Музыка нас связала... (СИ) - Линник Сергей - Страница 9

Глава 5

Вот уж не ждал от себя. Только позавтракали с тетей Женей, и я пошел в прихожую. Зачем? Странный вопрос — мне надо туда. Может, мне хочется узнать, как себя чувствует больной Борисов. Смог ли он с помощью врачей улучшить свое состояние? А не купить ли каких-нибудь гостинцев? Конфет, или шоколадку какую. Сказано — сделано.

Вспомнив заветы Фёдора, я озаботился проблемами аутентичности. Шоколад, как выяснилось в «Пятерочке», никак не подходил. Сплошные штрих-коды, сроки годности, текст на иностранных языках. С конфетами тоже засада. Спасли рафаэлки. Там все криминальные надписи на упаковке, а на самом фантике только название. По-русски точно ничего. Коробку в мусор, а конфеты — в пакетик. А с какого года, интересно, их выпускают? Хотя какая разница? Ну расскажет Алла подругам о волшебных импортных сладостях. Поохают, да и забудут со временем.

И когда отошел от магазина метров на пятьдесят, остановился и чуть не хлопнул себя по лбу. Апельсины! Безошибочный подарок! Не такая редкость как, допустим, бананы, которые дальше Москвы в наших краях мало куда попадали, но и не ширпотреб, просто так доступный в овощном. Думаю, притащи я ананас или совсем уж неведомое советскому человеку помело, то получил бы славу добытчика неимоверных дефицитов. Или подозрения, что обворовал горком партии.

Но с цитрусами я уверен — покупал буквально пару дней назад, удачно. Сочные и сладкие. И две штуки в карман влезут — не выпирают и выглядят «по-советски». Решено.

Перед выходом посмотрел на себя в зеркало еще раз. Вроде ничего выдающегося с точки зрения человека той эпохи. Рубашка явно заграничная, купленная в сети дешевого ширпотреба «Вайкики», но в мою легенду побывавшего за рубежами нашей родины вписывается. Джинсы старые и без ярлыков, кроссовки тоже древние, но довольно пристойные. И куртка кожаная, тертая, но еще вполне приличная. Остатки эпохи финансового благополучия.

— Собираешься, как на свидание, — заметила тетя Женя. — Опять в сарай, да? Что ты там хоть делаешь?

— Бункер оборудую, вдруг ядерная бомбардировка.

— В этом случае рекомендуется воспользоваться простыней, Саня. Тщательно завернуться и ползти в сторону ближайшего кладбища, чтобы похоронным командам работы меньше было.

Советский народный юмор, могучий и дубовый. Сколько лет этой шутке? А жива до сих пор.

***

Мне показалось, или нора «сопротивлялась»? Обычно преодоление занимало ровно двадцать три «шага» — считал не раз. Но сегодня словно что-то притормаживало. Нужно будет проверить. А то вот так в один чудный день залезешь и не выберешься, и всё потому, что вовремя не оценил нестабильность перехода.

Я выбрался на ту сторону и, привычно отряхнув колени, осмотрелся. Мир прошлого встречал меня прохладным воздухом и слабым запахом сырости. Угловатые ящики в сарае выглядели ещё более чуждыми, чем обычно. Следов визита Федора не было, да и откуда им взяться, если он уехал и вернется только через неделю?

Поднялся по ступенькам к двери и прислушался. Похоже, устный выпуск журнала «Новоторск и окрестности» перенесли на другое время. И это хорошо, не придется сидеть, когда сплетницы разойдутся.

Погода снаружи соответствовала интернетной. Очень удачно какой-то краевед выложил архив метеосводок с семьдесят пятого года. Плюс пятнадцать, мелкий моросящий дождь, ветер северо-западный, до двух метров в секунду. Осадки, к счастью, сделали перерывчик небольшой. Асфальт влажный, но с неба не капает. Может, из-за этого санитарки и не собрались сегодня здесь, а рассказывают сказки в более комфортном месте.

В отделение я зашел как к себе домой, ни на кого не оглядываясь. А как же, я тут с заведующей чаи распивал, дорогу знаю. Не хамел, ноги о влажную тряпку, расстеленную у входа, вытер, и уверенно прошёл к двери кабинета Аллы Викторовны. Только занёс руку для стука, как меня окликнули:

На пороге отделения я не замедлил шага, уверенно прошёл к двери кабинета Аллы Викторовны. Только занёс руку для стука, как меня окликнули:

— Вы к заведующей? А её нет.

