Кобчик (СИ) - "Alchy" - Страница 13

Прохор же, медленно идя на поправку — удивлял своей волей к жизни и оптимизмом. Радовался тому, что остался жив, строил планы на будущее и уже периодически пытался заняться общественно-полезным трудом. Так просил у меня нож, я грешным делом подумал, что он счеты с жизнью свести хочет, не желая оказаться обузой для близких, а оказалось — решил ложку выстругать, причем для меня. Отблагодарить, так сказать, Демьян ему проговорился, выложив пациенту о моей роли в его спасении. Пришлось давить авторитетом, чтоб унялся пока, у него рана ещё заживает, перевязки надо делать каждый день. А он порывается то лапти плести, то ложки резать, то ещё каким-нибудь народно-прикладным творчеством заняться, антисанитарию развести…

По поводу моего дальнейшего статуса разговора не было, Антон Сергеевич на мой вопрос, где же упомянутый мой соотечественник Отто, интересующийся моей судьбой даже удивился:

— Карантин же у вас до понедельника, херр Герман!

Действительно, чего это я — орднунг убер аллес!

Двор от сугробов я очистил полностью, вместо привычной лопаты для снега воспользовавшись её жалким подобием, принесенной Демьяном. Тоже деревянной, но больше похожей на штыковую из нашего времени, как признался Демьян — предназначенная для зерна. Фанера здесь была пока неизвестна, так что ещё одна из бесчисленных идей легла в копилку. Ну а на дворе стало просторно, упражнения со своим учителям сабельного боя — каждый день проводили.

Лекарь по моей просьбе — принес книгу, так что я сейчас читал «Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина» Дефо и практиковался в правописании, изводя не дешевую бумагу, под негромкое ворчание Демьяна. В общем, настраивался на окончание карантина и выход из гошпиталя серьёзно, не пребывая в лености и праздности, и всерьёз подумывал, что можно сделать с освещением — хоть керосинку на коленке делай, если не хочу зрение посадить, читая при свечах…

Глава 6

Глава 6.

В понедельник Демьян, предупрежденный загодя с вечера — разбудил меня пораньше. Наскоро умылся, почистил зубы под уж привычный утренний перезвон колоколов и кивнул головой старому солдату (сорок четыре года стукнуло Демьяну):

— Ну пошли?

— Погодь, барин, — Демьян полез под лавку, выудил оттуда пару сапог и протянул мне. — Вот так-то лучше будет, чай в церкву идем!

— Это что, — удивился я, переводя взгляд на родные лапти, скорее даже на «Мерседес» в мире лаптей: с кожаной подошвой и подобием стельки из грубо свалянного войлока и вместо лыка сплетенных из кожи. — ты хочешь сказать, что у меня сапоги были, а я тут в лаптях ковылял?

— Расточительство это, в юфти по двору ходить, лапти в самый раз. — Наставительно проворчал Демьян. — Кто вас тут видит в лаптях-то. А про сапоги, нешто, опять запамятовали?

Спорить с этим скопидомом не стал, еле втискивая ноги в портянках в «новые» сапоги. То ли выросли ноги так, пока болел, то ли мой немец предпочитал носки, которые меня совсем не впечатлили — отдал их Демьяну. Вот ещё одна статья расходов нарисовалась: обувь и одежда, гардероб придется менять под свой вкус. А цены на одежду и обувь сейчас кусаются, мои шмотки если продать по нормальной цене — можно домик в деревне купить и скотиной обзавестись, как меня тот же Демьян просветил. Издержки кустарной мануфактуры, про ширпотреб и массовое производство в России ещё речи нет.

