Добытчик (СИ) - Громов Борис Николаевич - Страница 27

Я коротко хохотнул, вспомнив древнюю хохму одного из сослуживцев. Поймав непонимающий взгляд собеседника пояснил.

— Со мной вместе в «Бастионе» один бывалый мужик служил. Так он любил присловье, мол, если два воевавших русских офицера за пятнадцать минут разговора не найдут ни одного общего знакомого, значит один из них — американский шпион.

— Вот-вот, — согласился Николай Николаевич. — Не мир тесен, а слой — тонок. Так я это всё к чему… Есть дело. Как раз для решительного и смелого, того, кто не побоится влезть в опасное место, пострелять мегов и вернуться.

— Мегов? — незнакомый термин резанул слух, я даже от шашлыка отвлекся.

— Ну, да, мегов, — кивнул Николай Николаевич недоуменно, а потом явно сообразил. — Так, книжку, выданную после регистрации, ты, как я понимаю, даже не открывал, да?

Я сделал вид, что вновь сильно увлечен пережевыванием мяса и изобразил рукой в воздухе нечто этакое… эфемерно-неопределенное. И промычал что-то в том же духе.

— Всё понятно, — улыбнулся старик. — Любую инструкцию в России нужно начинать с фразы «Ну что, млядь, сломал⁈» Советую отнестись к вопросу более серьёзно. Там реально написано много толкового и нужного, особенно на первых порах, пока сам не разобрался что к чему. Обобщенный, так сказать, опыт. А «меги» — это зараженные. У нас тут есть из Военно-медицинской академии люди, придумали им наукообразное определение — мегалофаги. По-гречески получается вроде «всё пожирающие». Хотя слышал я за последние дни разные названия: и зомби, и твари, и упыри, и зары… В смысле — зараженные.

Я понятливо кивнул. Тварями, упырями и зомби зараженных и я звал. А «меги» или «зары»… А чего? Тоже вариант. Коротко, понятно и при дамах произнести не стыдно.

— Так вот, — вернулся к главному Николай Николаевич. — Есть дело, которое имеет шансы серьёзно обогатить всех, кто под него подпишется. Но оно… как бы это сформулировать… очень разностороннее…

— Если какой-то криминал — сразу ну его нафиг, — припомнил я «тонкий намёк» давешнего лейтенанта.

— Никакого криминала. Всё в рамках… эээ… новой законности. С точки зрения Уголовного кодекса Российской Федерации моя задумка, конечно, попадает под определение «кража»… Но где теперь УК РФ, а где — нынешние реалии?

— То есть нужно куда-то добраться, взять чужое, а сейчас уже, скорее всего, ничейное имущество, и вернуться?

— Совершенно верно, — кивает Николай Николаевич. — Не буду врать, что поездка будет лёгкой и безопасной, но думаю, что до боя в этом… как его? «Оазисе»? Всё же не дотянет. Скажем так, риск имеется, но умеренный. А вот дивиденды могут быть весьма приличные.

Красиво излагает. Остаётся вопрос: он это всерьёз или в чём-то меня кидает? По-хорошему — оба варианта равновероятны. А значит — будем посмотреть…

— У меня пока что один, но важный вопрос. Почему я?

Николай Николаевич ненадолго замолчал, явно решая, что ответить.

— Ну, во-первых, я доверяю словам Нади. Раз она говорит, что ты смелый и правильный, готовый рискнуть жизнью ради нескольких незнакомцев… Причем, без малейшего намёка на какую-то выгоду для себя… Во-вторых, не буду врать, меня поджимает время. Дело сделать нужно в определенное время. «Дедлайн»* пока ещё не наступил, но неумолимо приближается…

*«Дедлайн» — в широком смысле — крайний срок выполнения какой либо задачи.

— А в третьих? — не удержался от «шпильки» я. — У всех и всегда три причины, три условия, три задания…

— А в-третьих, ты первый, кто спросил не «Сколько заплатите?», — улыбнулся он. — А спросил «Почему я?».

— Ну, пусть так. Тогда начинаем телевикторину «Что? Где? Когда?».

Старик мой намек понимает верно и продолжает.

— Знаешь, Сергей, мне всё же придется зайти немного издалека. Вот тут, вокруг себя, что ты сейчас видишь? Какие у тебя со всем происходящим ассоциации?

Тут уже немного задуматься приходится мне.

— Я пока что не так много увидел, но больше всего напоминает что-то среднее между армейской казармой и лагерем беженцев. Размещают, лечат, кормят. На первых порах бесплатно — всех, после только тех, кто по объективным причинам пользу приносить прямо сейчас не может…

— Детей, больных и стариков, — кивает Николай Николаевич и жестом предлагает мне продолжить.

