Серебряный Ашолотль - Старобинец Анна - Страница 8

Вадим называет этого «нулевого пациента» из церкви фанатиком, он вообще недолюбливает все, что связано с верой. А я вот к церкви тепло отношусь. И я верю, что наш мир не мог возникнуть сам собой из каких-то атомов и молекул, и люди слишком сложно устроены, чтобы просто произойти от инфузории-туфельки. Кто-то явно нас всех сотворил (непонятно только, зачем Он сотворил вирусы?)!

Не то чтобы я была прямо настоящей, правильной христианкой: посты не соблюдаю, к причастию не хожу. Но в церкви мне всегда как-то очень надежно, уютно. Так жаль, что все церкви сейчас закрыты. Да если бы они и работали – не пошла бы, боюсь заразы. Но зато я заказала два десятка яичек к Пасхе, буду их красить. Обожаю это дело! Я крашу при помощи натуральных ингредиентов: беру веточку укропа, кладу на яйцо, заматываю это дело в капроновый чулок – и варю в дубовой коре. Получается коричневое яичко с белым рисунком в форме веточки, очень красиво!

15.20

Вадик что-то закашлялся. Я сразу паниковать. Но он уверен – это не из-за болезни, а аллергическое. Реакция на химию, которой теперь улицы поливают. Я закрыла форточку – все прошло, и больше не повторялось. Кажется, и правда реакция. Эта штука, которую везде прыскают, действительно плохо пахнет.

17.00

Экстренная новость в социо: ровно через 24 часа, с 17.00 завтрашнего дня, город вводит пропускную систему. Выход из дома только по спецпропускам, спецпропуска выдаются только курьерам доставки, работникам полиции и сотрудникам вирусных центров. Остальные не имеют права покидать место жительства. Вадька злится. А я считаю, все правильно. Жестко, но правильно. Изоляция – единственный способ задавить эпидемию. А жесткие меры – единственный способ заставить всяких безмозглых товарищей сидеть дома.

17.30

Вадик рвется на улицу, но я против категорически! Какая улица, когда он день назад бредил, а я слизь за ним выносила?! Я вообще-то не люблю людей шантажировать, но тут уже просто ситуация за гранью добра и зла получается, человек вообще не соображает, никакого чувства самосохранения, я уж не говорю про ответственность. В общем, я сказала:

– Уйдешь – назад не пущу.

17.40

Ушел.

20.00

Вернулся.

22.00

Предложила Вадику лечь со мной, разрешила даже без маски, раз он уже здоров. Отказался! На диване, говорит, спать удобней, в спальне слишком мягкий матрас. Я заплакала. Он сказал, что это манипуляция.

23.30

Вадик спит. Лоб холодный. Телефон он забыл на тумбочке – обычно кладет под подушку. Сейчас главное не сорваться и не залезть в его телефон. Это будет ошибкой. Этого делать нельзя. Я не лазила в его телефон уже год. И сейчас не буду.

23.40

Ну, конечно. А чего я ждала? Конечно, у него баба. Очередная. Записана как «Машустик». Сердечки ему в социо-мессенджер шлет. И фоточки с голыми сиськами. Спокойной ночи желает. Сучка. Моложе меня. Но грудь у меня лучше. Не буду читать переписку. Тошнит от этих машустиков.

23.50

Ну, вообще супер. Получается, сразу после заявления мэра, в 17.05, она ему написала: «Котик, нас закрывают! Как же я без тебя?!» И десять трагических смайлов. А он: «Сейчас я к тебе приду!» Значит, вот куда побежал, кобель. Я, впрочем, не сомневалась.

23.55

Ой, ну все-таки она совсем дура. Вот что пишет ему в девять вечера: «Котик, я не хочу давить, ты же знаешь. Но надо определиться. Нас закроют завтра. Совсем закроют. Выбирай, с кем ты будешь». И груда сердечек и грустных мордочек. Ответ от Вадика: «Угу. Выберу». Она ему: «Я приму любое твое решение». Ха-ха. Примет она. Как будто и так не понятно. По сухому ответу.

Идиотка ты, Машустик. Мне тебя даже жаль. У тебя нет шансов. Эти котики – они ведь всегда остаются с женами, когда машустики припирают их к стенке. Пока не приперли – конечно, будут мотаться, сердечки слать и во все дыры трахать. Но если надо выбрать – они выбирают жену. Потому что жена, Машустик, это номер один. А ты так – мотылек-однодневка.

