⁈ Это почему?

— У вас жизнь абсолютно не пересекающаяся. Вы похожи на уши — левое и правое — в сущности, эти органы живут совсем рядом, но увидеть друг друга им не дано. Разве что путем решительного отсечения.

— У тебя чрезвычайно анатомическое чувство юмора.

— Видимо, правильно говорить «анатомичное». Хотя я не уверена. Впрочем, не важно. Выдастся случай, я вас обязательно познакомлю. Но это вряд ли. Нужен очень-очень странный случай.

— Ладно. А вы не думали… ну, обосноваться вместе? Видимо, это в принципе как-то возможно.

— Вряд ли.

— Почему?

Мама засмеялась:

— Вот, сдери нам башку, какой ты сегодня любознательный. Лучше расскажи про училище.

— Сейчас расскажу. Но ты все же ответь. Почему ты не хочешь с ним жить? Все же у тебя возраст, рядом было бы надежнее.

— Боги, не будь таким наивным. Что особо надежного в близости двух преступных психов? Но дело даже не в этом. Он не хочет.

— Он⁈ Не хочет жить с тобой⁈

— Милый, жизнь сложнее, чем ты представляешь. Намного. Этот «парень» опытен. По сути, я для него девчушка. Вот как ты для меня. Правда, поскольку он мне точно не отец, это не мешает нам иногда славно развлекаться. Но я ему не пара, да он и не может себе позволить. Нет, не буду объяснять. И так много наболтала.

— Ладно. Я все равно ничего не понял. Вернее, понял, что совершенно не понимаю изрядную часть жизни Хамбура.

— Это верно. Давай рассказывай, о чем знаешь.

Верн рассказывал об училище. Всякие стрельбы и получение новых экспериментальных образцов кирас маму не особо интересовали, вот про сокурсников выспрашивала с интересом. Собственно, она знала почти всех курсантов и офицеров училища. Некоторых даже видела и узнавала в городе.

В малом возрасте Верн не сразу понял, отчего фрау-мама так тщательно переспрашивает и просит заново рассказать о событиях и товарищах по классу. Наверное, только лет в десять осознал — она учит видеть, замечать и запоминать. И учит скрывать, что ты очень многое видишь, замечаешь и помнишь. Насколько это полезное и редкое умение, оценил, лишь поступая в училище.