Седина в бороду, Босс… вразнос! - Трофимова Любовь - Страница 2

Первый год Саша был примерным карапузом, и муж убедил меня не откладывать появление второго ребёнка. Взвесив все за и против, я решила отстреляться одним долгим, но не разрывным декретом, а в итоге осела дома на целые семь лет.

Для полного комплекта мечтала о дочке, но, когда родился Владимир Ильич, муж успокоил меня, что со временем сыновья станут лучшими друзьями, а о третьем малыше мы можем подумать чуть позже.

Друзьями?! Три раза истеричное Ха! Эти чертенята одинаково успешно воевали до синяков и кровавых укусов и мгновенно объединялись, если дело попахивало родительским гневом. Муженёк благополучно скрывался от этого пиздеца на работе, а я… Постепенно привыкла и даже втянулась, радуясь индивидуальности и взрывному темпераменту сыновей.

Весело! Примерно так я могла охарактеризовать свой декрет, если упустить с трудом сдерживаемый трёхэтажный мат и не очень приличные сравнения моего опыта в материнстве. Но назад не родишь, а из двух полуфабрикатов человека требовалось сообразить что-то более или менее приемлемое в обществе.

Проблемы появились чуть позже, когда мы сменили несколько садиков для Саши, а потом попытались пристроить в дошкольное учреждение Вову.

Воспитатели вешались и бонусом приобретали раннюю седину и нервный тик, психологи крестились и тактично слали нас к специалисту «поопытнее», логопеды начинали заикаться и путать буквы, чужие дети шарахались, родители скандалили.

Устав от этой катавасии, муж развёл руками, а я забрала сыновей домой и посвятила себя их воспитанию в круглосуточном режиме без отпусков, больничных и выходных.

Что имеем в итоге? Дети счастливы, муж доволен, а я… Я превратилась в располневшее нечто и напрочь забыла, что такое любовь к себе. Белка в колесе, – да-да, именно так я себя видела. Очумевшая, измотанная, облезлая белка, несущаяся по кругу с высунутым языком. Зато нервы закалила на славу.

– Ириска, глянь, что я нашла, – выдёргивая меня из потока сумбурных мыслей, окликнула мама и, продемонстрировав нечто цветастое и украшенное рюшечками, заворковала: – Только посмотри, какое миленькое платьице. Твой Илюша с ума сойдёт.

– Ага, всенепременно сойдёт, – пытаясь не скривиться, буркнула я и, заметив на мамином лице досаду, поспешила исправиться: – От счастья, не иначе. А то я всё в джинсах да толстовках, а тут… такая кхм-м… красотень.

– Тебе вечно не угодишь, – раскусив меня с полпинка, заворчала мама и, вернув плечики с платьем на место, достала очередную «красоту», продолжая расхваливать: – А вот это? Красное, яркое, в горошек. А какая манящая вставочка на груди.

– Матрёшка на выгуле, – констатировала я, а мама вздёрнула одну бровь и вздохнула.

– Может, тогда чулочки, юбочку покороче и блузочку попрозрачнее? – в мамином голосе уже слышалась угроза.

– Мамуль, давай я сама, а, – взмолилась я, понимая, что придётся пойти на небольшие жертвы, чтобы ускользнуть отсюда без хвостика из двух чертенят.

Проблемы с мужем и угрозу нашему браку я придумала на ходу, хотя с Ильёй мы действительно последнее время заметно отдалились. Но на встречу с ним я хотела явиться во всеоружии. Последнее время он пропадал на работе допоздна, оправдываясь авралом и предновогодним ажиотажем в нашей нише.

Я охотно верила, понимая, что накануне главного праздника в году большинство девушек и женщин старались не только навести красоту, но и затариться косметическими подарками для своих подруг и родственниц.

Новый год я хотела встретить в кругу семьи, и желательно не с полутрупом своего вусмерть уработавшегося мужа, и поэтому решила облегчить ему нагрузку и помочь разгрести основные задачи.

Собиралась явиться в офис без предупреждения и включиться в работу, по которой соскучилась не меньше, чем по мужу. Предупреждать не стала, даже не сомневаясь, что Илья по достоинству оценит мою самоотверженность, заботу и… любовь.

ГЛАВА 3

Ирина

Мама постаралась на славу, превратив меня в подобие дамы неопределённого возраста, всем своим видом сигнализирующей о женском отчаянии и нерастраченном либидо.

