"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич - Страница 22

– Шашлык… – прохрипел я, замерев на месте и тем самым заставив остановиться Штыря. – Ты… жрал?

– Угостили. – Его белеющее во тьме лицо не выражало никаких эмоций.

– Вкусно было? – спросил я, желая превратить эту звериную морду в кровавую кашу, но не имея на то сил. Разводной ключ тянул руку к земле пудовой гирей, поднять почти невозможно, ударить им сейчас?.. С тем же успехом я мог бы попытаться перелететь через бетонную стену прямиком к Янке и остальным.

– Сытно.

– Ты же… тля… ты же учитель. У тебя ж такие, как она… учились…

Уголки тонких губ чуть дрогнули. Глаза превратились в узкие темные щелки. Царь Голод смотрел на меня со злобой.

– Я еще и добавки просил, тэк-с, – процедил Штырь. – А теперь, если ты закончил читать нотации, давай двигай булками. У нас мало времени.

Тогда я понял, что убью его. Потом, когда и если доберусь до наших, если прежде меня не схватят, не прикончат и не пустят на шашлыки, как ту девочку. Убью, потому что это существо не должно, не имеет права ходить по одной земле с моей Янкой.

Но это потом. Когда-нибудь. А пока я с помощью Штыря выбрался за ворота. В былые времена те работали от электричества, ныне же Штырь просто слегка толкнул загородку рукой, и та с тихим скрипом отъехала на ржавых колесиках в сторону, давая нам проход. Я подумал, что охрана губерского имения не слишком хороша. Всего один «настоящий человек» бодрствует ночью, замков и шлагбаумов на въезде нет. Знай мы об этом раньше, не бойся мы так их огнестрелов – можно было бы атаковать по науке, под утро, взять еще тепленькими… Рисковый план, но – дающий шансы на победу. Доберемся до своих, оклемаюсь чуток – можно попробовать. Если до нас самих первыми не доберутся…

До оврага оставалось метров пятьдесят, когда сзади раздался рев мотора. Я оглянулся – в полной темноте, с выключенными фарами (нет, вспомнил, не выключенными – они же были разбиты), в километре от нас из ворот губерского имения выехал огромный, похожий на танк джип. В кузове стояли люди, и не просто стояли: раздались хлопки, полыхнуло – они стреляли в нас. Пока еще мимо, но машина набирала ход, разделяющее нас расстояние стремительно сокращалось.

– Ходу! – рявкнул Штырь и помчался к мосту.

Я – за ним, забыв про боль в поврежденном колене. Асфальт не пускал, лип к ступням, словно играя на руку преследователям. Выбросив бесполезный ключ, я рвался вперед. Казалось, что грудь сейчас разорвет от недостатка кислорода – в нашем мире, как и на Марсе у Брэдбери, зелени катастрофически не хватало все-таки… Штырь ждал уже на той стороне моста. А уши мне заполнил рык пробитого выхлопного легкого дышащего в спину монстра. Я упал на протянутые руки, уже готовый получить пулю меж лопаток. Мы завертелись, теряя равновесие, рухнули вместе, в обнимку, сбоку от трассы и покатились вниз со спуска. В этой круговерти на миг в поле зрения мне попал выпрыгивающий на полной скорости на противоположный конец моста джип – перекошенное от ярости лицо Губера за рулевым колесом… Мелькнула в голове мысль, неожиданно спокойная и обреченная: «Это конец. Приехали. Пункт Б, Миша, на выход».

В какой-то момент, когда падение наше остановилось, когда я и Штырь уже рухнули без сил, разлепив объятия, земля под нами вдруг ощутимо дрогнула, раздался грохот, в котором потонул рев настигающего нас чудовища.

Тяжело дыша, мы посмотрели друг на друга. Прошла минута, другая, а чудище о четырех колесах все не появлялось, и никто не шел к нам с ружьем в руках.

– Какого хрена они тянут? – прохрипел я.

– Тихо, – сказал Штырь, шевеля своими чудесными нетопыриными ушами. Я решил, что это команда, и замолк, вслушиваясь. А он повторил: – Тихо…

Тут до меня дошло. И правда – тихо! Не слышно ни мотора, ни стрельбы, ни криков преследователей. Неужели спаслись?..

