Под колёсами - Гессе Герман - Страница 3

При поверхностном чтении может показаться, что вся трагедия Ганса Гибенрата, выражаясь современным языком, – трагедия «учебной перегрузки, маленький Ганс оказался слабым ребенком, а его наставники не в меру переусердствовали Однако Дело обстоит далеко не так просто. Ганс Гибенрат попадает «под колеса, безжалостной и бездушной машины. Характерно, что Гессе, подробно описывающий множество однокашников своего героя, почти не дает себе труда обрисовать детально школьных и семинарских учителей Ганса. Он ясно сознает, что и немецкие педагоги начала века являются колесиками все той же машины. Разница между ними не столь существенна. Да дело и не в учителях, не в их характерах и повадках. Кайзеровской Германии нужны покорные чиновники, попы, офицеры. Описываемая Гессе семинария – одна из тех «адских кухонь, где немецких «толстощеких мальчиков, превращают в верноподданных Вильгельма. Гессе с гневом пишет о том, но в семинарии мальчиков подвергали «тонкому и надежному способу клеймления, Полный иронии и горечи писатель бичует методы и конечные цели германской воспитательной системы. «Учитель, – пишет Гессе, – превращает толстощекого увальня в исхудавшего и мрачного полуаскета, с «белыми и спокойными, руками. «Его долг, обязанность, возложенные на него государством, и заключаются в том, чтобы обуздать грубые силы, искоренить инстинкты природы и на их месте посеять смиренные и одобренные властями идеалы Не будь этих усилий школы, как много безудержно стремящихся вперед искателей или же ушедших в бесплодное созерцание мечтателей выроста бы вместо нынешних всем довольных бюргеров и чиновников карьеристов. Ведь в каждом из них таилось нечто дикое, необузданное, варварское, и это надо было сломить, погасить опасный огонь, затоптать его Человек, каким его создала природа, непостижим, замкнут, опасен, подобен потоку, низринувшемуся с неведомых высот, дремучему лесу, в котором нет порядка и благоустроенных дорог И так же как девственный лес необходимо прежде всего проредить, очистить, силой обуздать его неудержимый рост, так и школа призвана сломить все естественное в человеке, силой победить его и обуздать, И все это стройное здание воспитания венчает, по словам Гессе, «тщательно продуманная муштра казармы».

Гессе показывает также, что наука, которой забивают голову несчастного Ганса Гибенрата, схоластична, оторвана от жизни, мертва. И не потому, что она такова на самом деле, – ведь нельзя же назвать мертвой математику или греческую поэзию, – а потому, что машина воспитания губит все, к чему она прикасается: и алгебраические формулы, и стихи Гомера. Как только до сознания Ганса доходит эта грустная истина, в его жизни происходит роковой перелом, он теряет всякий интерес к учению.

Мир школы, монастыря, бюргерской семьи – мир чиновников и дельцов Гессе противопоставляет чистому миру мальчика Гибенрата, Этот мотив глубоко закономерен для творчества Гессе. В своих произведениях писатель всегда выступает за естественность и простоту, так свойственные детям. Вся буржуазная цивилизация, по мнению Гессе, лишь калечит и ломает людей. Подвергая уничтожающей критике педагогическую машину кайзеровской Германии, Гессе отдает себе отчет в том, что она является лишь частью общегосударственной машины. Правда, он не говорит об этом прямо, ограниченный темой своей повести. Но его намеки на «прусскую казарму, ясное тому свидетельство.

Очень сильны в повести и антиклерикальные мотивы: Гессе глубоко презирает людей в сутанах и ханжей, прикрывающихся именем божьим для того, чтобы погасить искру божью в душах подростков.

После долгих блужданий Ганс Гибенрат – слава и надежда своего городка – гибнет. Однако неправильно было бы утверждать, что повесть «Под колесами, так уж мрачна и безысходна Судьба Гейльнера свидетельствует о том, что жестокой «машине, удается «перемолоть, отнюдь не все юные души. К сожалению, Гессе не рассказывает нам более подробно о жизни Гейлынера после его бегства из семинарии Юн лишь кратко сообщает, что из «страстного юноши после многих гениальных взлетов и блужданий, жизнь сделала «хоть и не, героя, но все же настоящего человека, С большой симпатией рисует писатель бедняков, с которыми сталкивается Ганс. Больной мальчик Рехтенгейль, сапожник Флайг, «добрая фея, Лиза Нашольд – все его антиподы описанных в повести бюргеров и чиновников И, наконец, необыкновенно трогательно рисует Гессе в этом своем раннем произведении природу – великую утешительницу и вдохновительницу людей Страницы, где маленький Ганс удит рыбу или где семья Флайга гонит сидр из налитых соком красных яблок, овеяны дыханием подлинной поэзии…

Повесть «Под колесами, занимает сравнительно небольшое место в творчестве Германа Гессе. Тем не менее уже в ней нашли свое выражение многие важные черты таланта писателя. Из этого произведения, написанного свыше пятидесяти лет назад, мы видим, как Гессе ненавидит реакцию (и мещанство, видим, как он борется с казенщиной, с нивелировкой людей и прославляет гуманистические идеалы. Таков Герман Гессе и в наши дни.

Его романы и повести вполне заслуженно заняли почетное место среди произведений крупнейших западных писателей гуманистов XX века.

Глава первая

Господин Иосиф Гибенрат, мелкий маклер и торговый агент, никакими достоинствами от своих земляков не отличался. Подобно всем им, он владел небольшим домом с садиком, фамильным склепом на городском кладбище, был здоров, коренаст, обладал скромными коммерческими способностями, сочетавшимися с искренним, даже подобострастным, уважением к деньгам и несколько поблекшей под влиянием просвещения набожностью, выказывал надлежащий решпект к всевышнему и начальству и слепо покорялся нерушимым заповедям бюргерской добропорядочности. Любил он также выпить кружку пива, но пьяным его никогда не видели. Случалось, что на стороне он обделывал и не совсем чистые чета, однако не преступая границ законом дозволенного. Бедняков он обзывал голытьбой, а людей с достатком – вельможами. Хлеб у него пекли в общегородские дни, в компании он никогда не отказывался от закуски или солянки с колбасой, и каждую пятницу его, как непременного члена бюргерского клуба, можно было встретить на кегельбане в «Орле». За работой он курил дешевые сигары, после обеда и по воскресеньям – те, что подороже.

Филистерская это была душонка! В юности Гибенрат еще проявлял кое-какие добрые чувства, но со временем все в нем зачерствело и сохранилась лишь несколько большая, чем обычно, привязанность к домашнему очагу, прикрытая нарочитой грубоватостью, горделивое любование собственным сыном да изредка пробуждавшееся желание одарить беднейшего. Умственные способности его ограничивались врожденной хитростью да хорошей памятью на цифры. Читал он только газету, и для удовлетворения его потребности в прекрасном вполне хватало любительского спектакля, раз в год дававшегося в клубе, а в промежутках – циркового представления.

Поменяйся он именем и жильем с любым соседом – никто бы этого не заметил. Даже таившуюся в самых сокровенных уголках души неусыпную подозрительность ко всему более сильному, самобытному и порожденную завистью вражду. Ко всему необыденному, вольному, изысканному, духовно возвышенному он разделял со всеми отцами города.

Однако хватит о нем, Лишь едкому сатирику под. силу описать столь заурядную личность во всем ее неосознанном трагизме. Но у этого филистера был сын, кстати единственный, вот о нем-то и стоит поговорить.

Ганса Гибенрата, несомненно, можно было назвать одаренным ребенком. Стоило только понаблюдать за ним в кругу сверстников, как сразу бросались в глаза его благородство, какая-то обособленность. Маленький шварцвальдский городок никогда еще не дарил миру ничего подобного. Среди его обитателей не встречалось людей, способны видеть дальше собственного носа, а тем более оказать влияние, которое распространялось бы за пределы городских стен. Бог весть от кого у мальчика взялся такой сосредоточенный взгляд, умный лоб, такая изящная походка. Быть может, от матери? Она! умерла уже много лет назад, и при жизни никто ничего особенного в ней не примечал, разве только то, что она всегда была чем-нибудь огорчена и частенько прихварывала. Об отце нечего и говорить. Поистине в старинный городок за восемьсот – девятьсот лет своего существования подавивший миру так много достойнейших бюргеров и ни одного таланта или гения, наконец-то упала сверху таинственная искра!