Музыка нас связала... (СИ) - Линник Сергей - Страница 13

— В приземленном, — парировала Алла, не давая мне шанса уйти от темы. — Сказали, что в гости приехали, но никто не видел, что вы идете к кому-то домой. Вас видят входящим на территорию больницы, а потом вы пропадаете где-то. И конфеты! Никто не видел таких, даже не слышал!

— А почему вы вдруг решили, что я должен отвечать на ваши вопросы?

— То есть не скажете?

— Ладно, — вздохнул я, будто сдаваясь. — Исключительно ради вашего душевного спокойствия. Где я в гостях — мне кажется, вопрос некорректный. Через больницу хожу, потому что там удобная дырка в заборе, дорогу срезаю. А конфеты купил в Стамбуле, на улице Истикляль.

Пауза. Алла удивлённо подняла брови, а я продолжил с нарочитой лёгкостью:

— От Таксима идёшь прямо, от памятника, где товарищ Ворошилов с Ататюрком красуются, в самом начале улицы справа кондитерская лавка. Там и купил. Для дам. Им всегда нравится. Две лиры пятьдесят курушей за килограмм. Можете проверить, если желание будет.

Естественно, даже при очень большом желании Алла еще как минимум лет пятнадцать не сможет прогуляться по Истикляль и посидеть у Немецкого фонтана на Султанахмет, так что врать на эту тему можно спокойно. Хотя такое количество подробностей, недоступных советскому человеку, сразит кого угодно. В том числе и заведующую терапевтическим отделением Новоторской городской больницей.

— Извините, — пробормотала она, явно растерянная. — Просто... Я думала много, и вот...

— И снова принято, — кивнул я, переходя в почти насмешливый тон. — Вы бы, Алла, плащ надели, или зонт взяли. А то дождь, прическу испортите.

— Да... конечно... извините... — её голос звучал всё тише, пока она, пятясь, уходила к зданию больницы.

— До свидания! — бросил я ей вслед. — Приятно было пообщаться.

Она ничего не ответила. То ли обиделась, то ли задумалась. Переживать буду... может, даже ночью уснуть не смогу.

Но дождь становился всё сильнее, и мне пора было двигаться дальше. Вот холодная капля за воротник попала, бр-р-р. Хоть и не люблю зонты, но сейчас я был бы не против.

***

Вылез из норы, включил фонарик, отряхнул одежду. Дождь меня капитально промочил, оказывается. Решил проверить рюкзак: как там внутри?

Расстегнул молнию и замер, будто участвовал в немой сцене из «Ревизора». Одинокий актёр, выражающий шок и отчаяние. Я смотрел в одну точку, медленно осознавая масштабы проблемы.

Коробка на месте. Внутри плёнка с пузырьками, телефон. Наушники лежат, со своим фальшивым проводом. Всё, как было. Но... где бублики?

Я точно помню, что положил их сверху, аккуратно завернул в пакет. Вот он — пакет. Только внутри какая-то пыль. Серая, как пепел, без запаха. Я вытащил всё из рюкзака, лихорадочно надеясь, что свёрток завалился куда-то в угол. Нет. Только эта субстанция, слабо напоминающая следы давно забытой еды.

Что это значит? Получается, я не могу ничего перенести оттуда сюда? Всё стареет на сорок лет? Разрушается по дороге? Фёдор был прав — вселенная действительно приводит всё к своему состоянию, восстанавливая баланс?

Но ведь раньше я носил. Вот же рюкзак. Фонарик. Продукты. Всё целое. Со мной тоже ничего такого, кроме... Да, пониженный сахар. Теперь и это объясняется. Наверное.

Если я думал устроить бизнес на спекуляции всякими дефицитами, то пора прощаться с этой идеей. Хотя эксперименты провести всё-таки стоит. Может, это только с едой так?

А как насчёт живого? Кошку притащить? Жалко, вдруг умрёт. А вот крысу — легко. Их я терпеть не могу. Или муху. Таракана!

Посадить в спичечный коробок и проверить, что станет. С металлом как? С золотом? Хотя, где я его возьму? Гвоздик с деревяшкой за глаза хватит.

В любом случае сначала нужно всё тщательно обдумать. У меня есть время: следующий раз я планировал не раньше, чем через неделю.

