Топить в огне бушующем печали. Том 2 - Priest - Страница 11

Господин Нянь, однако, слегка замешкался. Лишь когда старик, открывший дверь, уставился на него, тот скинул плащ и аккуратно сложил у входа, затем снял с шеи металлический обломок и запихал в нагрудный карман рубашки. И только потом встал на колени и, согнувшись, пробрался внутрь. Непонятно было, как он сумел преклонить колени так, чтобы, даже прижавшись к земле, сохранить спину прямой. Ни капли униженности в позе, ни тени благоговейного трепета перед «божеством» на алтаре.

Открывший дверь старик остался крайне недоволен его манерой держаться и холодно хмыкнул. Как только господин Нянь оказался внутри, старик с силой захлопнул за ним дверь.

Шэн Линъюань с любопытством подошел поближе и увидел, что дверь сверху донизу изрезана зловещими узорами.

– Ах, да это же проклятие ядовитых гнойников.

Так называемое проклятие ядовитых гнойников было на самом деле весьма древним магическим построением против расхитителей гробниц. Когда построение закончено, то отворить дверь можно только изнутри, в противном случае незваный гость тут же подвергнется действию проклятия, которое разъест его плоть. Видимо, потому в павильоне всегда приходилось кому-то оставаться, чтобы нести караул и впускать посетителей.

Однако Шэн Линъюань лишь усмехнулся, заносчиво проигнорировал проклятие ядовитых гнойников, приоткрыл дверь и протиснулся боком внутрь. Но стоило ему дотронуться до двери, его горло вдруг рассекло лезвие, и в мгновение ока голова была отсечена от шеи!

Шэн Линъюань ничуть не изменился в лице, словно и не почувствовал боли. Тут же по краям разрубленных костей заструилась черная дымка, останавливая не успевшую даже вытечь кровь и крепко сшивая между собой края раны. Что до смертоносной паутины в дверном проеме, то ее яд не шел с этой черной дымкой ни в какое сравнение. Едва она соприкоснулась с паутиной, как тут же полностью разъела ее, а оба ряда пауков как будто в ступоре застыли на косяке, боясь шелохнуться.

Шэн Линъюань лишился головы – и молниеносно вернул ее на место. Его трюк с отводом глаз не переставал действовать ни на мгновение, и люди в комнате подумали, что, вероятно, дверь попросту притворили неплотно, и ее приоткрыло сквозняком.

Кроме лисицы и господина Няня внутри находилось еще трое-четверо посетителей. Стояла поздняя осень, холодная и сырая, и все они кутались в потрепанные плащи-накидки с капюшонами. Внутри не было ни столов, ни стульев, фигуры в плащах стояли вокруг алтаря на коленях. Все они были людьми, но, как и от лисицы, от них исходил удушливый запах демонов-яо.

Шэн Линъюань вытер с шеи оставшуюся кровь. Лицо его вдруг приняло странное выражение – он разглядел как следует «божество» на алтаре.

«Ни на что не похожим чудищем» оказался его старый знакомец из прежней жизни – заклятый враг времен Великой междоусобицы Девяти провинций, князь демонов-яо Цзю Сюнь.

Люди грубо подражают языку клана демонов-яо и поклоняются их старому князю, сгинувшему не одну тысячу лет назад… Да что с ними не так?

Шэн Линъюань рассеянно слизнул с пальцев кровь и окинул взглядом людей перед алтарем – если бы это происходило три тысячи лет назад, мало того, что они сами были бы разорваны колесницами на площади, но и все девять поколений были бы изведены под корень.

Лисица поднялась с колен и закрыла дверь. По ее спине ни с того ни с сего пробежал холодок, она быстро огляделась, но так ничего и не заметила.

– Господа, здесь так холодно, – не выдержав, посетовала она. – Неужели нельзя было приготовить дорогим гостям грелки для рук[20]?

Запустивший их внутрь старик хрипло ответил:

– Ты все равно так или иначе скоро покинешь Дунчуань. Обойдешься.

