Ода Смятения (СИ) - Злобин Михаил - Страница 23

— Вот! Это он! — безошибочно ткнул пальцем свидетель, указывая на фото с предполагаемым виновником уничтожения гаража.

— Допустим… а здесь узнаёте кого-нибудь? — на стол легло ещё три листа с архивными фотографиями подозреваемых.

— Да, вот этот! — Валерий из предложенных вариантов выбрал именно распечатку с физиономией афериста.

— Уверены?

— Абсолютно! На фотографии он, конечно, моложе выглядит. Но всё же.

— Хех, ну вот, Петро, и наш загадочный диверсант. Знакомься, Александр Горюнов.

— Угу. И летун космический вдобавок. Сам-то слышишь этот бред, Женя? — поморщился Игнатович. — Ты Шерлока Холмса пересмотрел?

— Никакой не бред! Ты на юрфаке учился, или где? Принцип множественных доказательств? Принцип взаимосвязанности улик? Нет? Ничего не отзывается в памяти? Гляди: три свидетеля с идентичными показаниями. Два эпизода, связанные со взрывами и криминалом. И один единственный подозреваемый, засветившийся и там, и там. Лучше зацепок у нас уже не будет! Так что, считай, нам фортануло необычайно! Ну как победителям лотереи! Надо бежать к полковнику с докладом, пока нас никто не опередил! А после — найдём Горюнова, допросим, и от этого уже будем плясать. Узнаем, как этот Копперфильд летать научился.

Рассвет застал меня неподвижно сидящим на краю постели. Ночью мне являлись какие-то бредовые видения. Будто бы Одион нор Адамастро трапезничает за столом с погибшими Безликими братьями. Румяный Нест о чём-то увлечённо рассказывает и излишне активно жестикулирует, едва не роняя посуду. Появляется молодая служанка Улька и, сияя слегка смущенной улыбкой, подливает мужчинам вино. Мои товарищи из Сарьенского полка тоже здесь. Хлопают друг друга по спинам и хохочут. Затем к застолью присоединяются Старый и Витя. Их приветствуют, вскидывая кубки, и усаживают на свободные места. Телохранители легко вливаются в компанию озарённых, не демонстрируя неловкости. Но меня никто из них не замечает.

Я смотрю в их лица, и ощущаю, как тоска холодной пятернёй стискивает горло. Мне грустно видеть этих людей, ведь смерть каждого из них в той или иной степени тронула меня и оставила шрам на душе.

Затем появляется Веда, несущая на руках пухлощёкого карапуза. Малыш Одион значительно подрос с того дня, когда я видел его в последний раз. Вот только что они забыли здесь, среди мёртвых? Неужели, их тоже…

Не успел я найти подходящего объяснения, как среди пирующих возник Велайд. Отец встал, чтобы обнять младшего сына, и они долго стояли, не разжимая рук. Остальные при этом смущённо отводили взгляды и улыбались. А потом, где-то в абсолютной клубящейся черноте, окружающей застолье, мелькнул бледный силуэт. Брат Ризанта отстранился от Одиона и призывно помахал рукой. В пятно света вышла Насшафа. Она вела себя насторожено, будто хищник, которого голод выгнал из леса к человеческим жилищам. Но никто не проявил к ней враждебности, и абиссалийка успокоилась.

Затем из мрака вышагнули Лиас, Гимран и Исла. Безликие встретили их традиционным салютом, принятым в нашем братстве, и сразу же вручили кубки. А следом за ними объявились мои давние помощники в тёмных делишках — Эрмин и Орвандел.

Всё новые и новые люди присоединялись к странному пиршеству. Все те, кто когда-либо окружал меня в прошлой жизни, где я носил личину молодого аристократа из семейства нор Адамастро. Я же наблюдал за ними издалека, отлично слыша их беседы, но не имея возможности даже приблизиться. А потом вдруг к столу вышла Вайола…

Она была прекрасна, как и всегда. Её появление произвело на мужчин такое впечатление, что они прервали разговоры. И только лишь Насшафа картинно фыркнула, да пихнула локтём в бок Велайда, который тоже без зазрения совести глазел на миларию гран Иземдор.

— Ну что, все здесь? — спросил Одион нор Адамастро.

— Да-а-а! — раздался многоголосый рёв, и десятки кубков взметнулись ввысь.

— Только Ризант задерживается, — произнесла Вайола.