Затем из предрассветного зарева явились они – Серый, Василич, Янка и остальные. С луками, дубинками, ножами, осторожно выкарабкались с обеих сторон дороги. Разбившись на группы по двое, перебежками, подтянулись к нам. Последней подбежала Янка, у которой пары не было. Склонилась надо мной, обняла, поцеловала мои опухшие губы – никогда еще ее поцелуи не были так приятны, а собственная соленая кровь показалась мне на вкус слаще сахара. Она помогла мне встать. Штырь успел подняться сам, раньше, и теперь, стоя наверху, на краю оврага, смотрел оттуда на нас – и хохотал.

Я не верил своим глазам, я не видел его таким со времен… ну да, со времен нашего детства. Он смеялся, подпрыгивая на месте с поднятыми над головой руками, заливался смехом сам и лил его потоки на нас с Янкой.

– Кранты губерским… мост рухнул… завалило… – утирая слезы сквозь смех, говорил Штырь. – Дорогу-то перед Войной… к поместью… дорогу новую отгрохал, сука, а на мосту… ха… сэкономил!

Таким я его и запомнил навсегда, Штыря. Высоким, как жердь, тощим, похожим на огородное пугало уродцем, скалящим гнилые зубы на фоне багровых рассветных туч. Взорвалась хлопушка – и полы старенькой ветровки распахнулись. Талисман, с которым Штырь никогда не расставался, его книга вылетела оттуда, запестрев страницами, как голубь какой-нибудь голубиными своими крыльями. А на голой костлявой груди появилась дыра выходного отверстия размером с ладонь. Штырь подлетел вверх словно в очередном прыжке, на секунду будто завис в воздухе с широко разведенными руками… а потом упал и больше уже не поднимался.

Нет, умер он не сразу. Такие люди, как Штырь, сразу концы не отдают, даже если пробитые насквозь легкие и развороченные ребра не оставляют шансов на жизнь. Губер, видно, той же породы оказался, раз, умирая, сумел шандарахнуть со дна оврага по нему. Когда я с помощью Янки подошел к Штырю, тот хрипел, кровь пузырилась алой пеной на тонких белых губах, и с каждым мучительным вздохом бурые капли взлетали и падали, россыпью опадая на лицо и даже на покрытый болезненными пятнами плешивый затылок. Он пытался что-то сказать, но был слишком слаб, так что мне пришлось прижать ухо к его рту, чтобы разобрать слова.

– Книгу сыну… читать будешь. Как сказки. Вот они для чего… книги-то… Чтобы людей растить.

Не знаю, почему он решил, что у нас с Янкой именно сын родится. Но, как выяснилось спустя пять месяцев, Штырь угадал.

Мне кажется, он говорил еще что-то, хотя разобрать уже было сложно. Про то, что Царь Голод не вечен. Про то, что конец одного пути – это всего лишь начало другого, нового. Он смотрел вдаль, будто бы снова, по обыкновению, впадал в транс, только вместо слюны из распахнутого рта хлынула черная кровь. Потом его зрачки закатились, но тело продолжало трясти мелкой дрожью в агонии. Тогда я закрыл ему глаза, опустив лишенные волос веки, поднял с земли выроненный им кусок арматуры – и добил, чтобы не мучился.

Так вот и умер Ванька Штырлов, бывший учитель русского языка и литературы…

Стоит ли говорить о том, что с нами – мной, Янкой и другими – было дальше? Штыря схоронили в той самой воронке от снаряда, вместе с останками девочки. За бетонными стенами губерского имения нашли запасы солярки, рабочий генератор, оружие, пару ящиков самогона и много законсервированных припасов. Василич наш оказался заядлый огородник, так что на пару с женой облюбовал теплицы, ну и нас, молодежь, стал учить, как и что.

Жизнь, если так можно выразиться, наладилась. Янка родила. Сына назвали Иваном. В будущее стали смотреть… ну да, с надеждой.

Правда, незримый хронометр у меня в голове все еще щелкает. Но все реже и, в основном, по ночам. И люди иногда еще говорят во сне с Ним. Почему так? Не знаю. Возможно, причина этих ночных кошмаров в том, что мы сделали с Губером и его бригадой.

Мясо их было сочным, сладким. Янке понравилось.

Тэк-с.

Гроб на колесах

В половине восьмого утра Артем чувствовал себя отвратительно ровно в той мере, чтобы словечко «дедлайн» заиграло для него всеми возможными смыслами. Линия смерти? Определенно, он находился где-то совсем рядом.