– Мы просчитались, – начала сетовать лисица, снова преклонив колени перед алтарем. – Я-то думала, что с появлением чудовища-жэньмо Дунчуань окажется в наших руках. Кто же знал, что ручные псы Бюро откуда-то отроют подкрепление и сожгут дотла призванного Темным жертвоприношением жэньмо, который не успеет даже никак себя проявить! Быть может, мы допустили оплошность в Темном жертвоприношении? Как вышло, что жэньмо оказался никчемным слабаком?

Один из людей в плащах ответил:

– Для каждого Темного жертвоприношения требуются свои жертвы и ритуалы, и они сильно отличаются друг от друга. Как-никак этот обряд пребывал в забвении уже несколько тысяч лет. Хотя мы получили «божественное откровение», и оно помогло нам восстановить письмена Темного жертвоприношения, но огрехи в их понимании и воплощении были неизбежны. Что до призванного в этот раз жэньмо – по преданию, он был старейшиной древнего племени так называемых шаманов и превратился в жэньмо из-за того, что все его племя погибло. При жизни он не совершил ничего выдающегося, и, когда ни за что ни про что умер и стал жэньмо, по-видимому, еще даже не вошел в возраст. Вполне возможно, он и боевой мощью-то особой не обладал. Наконец, тот, кто совершает жертвоприношение, и призываемый демон-мо должны изначально состоять в родстве, а поскольку все шаманы были уничтожены, нам с вами пришлось воспользоваться низкопробной подделкой, отмеченной проклятием бабочки. Ничего удивительного, что ритуал мог пройти менее успешно, чем мы ожидали. Будем считать, что мы получили опыт. В следующий раз наверняка все пройдет гладко… Верно, господин Нянь?

Господин Нянь так и не опустился на колени, как и не проявил ни малейшего желания поприветствовать людей в комнате. Он застыл в углу, прислонившись к стене. Услышав обращенный к нему вопрос, он вместо ответа требовательно протянул руку.

– Хватит пустой болтовни. Я пришел по делу. Вы принесли то, что мне нужно?

Люди в плащах обратили на него исполненные злобы взгляды. Один из них заговорил резким, пронзительным голосом:

– Ай-яй-яй, если якшаться с крысами вроде нас – ниже достоинства высокого господина, зачем же вы тогда, зажав нос, полезли в канализацию, а?

Господин Нянь хмуро глянул на задиру. Обстановка в павильоне накалялась все больше и больше.

Задира встал, подошел вплотную к господину Няню и с ненавистью выплюнул:

– Поумерь пыл, высокий господин, и прояви терпение. Ты пришел к нам, а не мы к тебе, так что нечего хорохориться!

Но не успел он договорить, как пара кинжалов у него за поясом сама собой пришла в движение: клинки подпрыгнули и начали менять форму. Вытянувшись двумя острыми языками, они обвили шею человека в плаще, и их лезвия уперлись ему в сонные артерии. Задира не успел даже глубоко вдохнуть, как лезвие уже порезало кожу. Он в страхе затаил дыхание. В павильоне повисла мертвая тишина.

Ни один мускул не дрогнул в лице господина Няня. Размеренно, подчеркивая каждое слово, он повторил:

– Я спрашиваю – вы принесли то, что мне нужно?

Один из людей в плащах поспешно достал из-за пазухи маленькую керамическую шкатулку и с расстояния в пару метров подтолкнул ее к ногам господина Няня, который остановил ее, поставив сверху ногу.

Господин Нянь поднял шкатулку с пола, открыл, бросил взгляд на содержимое и сухо кивнул.

– Благодарю.

Лисица тут же заулыбалась.

– Господин Нянь, здесь все свои, если наш брат сказал лишнего, простите его…

Будь взгляд господина Няня ножом, он бы пригвоздил лисицу к стене. Улыбка на ее лице застыла. Господин Нянь молча развернулся, открыл дверь и вышел.

Остальные люди в плащах торопливо повскакивали на ноги и бросились освобождать несчастного из пут обившихся вокруг шеи кинжальных «змей», осторожно придерживая лезвия. Один из них, будто опасаясь, что господин Нянь не ушел далеко, еле слышно пробормотал под нос:

– Псина бездомная! Не нуждайся мы в родстве между совершающим жертвоприношение и призываемым мо, он бы живым отсюда не вышел… Цветочная Лиса, ты на что уставилась? Этот подонок уже ушел, а ты все ему вслед смотришь – приглянулся тебе, что ли?