— Потом или впрягайся в «лямку» и работай на благо общества и тогда талоны на питание и место в казарме или ещё какой общаге тебе обеспечены, либо — «по личному плану», но тогда и еда, и койко-место — за свои кровные. А начнёшь беспределить — повесят. В целом, как временная мера пока люди не разберутся, что к чему — вполне рабочий вариант. Сильно «военный коммунизм» напоминает, но с определенными нюансами вроде вот этого, — я указываю пластмассовой вилкой с надкушенным куском шашлыка на «Тонар» и сидящего за прилавком продавца.

— Согласен, похоже. И по поводу того, что мера эта — очень временная — тоже согласен. И военное руководство этой базы тоже отлично осознает, что долго люди в таком режиме жить не готовы. Году в восьмидесятом, тысяча девятьсот, да под лозунгами про спасение социалистического отечества, которое традиционно — в опасности, и про руководящую роль партии — ещё могло бы и сложиться. Но сейчас… Люди давно привыкли жить совсем иначе. Поэтому и не зажимают военные ни тех, кто хочет своим умом жить, ни таких вот коммерсантов. Помощи особой, правда, тоже не оказывают, мол, решил жить сам по себе — так ради бога, занимайся. Но и палок в колеса тем, у кого получается — тоже не ставят.

— То есть, у нас тут вроде как начало периода НЭПа? — хмыкнул я.

— Можно и так сказать, — улыбается мой собеседник. — И я в этот самый НЭП решил вписаться. Хочу попробовать жить своим умом и своими умениями кормиться.

— В смысле — людей лечить? — я вспомнил, как старик обмолвился о том, что они с Надеждой Семёновной коллеги. — А вы по специальности кто?

— Начинал когда-то хирургом. А последняя должность — главврач больницы. Поэтому и планы у меня несколько более обширные, чем просто «лечить людей». Уже присмотрел в Кронштадте помещение, планирую открыть частную клинику. А то военная медицина… эээ… Я, конечно, со всем уважением, но…

Ну, да, согласен. Сам не так давно вспоминал про две половинки таблетки…

— Словом, хочу открыть полноценную, пусть и не особенно большую, больницу. С максимально возможным спектром услуг. Но для этого кое-что нужно…

— Специалисты нужны, — предположил я. — И врачи разных направлений, и младший медперсонал.

— Всё верно. Нужны люди. Именно поэтому я сейчас не в Кронштадте, а тут. Смотрю, кто прибывает. Кто-то сам, кого-то армейцы привозят. Ищу и предлагаю работу тем, кого сочту подходящими. Ту же Нину Семёновну переманил сходу, она спец от бога. А ещё, Серёжа, нужен человек вроде тебя. Решительный, резкий, с авантюрной жилкой. Чтобы смог снаружи добывать то, чего у меня в больнице нет, но что очень нужно.

— И где брать всё это? — спросил я. — Аппараты УЗИ под кустами не растут.

— Ещё как растут, только кусты нужно знать правильные… А я — один из тех, кто знает.

— Ну, а я вам зачем? Одиночка, про которого ничего толком не известно? Подкиньте адрес армейцам.

— И армейцы заберут себе всё. Сергей, я же не шутил когда сказал: военные никому не мешают жить своим умом. Но и помогать таким самостоятельным не станут. Не справляешься? Значит не нужна тебе самостоятельность, ходи под нами. А хочешь сам по себе — действуй сам по себе.

Что ж, в логике воякам не откажешь. Как говорится «Не хочешь — давай как хочешь, а хочешь — так давай».

— А что касается одиночки, Сергей, то вот это как раз совершенно не обязательное условие. Если б ты был не один, а во главе небольшой группы — было бы ещё лучше. Но и один на первых порах, надеюсь, справишься. Просто у меня, скажем так, сроки горят.

Ого! А вот с этого момента, думаю, господину доктору стоит начать рассказывать поподробнее. В этом духе я и высказался, мол, куда спешим-то? Что горит? Оказалось, что не горит, а вот-вот обесточится. Я и раньше слышал, что у некоторых лекарств очень жестко с условиями хранения: температура, влажность, даже свет на сохранность влияют. И сейчас, получается, на каком-то складе вот-вот «протухнут» несколько холодильных шкафов с вакцинами от всего подряд, от гриппа до брюшного тифа, от гепатита А до столбняка, ну и какое-то количество инсулина. Того самого, без которого очень печально будет диабетикам.