Голос молодой медсестры звучал так, словно она только что выиграла лотерею. Я взглянул на неё: лет двадцать пять, чуть уставший вид и подозрительная улыбка. Нехватка сна или привычка злорадствовать?

— А когда будет?

— Она мне отчёта не дает.

— Понятно.

Я развернулся уходить. Не то чтобы никакого волнения, но переживал не особо. Мы не договаривались, никто никому ничего, так что прогуляюсь — и домой.

— Подождите, — остановила меня медсестра. — А вы не Александр Борисович?

— Он самый, — с любопытством посмотрел я на нее.

— Алла Викторовна просила вас позвонить. Подождите, я вам номер запишу. Или, если хотите, на посту телефон есть.

***

Позвонил я из таксофона, висящего на стене перед приемным покоем. Наверное, их на всякий случай выпускают уже поцарапанными. Никогда целого не видел. Но главное, он работал. Я скормил ему гривенник, что выглядело бы крайне расточительным поступком, увидь кто. Я помню как совершенно взрослые люди таскали в кармане просверленные монетки с привязанной леской, чтобы обманывать телефоны-автоматы. В основном, конечно, пятиалтынные для межгорода, но и двухкопеечными для внутригородских разговоров не брезговали.

— Здравствуйте, Алла Викторовна. Это Александр, помните?

— Здравствуйте, Саша! — голос в трубке был далёким, словно сигнал проскочил далекую галактику. — Спасибо, что позвонили. У меня тут настоящий хаос, но я почти закончила. Заходите, жду!

— Может, неудобно? Да и адреса вашего я не знаю.

— Вы откуда звоните?

— Из автомата, в больнице.

— Выйдите из ворот, поверните направо. Следующий дом, второй подъезд, третий этаж, квартира девятнадцать. Увидимся.

Хорошее место, целиком входит в границы моих передвижений. С запасом. Нет вероятности, что не смогу переступить порог квартиры. Или пойти в ванную.

Настроение продолжало улучшаться, я даже поймал себя на том, что напеваю строчки:

«East of the sun and west of the moon,

We’ll build a dream house of love, dear...»

Отголоски вчерашнего джазового вечера. Но как только дошёл до «Just you and I, forever and a day», нос к носу столкнулся с Калерией Борисовной.

Офигеть какая встреча! Каля, моя школьная классная руководительница и преподавательница русского языка и литературы, заодно автор множества психологических травм, которыми можно было бы обвесить целую стену. Гимназеры должны были заучивать наизусть учебник критики, и воодушевленно читать партийные гимны стихоплетов, включенных в школьную программу. Как вспомнишь, так и вздрогнешь. «Под солнцем Родины мы крепнем год от года, мы беззаветно делу Ленина верны. Зовет на подвиги советские народы Коммунистическая партия страны!». Блин, а я думал, что забыл всё.

Я помню Борисовну перед смертью — развалину в инвалидном кресле, перенесшую не поддающееся подсчету количество инсультов. Ни капли не жалел ее. Сейчас она шла по тротуару с уверенностью регбийного защитника-тяжеловеса: расставленные руки, будто готовые отбить любую атаку, чеканный шаг. Точно, она же живет рядом!

За мгновение до столкновения я успел отойти в сторону. Мы даже не обменялись взглядами — весовые категории не совпадали тогда, не совпадают и сейчас. Хороший привет из детства, ничего не скажешь.

Я уже взрослый, меня твердолобые училки не прошибут, но песню петь я перестал. Настроение пропало.

***

Да меня тут ждали! Видно же: следы недавней уборки, пол местами еще не высох, на кухне, словно специально, начал посвистывать чайник.

— Здравствуйте, Саша, проходите, — Алла встретила меня радостной улыбкой, будто мы сто лет не виделись.

— А я к вам на работу зашел, сказали, у вас дома что-то приключилось.

— Соседи сверху чуть не залили. Вон, на кухне пятно, — и она показала на потолок, кусок которого был виден из прихожей.