Сегодня у меня конец карантина, лекарь ещё вчера дал добро на свободный выход в поселок и после обеда вместе с ним идем на завод — к Отто. Будет Антон Сергеевич переводчиком в разговоре с «моим соотечественником». Ну а до обеда у меня свои планы и сейчас — посещение церкви. Демьян вчера, услышав о моем желании вместе с ним пойти на утренне богослужение — поскреб в затылке, засомневавшись:

— Ты ведь барин лютеранской веры, али католической? Энто у батюшки надо спросить позволено ли на богослужение…

— Бог один, Демьян! — Я потрогал приготовленные на этот случай пять рублей серебром в отдельном кармане. — А Никанор ваш вполне вменяемый батюшка, вот увидишь, ещё все наши начинания благословит и освятит!

Не на шутку раззадорил любопытство Демьяна о неких планируемых начинаниях, да так что он весь вечер крутился вокруг меня, но на все заходы и вопросы пока получил один ответ:

— Всему своё время!

Я ещё и сам не знаю, с чего начну, но начну обязательно! Пусть стартовый капитал пока смешон, зато есть идеи и их техническое решение, сейчас самое главное — кадры. И Демьян один из тех людей, что мне пригодятся. Он даже грамоте оказался обучен — прочитанный мной роман о Робинзоне Крузо сейчас читает, сопровождая прочитанное язвительными комментариями. В основном — недоволен количеством роялей, выпавших на долю моряка. А я смотрел на склонившегося над книгой Демьяна и размышлял, не вдарить ли по почтенной и неискушенной публике приключенческим романом, за авторством вот этого солдата в отставке? Ладно, эту идею пока придержу, до установления более доверительных отношений, а там долгими зимними вечерами напишу чего-нибудь, на основе воспоминаний Демьяна о солдатчине…

По примеру сопровождающего — перед входом троекратно перекрестился, сняв шапку и вместе прошли в храм, где наши пути разделились. Сословное общество во всей красе: чистая публика отдельно, смерды в стороне. А работники завода — на работах, для них утренний звон церковных колоколов — как заводской гудок. Я протиснулся поближе к Антону Сергеевичу, раскланялись церемонно и он шепнул с улыбкой:

— Ваше появление, херр Фальке, вызвало интерес у достопочтенной публики. Дворян у нас мало, больше купцов и чиновников при заводе, так что ждите интереса со стороны общества, сами понимаете — развлечений в нашем медвежьем углу мало…

Это я уже и сам заметил, без пояснений. Собравшие перешептывались, бесцеремонно меня разглядывая, а две довольно симпатичные девицы рядом — строили мне глазки, мило улыбаясь. Ещё духота в церкви, я вспомнил свой внешний вид, который пока видел лишь как отражение в воде, с досадой сразу же обратив внимание на некую лопоухость, что ещё больше подчеркивала наголо обритая голова и смутился окончательно. До предательски загоревших мочек этих самых лопоухих ушей.

Девицы, строившие мне глазки — синхронно прыснули в ладошки, о чем-то пошептались и принялись стрелять в меня глазами с утроенной силой, не забывая улыбаться и делать вид, что и сами смущенны не меньше моего. Вот ведь чертовки! И это в храме господнем! Смутили меня на ровном месте до того, что пришлось отвернуться и сделать вид, что поглощён изучением иконостаса.

Да что это со мной происходит⁈ И тут же пришел ответ, в виде переделанного стихотворения из детства: «Как я рад, как я рад, здравствуй снова, пубертат!» Против физиологии не попрешь, а мой организм — это тело подростка, которому ещё и шестнадцати не исполнилось. Тут весь накопленный жизненный опыт бессилен, когда гормоны с головой захлестывают. Надо в оба смотреть, а то моргнуть не успеешь, как уже тащишь одну из этих смешливых девиц под венец…

Вся торжественность заутрени пошла коту под хвост, ориентируясь на лекаря — я крестился и кланялся, а голову заполняли отнюдь не благостные мысли, а самые что ни на есть греховные. Едва закончилась служба и народ потянулся на выход, с облегчением оживленно переговариваясь — я позорно сбежал, протискиваясь к Никанору, подальше от девиц этих. Только кивнув на прощание напомнившему мне Антону Сергеевичу: