Кореец (СИ) - Ледов Вадим - Страница 36

В Астрахань мы ввалились вместе с полуденным зноем, где-то в начале первого. Перед самым прибытием, пока Колька паковал остатки своей таежной снеди и извлекал из матраса деньги, я успел провернуть еще одно дельце. Подкараулил Инну у ее служебки. Затянул в купе и коротко «по-солдатски» приударил. Проще говоря, немножко ее потискал (большего она, ссылаясь на близость Астрахани 1, не позволила, хотя явно была не против). А главное — набился к ней в гости в Махачкале. Не просто так, конечно, а туманно намекнув на «одно интересное дело» и возможность «очень неплохо заработать».

Я же не зря прожил жизнь в советско-российском бизнесе — чутье на потенциальные каналы сбыта и логистики у меня было в крови. Прекрасно знал, что поездные бригады вовсю таскают «левак»: в Москву — южные дары вроде овощей, фруктов и бахчевых, обратно — дефицитный ширпотреб, аппаратуру, шмотки — все то, что в столице достать было хоть и сложно, но можно, а в провинции — почти нереально. Инна, с ее рейсом до Москвы могла реально облегчить нам труд по доставке контрабанды в столицу.

Кажется, я ей действительно понравился. Может, разница в возрасте (она старше лет на пять) сыграла свою роль, а может, сработал эффект «загадочного попутчика». Женская интуиция, видимо, подсказывала ей, что за внешностью простого симпатичного парня (спасибо генам Михаила Кима) скрывается нечто большее, непонятное и оттого притягательное. Есть во мне что-то нездешнее, и, кажется, это цепляло женский пол. В общем, она не только дала свой махачкалинский адрес, но и согласилась забронировать нам с Колькой купе в своем вагоне на обратный путь, когда «закончим свои дела» в Красноводске. Даже деньги на билеты взяла — первый шаг к построению обратной логистической цепочки сделан.

И вот, с этим ощущением маленькой дипломатической победы и предвкушением больших дел я вместе с Колькой стою в тамбуре. Поезд, отпыхтев свое, замер. Инна открыла дверь и спустила подножку. Короткие слова прощания мимолетный поцелуй в щечку, и мы ступили на раскаленный перрон Астрахани. Воздух был густым, тяжелым, и сразу ударил в нос незнакомый пряный запах — смесь пыли, сухой рыбы и чего-то еще, неуловимо азиатского. Город-пожар, первое, что пришло на ум — не от огня, а от этого всепроникающего, слепящего солнца и ощущения, будто сам воздух плавится.

И надо же, Тучков не подкачал! Зря я вчера иронизировал над его памятью, проспиртованной портвейном. Стоял у вагона, наш механик-рационализатор, худой, в своей вечной кепочке, и даже вроде как улыбался — или это просто морщинки от солнца?

— Прибыли, орлы⁈ — бодро отрапортовал он. — Транспорт ждет!

«Транспорт» оказался стареньким, вусмерть запыленным «газиком», больше похожим на ветерана Курской дуги, чем на такси. За рулем сидел невозмутимый казах с лицом, выдубленным ветрами и солнцем. Он молча кивнул нам, а из допотопного радиоприемника, прикрученного проволокой к панели, лилась странная, гортанная музыка — сплошные барабаны, завывания и какие-то кочевые переборы струн. Никаких тебе «Ландышей» или Кобзона. Окончательно стало ясно: Европа кончилась, началась Азия, пусть и советская.

— Радио не мешает? — вежливо поинтересовался водитель, когда мы, откашлявшись от первой порции астраханской пыли, втиснулись на жесткие сиденья.

— Да что вы, культурная программа! — бодро ответил я, хотя Колька рядом поморщился так, словно ему предложили съесть вареную лягушку.

Привезли нас в самый центр, к обшарпанному дому дореволюционной постройки. Тучков обитал в скромной «однушке» на втором этаже — видимо, наследство от бабушки или результат сложных жизненных пертурбаций. Обстановка была спартанская: железная кровать, стол, пара стульев и портрет Гагарина на стене — видимо, как символ веры в технический прогресс. Я отсчитал Тучкову пятьдесят рублей «на организационные расходы». Он сгреб деньги с жадностью человека, знающего им цену, глаза его заблестели.

— Ну, я в профилакторий, мужики! — заявил он, становясь похожим на школьника, получившего деньги на мороженое. — Отмечусь, с Хлопушиным потолкую, все путем будет! Не скучайте тут, город посмотрите! Красивый он у нас! — И он упорхнул, окрыленный полтинником и перспективами.

Мы с Колькой остались одни посреди астраханского утра.

— Город смотреть? — хмыкнул Колька, подозрительно оглядывая комнату. — Ты ему веришь, этому… механику?

— А у нас есть выбор? — пожал плечами я. — План простой, как угол дома: ждем пару дней, изображаем туристов, потом грузимся на его ржавое корыто и под флагом рыбоохраны — в Красноводск. Идеальный вариант! А чтоб купить билеты на паром нужен паспорт, которого у тебя нет, да и мне светиться ни к чему — граница с Ираном рядом, пограничный контроль. Так что Тучков — наш реальный шанс.

Колька недоверчиво покачал головой, но спорить не стал. Мы вышли на улицу, и Астрахань обрушилась на нас всем своим южным колоритом. Действительно, странный город. Смесь стилей: где-то южный курорт с белыми колоннами, где-то среднерусский купеческий дом, а за углом — уже что-то азиатское, с узкими улочками и глухими дворами. Смесь эпох: обшарпанный модерн начала века соседствовал с типовыми советскими пятиэтажками, а из подворотен пахло вечностью. Маленький Вавилон на Нижней Волге, где на базаре русский говор мешался с казахским, татарским, калмыцким.

Но что поражало больше всего — балконы! Таких я не видел нигде. Широкие, как террасы, с чугунными кружевами, с такими завитушками и орнаментами, что хотелось стоять и разглядывать. Даже водосточные трубы — и те были украшены какими-то львиными мордами или цветами. Дома — трех-четырехэтажные красавцы, свидетели былого купеческого размаха, с лепниной, эркерами, башенками. А рядом — улицы попроще, по-мещански крепкие, с вечными плитами тротуаров, вытертыми миллионами ног, с булыжной мостовой, где в щелях пробивалась трава. Ставни на окнах — такие мощные, почерневшие от времени, служившие, наверное, еще прадедам нынешних хозяев. Ворота во дворы — огромные, основательные. Простенькие лавочки у подъездов — два столбика и доска — отполированы до блеска штанами поколений местных сплетниц. А дворы! Глубокие, уютные, с деревянными галереями, с кошками, греющимися на солнце, с запахом жареной рыбы. Здесь не селились мимоходом — здесь пускали корни на века.

— Да-а, — протянул Колька, с непривычным для него интересом разглядывая чугунные узоры какого-то балкона. — Живут же люди… Не то что у нас в Уссурийске — бараки да хрущобы.

Кажется, даже его таежная душа была тронута этой южной, немного обветшалой, но такой настоящей красотой.

Мы брели по щербатым тротуарам, спотыкаясь о древние чугунные крышки люков с надписью «Бр. Нобель» или что-то в этом роде — свидетели эпохи нефтяного бума. Солнце палило нещадно, пыль стояла столбом, под ногами шуршала сухая листва — астраханский летний саундтрек. Глядя на облупившиеся фасады и покосившиеся ставни, я думал: «Тяжко тебе, старая Россия, ох, тяжко». Все эти завитушки и львиные морды на водосточных трубах — лишь макияж на лице старухи, которой трудно тягаться с напором нового времени. Турист умилится, а как тут жить — другой вопрос. За вековой наивностью улиц чувствовалось скрытое напряжение, как перед грозой. И в центре, увы, старая Астрахань уже дрогнула, дала трещину.

Центральная улица — Кирова, кажется, или как ее там переименовали большевики? — оказалась типичной южной артерией, располагающей к безделью, флирту и легкому мошенничеству. Белые акации давали жиденькую тень, из открытых дверей кафе пахло кофе и пирожными, манили прохладой витрины парикмахерских и магазинов «Галантерея». Народ фланировал. Молодежь пыталась копировать столичный стиль, но получалось по-своему: те же брюки-«дудочки» и мини-юбки, но на телах загорелых, обветренных, просоленных Каспием. И взгляды не московские, замутненные, а прямые, дерзкие, южные.

А вот и приметы нового времени — Центральный универмаг, безликая стекляшка, воткнутая посреди купеческих особняков, как фингал под глазом аристократа. И еще несколько таких же стеклянных многоэтажных уродов виднелись вдалеке, портя пейзаж и настроение. Прогресс, чтоб его. Универмаг был битком набит народом, особенно много было лиц с ярко выраженными азиатскими чертами — казахи, туркмены, калмыки, съехавшиеся, видимо, с окрестных базаров. Астраханские базары — это вообще отдельная песня, Восток в миниатюре, со всеми его запахами, криками и суетой. Говорю ж, Вавилон. Неподалеку от такого базара я своими глазами видел картину маслом: русский мужик в засаленном картузе и сапогах ведет под уздцы натурального верблюда! Не в цирке, не в зоопарке — просто по улице. Хоть стой, хоть падай.