Кобчик (СИ) - "Alchy" - Страница 7

— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения…

Пища богов! Сюда бы специй чутка или хотя бы бульонного кубика покрошить, и вообще жить можно. После завтрака, пока Аксинья так же деловита прибирала со стола остатки трапезы, пользуясь снизошедшим на всех благодушием — стал расспрашивать Демьяна о их житье-бытье, стараясь не слишком высказать свою неосведомленность и незнание существующих реалий. Особенно меня смущало наличие «гошпиталя» в конце восемнадцатого века на Урале, да ещё и врач с русским именем и отчеством. Плюс богадельня, упомянутая Аксиньей — заинтересовала…

Демьян мое любопытство удовлетворил в полной мере, на пару с не упускающей добавить подробностей Аксиньей — никакой развитой социальной программой, как я поначалу подумал, здесь и не пахло. Богадельня в этом времени заменяет пенсионный фонд, хоспис и центр реабилитации для лиц без определенного места жительства и попавших в трудную ситуацию вместе взятые. Прибежище в ней находят в основном те, у кого совсем больше нет никакого выхода и родных, способных о них позаботиться. Пенсий по выработке трудового стажа нет и в помине, не говоря уже про пособия различные, вроде компенсации по утере кормильца или больничного. Сразу по другому вспомнил прежде не очень любимую мной социальную систему развивающегося капитализма, которая, впрочем — досталась нам по наследству вместе с развалившимся СССР.

А «гошпиталь» здешний — частная инициатива лекаря Антона Сергеича, который здесь обретается при самом Илларионе Ивановиче, главном заводчике. Пользует семейство Лугинина, занимается частной практикой среди немногочисленной обеспеченной «благородной» публики, а «гошпиталь» — для души и самообразования. Тренируется на рабочих и крестьянах, как я понял, особенно после того, как Демьян похвалился, что у них и мертвецкая есть, где изучают анатомию. Предлагал мне её с энтузиазмом показать, на что я пока отказался.

Аксинья сирота, в богадельне она как прислуга за всё и помимо этого — помогает в «гошпитале» Антону Сергеичу, на пару с Демьяном. Тянет всё это на себе из нежелания идти в монастырь. И он, и она — величаются фельдшерами. А Демьян, к моему изумлению — оказался из отставных солдат, и возраст у него уже под полтинник. Совсем по другому уже взглянул на него, зацепившись взглядом за отсутствие трех пальцев на левой руке. А когда после моего любопытства, где он воевал и как — Демьян лишь вздохнул и отговорился:

— Где мы только не были, немчик, и с кем только не бились… И с вашим братом приходилось ратиться. Только ведь жизнь солдатская, это не бои и сражения, а дорога постоянная, муштра да смотры…

Сразу все мои недавние сожаления о своей судьбинушке горькой и несправедливой померкли. Ну а Демьян, даже несмотря на то, что стучит попу — человечише!

Аксинья, видно что с сожалением — вынужденна была нас покинуть, а человечище достал из печи чугунок с водой, макнул туда палец, с сожалением заметил что вода чуть теплая и скомандовал мне готовиться к бритью наголо, по распоряжению лекаря. И тут же принялся вымогать копейку, хитро прищурившись заметив, что будет брить меня без мыла, если бесплатно. Поглядев на вытащенную им опасную бритву и жалкий обмылок, завернутый в тряпицу — не просто согласился на копейку, а предложил больше, попросив пока кредитовать меня, до вступления в права на отцовское наследство.

Почесав ещё раз зудевший колтун на голове — без сожаления согласился на процедуру.Условием поставил покупку водки, для дезинфекции после бритья, и протирки бритвы перед. Термин водка не вызвал никакого недопонимания, несмотря на то, что Менделеева ещё и в помине нет. Однако вместо водки он мне хлебное вино предлагал приобрести, пришли к согласию, что пусть несет и то, и другое — проверим что лучше. Демьян посчитав свои накопления и видя мою готовность не экономить — предложил ради такого дела растопить вне очереди печку, нагреть воды и помыться после бритья. Задавать глупые вопросы не стал, вспомнил бабушкины рассказы, как раньше мылись дома в печи и сопоставив её размеры со своими габаритами — дал карт-бланш на все покупки, попросив мыла прикупить нормальный кусок, а то и два, если хватит наличности. Демьян, воодушевленный таким взаимопониманием — ушел в лавку (предварительно растопив печку по быстрому и пару чугунов повместительней заполнив водой и на плиту поставив), сказав на прощание, чтоб я никуда дальше двора не выходил. Карантин-с, назначенный врачом, недельный…

Да уж, есть из одного котелка со мной им карантин не помешал. А я, чтоб не терять время — развернул узелок со своими вещами, не переставая радоваться тому, что жизнь налаживается. Отсутствие нормальных трусов настроения не испортили — их вполне заменяли, даже не знаю как их назвать, пусть будут кальсоны. Всё с завязками, про резинки придется забыть надолго, если не навсегда. А вот прорезать ширинку, и обметать края — вполне под силам и мне самому, не привлекая других. А то пока развяжешь все эти шнурки многочисленные — обоссаться можно. Облачаться в чистое бельё пока не стал, дожидаясь обещанного Демьяном внеурочного банного дня.

Скрипнула входная дверь, но вместо Демьяна зашел незнакомый господин. Шуба роскошная и общий представительный вид, особенно гладко выбритое лицо — ясно указывали на это. Ну и приветствие с порога не оставили сомнений в том, кто это явился:

— Гутен таг, херр Герман Фальке!

Дальнейшее продолжение фразы по немецки я не понял, поэтому сразу поспешил уладить возникшее недоразумение:

— Добрый день, Антон Сергеевич! К сожалению, родным языком владею не очень, родной батюшка предпочитал, чтоб я учил русский, раз уж нашей новой родиной стала Россия. Я вообще после перенесённых тягот задумался о переходе в православную веру. Ещё немного знаю английский, ду ю спик инглиш?

— Соболезную о скоропостижной кончине вашего фатера! — Во взгляде доктора промелькнуло удивление, которое впрочем, тут же сменилось профессиональным интересом. — Какой же немец в здравом уме захочет в России в православие перейти? Как вы себя чувствуете, херр Фальке?

Как бы он меня в психушку не определил, если они тут есть. Должны быть, куда-то же они своих сумасшедших пристраивают. Надо сбавить обороты.

— Ещё не совсем оправился, Антон Сергеевич. Впрочем, о переходе в православие я только раздумываю, оставшись без родителя. — И чтоб отвлечь внимание от всех несуразностей, которые могли возбудить совсем ненужный мне интерес со стороны лекаря, перевёл разговор. — К слову, что за недуг, который свел в могилу моего батюшку и чуть не лишил меня жизни, нас постиг?

Что-то не то я говорю и не так, судя по удивлению лекаря! Ладно хоть вопрос по его профилю пришелся кстати — сразу начал сыпать латинскими терминами, перечисляя, чем мы точно не болели. Оспу и чуму он отмел сразу, под конец признавшись, что подозревает либо острое пищевое отравление на одном из постоялых дворов, но не исключая при этом и неведомой медицине заразе, поэтому и настаивает на карантине. Затем приказал мне разоблачиться, ощупал меня со всех сторон и даже прослушал дыхание, без всякого опасения приложив ухо к моей груди. Я и раньше к врачам со всем уважением относился, сейчас же вообще преисполнился, осознав какой ценой (и скольким жертвам и лишений со стороны врачей безымянных) известная мне медицина стала таковой…

— Зер гут, зер гут!