Понедельник, 12 апреля

17.00

Не могу поверить. Вадик ушел. Полчаса назад. Не знаю, как дальше жить. Не могу писать. Не могу дышать. Не могу простить. Как он мог. Как он мог. Как он мог. Я совсем одна.

23.30

Все равно не засну. Попробую записать и осмыслить.

Утром завтракали, как обычно. Я приготовила любимую Вадькину глазунью с сыром и помидорами. Я хотела вообще не упоминать, что знаю про его эту сучку, но не удержалась. Скандал никакой не устраивала, вообще была спокойна как танк. Просто процитировала ее сообщение: «Котик, надо определиться. Выбирай, с кем ты будешь».

Он тогда отодвигает тарелку. Встает. Глаза бешеные.

– Ты лазала в мой телефон! В мою личную переписку!

Я спокойно говорю:

– Да.

Он:

– Зачем? Ведь мы же договорились.

Ну и я сорвалась. Стала плакать, кричать, разбила его тарелку, глазунья шмякнулась на пол. Это ты, говорю, договорился, как тебе одному удобно! Эгоист, нарцисс, извращенец, всех вокруг себя хочешь мучать и трахать!

А он мне:

– Тебя послушать, так я просто демон. Прямо инкуб!

– Кто такой инкуб?

Прогугли, говорит, если не знаешь. И смотрит, презрительно так.

А эта твоя, спрашиваю, Машустик – типа образованная? С ней можно про демонов говорить, а со мной тебе скучно, да? Поэтому ты к ней бегаешь?

– Я к ней бегаю, потому что она меня принимает таким, как я есть. Не пытается меня переделать.

Знаешь, Вадик, говорю, я так жить больше не могу! Выбирай, действительно, она или я!

Он ответил:

– Выберу.

И ушел в ванную. Включил душ.

Дальше все как в тумане.

Вышел из ванной. Сверху голый. Полотенце на бедрах. Подошел ко мне вплотную. Обнял. Надюх, прости меня, говорит. Я прижалась к нему. Подумала: Господи, какой он красивый… Как он пахнет, когда потеет… Диким зверем. Мускатным орехом. Кленовыми листьями под дождем.

Переспали. А потом он оделся и говорит:

– Прости, Надюх. Я выбираю ее.

Я пыталась его остановить, унижалась, плакала, угрожала. Он кидал свои вещи в рюкзак – я вытряхивала, орала, что никуда не пойдет. Он сказал:

– Тогда уйду без вещей.

Я спрятала его паспорт. Вот без паспорта, говорю, точно не выйдешь. Сейчас на каждом углу менты караулят.

Пока скандалили, пока он паспорт искал – уже почти пять. А в пять же пропуски вводят – и все, птички в клетках. В общем, он ломанулся к входной двери без вещей и без паспорта, в без четверти пять. Как-нибудь, говорит, дойду, она в соседнем доме живет.

А я дверь загородила собой и говорю: не пущу! Говорю: я этого не заслуживаю! Не смей меня оставлять! Я, пока тебе майки мокрые, все в слизи, меняла, температуру сбивала, корки твои черные отколупывала, продукты закупала и с ложки тебя кормила, была тебе, значит, нужна, – а теперь ты переболел и к ней идешь чистенький?! Не пущу!

А он мне орет:

– Я тебя не просил отколупывать! И жратва твоя, которой ты всю квартиру забила, мне не нужна! Мне нужна свобода!

Он не просил отколупывать! Потрясающе. Можно подумать, он не читал рекомендации в социо: обязательно вытирать с кожи слизь и соскребать корки, не допустить возникновение кокона. Под коконом человек может погибнуть. Это смертельно опасно! Я спасла ему жизнь!

…Надел маску, перчатки. Оттолкнул меня от двери – я чуть не упала. Подскочила к нему, с морды маску сдернула. Ты зачем, кричу, сволочь, маску напялил? Когда я просила – ты не носил! А теперь переболел – и напялил, только чтобы меня позлить! Ты же знаешь, что повторное заражение невозможно и что маски нужны ослабленным и врачам!