После этих слов все пирующие синхронно повернулись в мою сторону. Туда, где я висел в чернильной пустоте, не имея ни тела, ни голоса.

— Ну, ничего, мы дождёмся его, — философски пожал плечами Нест нор Эльдихсен. — В конце концов, в нашем распоряжении целая вечность, не так ли?

И сразу после этого я рывком вернулся в реальность. Оглядев чуть засаленные обои, покрывающие стены очередной съемной квартирки, я протяжно вздохнул и сел на кровати. Никогда ещё не было столь сильным ощущение, что я в шкуре Александра Горюнова не только бесполезный, но ещё и чужой в родном мире. Что я никому здесь не нужен. Что нахожусь не на своём месте. Какие-то разборки с криминалитетом, мутные подработки, карточные долги, мимолётные интрижки… На что я трачу свою жизнь? Разве этим я должен заниматься, когда во мне нуждаются там?

Сразу всплыли в сознании рассуждения Плисовой: «Струсишь вернуться… и будешь корить себя всю оставшуюся жизнь». Зарычав в бессильной злобе, я швырнул ни в чём не повинную подушку на пол и встал. Расхаживая по комнате словно тигр, запертый в клетке, я бормотал под нос, убеждая самого себя:

— Сашок, ты забыл уже, чего тебе стоили пять лет в том проклятом мире? Снова захотел острых ощущений? Живи и радуйся, дурак! Куда тебя несёт⁈

Но внушение не подействовало. Какая-то часть меня всё ещё рвалась назад. Туда, где человечество вело войну с алавийцами. Остальной разум этому жесточайше сопротивлялся. И такая борьба рвала душу столь нещадно, что периодами дыхание перехватывало. Надо бы попросить у психиатра внеочередной сеанс. Обычно после разговоров с ним мне становится легче…

Рассерженно пнув всю ту же подушку, я вышел на крохотную кухню и заварил себе кофе в турке. Густой и тяжелый аромат заполнил квартиру, соблазняя своим горьким букетом. И с кружкой тёмного напитка я облокотился на подоконник, разглядывая прохожих.

Люди, невзирая на ранний час, уже развили бурную деятельность. Хмурый дворник вовсю махал метлой, сметая в кучку листву и окурки. Другие только спешили на работу. Некоторые флегматично гуляли с хвостатыми четырёхлапыми товарищами и, кажется, никуда не торопились. По тропинке изредка проносились силуэты любителей утренних пробежек, а из подъездов лениво выползали школьники, таща на плечах неподъемные рюкзаки.

Вроде бы всё, как всегда. Но что-то неприятно царапнуло моё внимание, вынуждая насторожиться. Мне потребовалось около десяти секунд, чтобы эфемерное предчувствие оформилось в конкретное подозрение. Что это за люди там крутятся среди прохожих? Подходят ко многим, суют под нос какую-то бумагу, о чём-то выспрашивают.

Улучив момент, я сплёл проекцию «Орлиного взора» — это алавийское заклинание, воздействующее на плотность воздушных слоёв определённым образом. Оно буквально создаёт несколько линз, через которые можно преспокойно разглядывать далёкие предметы, как в подзорную трубу. И благодаря чарам я сумел рассмотреть, что именно изображено на листе, которым подозрительные личности размахивали направо и налево. Это была фотография. Моя фотография.

Мать твою! Да что за невезуха тотальная⁈ И после этого Ваэрис будет говорить, что не имеет отношения к моим проблемам⁈ Да ни за что не поверю!

Кружка с недопитым кофе со звоном отскочила от пола, расплёскивая содержимое, но не разбилась. А я уже стоял в прихожей, спешно натягивая на себя подвернувшуюся одежду. Выскочив в подъезд, я прислушался. Внизу явно кто-то был. До меня донёсся обрывок разговора:

— … этого? Да вроде видел… Он, кажется, у Куличёва на третьем этаже квартиру снял.

— Спасибо за информацию, проверим!

Блин, ну это точно про меня! Надо валить через крышу!

Неслышно переставляя ноги, как алавийцы учили своих лазутчиков, я заторопился вверх по лестнице. Но не издавать звуков — это только половина задачи. Ведь яркое утреннее солнышко, бьющее в стёкла прожектором, никуда не делось. Оно с головой выдавало меня, когда я проходил мимо окон. Моя тень всякий раз вытягивалась тёмным столбом и мелькала между лестничных пролётов, указывая на моё местоположение.