Она правда старалась, но сказать родительнице о своих впечатлениях у меня язык не повернулся. О, этот начёс и виртуозно закрученный пучок! Помню, как мама исполняла нечто подобное для образа школьной учительницы, то есть для себя.

А эта малиновая помада, при определённом освещении отливающая фиолетовым. М-м, красота!

Ох, а эти брови, дорисованные и напоминающие нечто… Хм-м, лучше не сравнивать, иначе рискую приобрести психологическую травму. Хорошо хоть мама не умудрилась их соединить на стыке едва заметного залома на межбровье.

– Не хмурься, вон уже морщинки лезут, – пихнув меня в плечо, заворчала мама и, уперев руки в бока, вкрадчиво поинтересовалась: – Нравится? Я очень старалась, да и косметика столько лет лежит. Не выбрасывать же.

– Мама, а сколько лет она у тебя лежит? – стараясь сдержать эмоции «восторга», уточнила я и, боясь моргнуть, намекнула: – Меня не обсыпет? Как же сроки годности?

– Да ну, ерунда всё это, – отмахнулась мама и, поспешно пряча все свои тюбики и баночки, фыркнула: – Не воняет, значит, можно пользоваться. Да и прошло года три, не больше. Когда на пенсию вышла, почти перестала краситься.

Проанализировав услышанное, я невольно потянулась рукой к лицу, но вовремя себя одёрнула. Мне уже казалось, что под плотной маской дешёвой тоналки кожа стонет в предсмертных судорогах, а ресницы, напоминающие паучьи лапки, грозят отвалиться.

– Я же тебе дарила дорогущую и брендовую, – округлив глаза, хмыкнула я, а мама смутилась.

– Бренды-шмэнды. Ириска, ну зачем мне всё это? Переплачиваем за красивые баночки, а внутри всё одинаковое. Раздарила подругам, а что-то вручила набором моей бывшей начальнице. Она осталась довольна, а я сходила на её юбилей и не ударила в грязь лицом.

– Ну да, ну да… – пробормотала я и, сморщив нос, прерывисто вздохнула: – Зато я сейчас как в грязь лицом окунулась.

– Чего там бормочешь? – прибираясь на туалетном столике, переспросила мама и, пряча плойку в выдвижной ящичек, охнула: – Ой, чуть не забыла! Сейчас мы тебя ещё и украсим.

– Ма-а-ам, может, не стоит, а? – заметив, что именно она достаёт, выдавила я и, криво усмехнувшись, добавила севшим голосом: – Жемчуга – это уже слишком. Да и дорогое… Вдруг потеряю.

– Не спорь, я лучше знаю, – отрезала мама и, достав заветную шкатулочку, многообещающе добавила: – Ещё серьги и браслет наденешь.

Нет, маму я не винила. Гиперопека и условная игра в «дочки-матери» догнала мою родительницу уже в зрелом возрасте. Но уж догнала, так догнала. Поначалу я психовала и дёргалась, а потом поняла, как нелегко ей пришлось.

Отец испарился из семьи и моей жизни, когда я пошла в первый класс. Как любой ребёнок, я искала причины в себе, старалась хорошо учиться и быть примерной девочкой. Да-да, мама не могла нарадоваться моему послушанию и прилежности, но реальной причины не знала до сих пор.

После развода ей пришлось забыть о своих мечтах и амбициях. В первую очередь, она посвятила всю себя моему воспитанию, а в первую очередь содержанию. Разменяв купленную в браке квартиру на скромную однушку, мама растила меня почти в спартанских условиях и, помимо основной работы в школе, хваталась за любую возможность подзаработать.

Так, вечерами я делала уроки на кухне, а в соседней комнате мама подтягивала учеников сразу по нескольким предметам. За репетиторство платили неплохие деньги, но она всегда боялась уйти из школы и упахивалась, порой работая и по выходным.

Зато при поступлении я не знала проблем и не задавалась вопросом, чем буду оплачивать своё обучение, если не пробьюсь на бюджет. Но я же хорошая девочка. Пробилась, конечно же!

А скоплённые деньги мама добавила к вырученным за крохотную однушку, влезла в ипотеку, и мы переехали поближе к центру в жилье попросторнее.

Лишь став мамой, я поняла, каково это – нести ответственность за чадо, благо в родительстве я барахталась не в одиночку.