***

Ещё на лестнице я услышал крик. Он доносился, кажется, из нашей квартиры. Сердце ёкнуло. Остановился, прислушался. Теперь тишина. Ну что гадать? Сейчас зайду — всё узнаю.

Стоило открыть дверь, как на меня обрушился голос:

— Сашка! Быстрее! Скорую вызывай!

От неожиданности я подавился карамелькой, которую рассасывал на всякий случай от гипогликемии. Застряла в горле, но я кое-как проглотил.

— Что случилось?!

Я даже не стал развязывать шнурки, стащил кроссовки так, посмотрел на пол в поисках тапочек — одного ожидаемо нет, надо доставать из-под полки. Некогда. Помчался дальше в носках.

— Звони уже, у меня телефон под диван упал. Ой!!! Ох, твою ж... Лихо мне, Сашка! Грыжа ущемилась! О-о-о-о-о!!! — протяжно и громко взвыла она. — А ты ходишь хрен знает где!

— А номер-то какой? — растерялся я, хотя и знал ответ.

— Сто три! Совсем с головой плохо?! Быстрее!

Руки дрожали, пока я тыкал пальцем в клавиатуру телефона. Едва услышал ответ:

— Слушаю, скорая. Диспетчер Кругликова.

Сама карета прибыла минут через десять. Я только успел собрать вещи. Громко сказано: у тети Жени всё было заготовлено заранее — и сумочка с документами, и пакет с одеждой и обувью. А также посуда в отдельном свертке.

Медики, врач и фельдшерица, вошли с лаконичной строгостью. Доктор, мощный, как трактор, осмотрел живот, померил давление и температуру, кивнул:

— Ущемлённая грыжа. Молодцы, что сами вправлять не пытались.

— Носилки! — скомандовал он. Белый халат, казалось, сидел на нём неестественно, как на случайно завернувшем в город деревенском трактористе.

— Сашка, — простонала тётя Женя. — Сходи в пятую квартиру, Диму попроси помочь вынести меня. Ой, как будто гроб заказывать собираюсь... Тьфу ты! Он ведь на смене сегодня! И больше никого нет, одни старики да калеки вокруг.

Она поморщилась и добавила:

— Дай доктору пятьсот рублей. Он сам поможет. И укол сделает, уж не пожалеет.

Врач, казалось, выключился из реальности. Но когда я протянул ему купюру, мгновенно заграбастал ее, спрятав в карман так быстро, будто тренировал движение до автоматизма долгое время. Хотя почему «будто»?

Вместе с доктором мы аккуратно доставили щупленькую тётю Женю к машине скорой помощи. Уселись, и я задумался: что быстрее — поехать с ними или добежать пешком?

— Саша, иди сюда, — позвала тётя, развеяв мои сомнения.

Я уселся на приставное сиденье. Она тут же, тяжело дыша, начала:

— Слушай, деньги гробовые...

— Я помню, — перебил я. — С прошлого раза ничего не изменилось.

— Не умничай, — строго отрезала она. — Одежда в пакете, на второй полке. Синее платье...

Репетиции похорон у тёти Жени случались стабильно два раза в неделю. У меня уже был полный набор чётких инструкций: что где лежит, кому звонить, какой гроб заказать и меню поминального обеда. Всё в подробностях. Я даже завёл отдельный листочек, где записал её «ценные указания», надеясь однажды сократить этот ритуал, но тщетно. Каждый раз церемония соблюдалась безупречно. Сегодня, правда, ей не дали времени разгуляться: до больницы добрались быстрее, чем успели разобрать все нюансы.

Приёмный покой выглядел знакомым — будто и не прошло сорока лет. Хотя, пожалуй, нет. Раньше тут стояли деревянные скамейки, теперь — пластиковые. Персонал тоже изменился: хирургические костюмы вместо традиционных халатов, и те, что были, уже не завязывались сзади, как раньше.

Вскоре в отделении появился хирург. Невысокий, но плечистый, с кавалерийскими усами, которые явно компенсировали недостаток роста. Он вздохнул тяжело, будто ему пришлось прервать что-то важное, зашёл в смотровую, натянул перчатки, скрылся за ширмой.

Осмотр он произвел быстро. Когда вышел, его взгляд сразу наткнулся на меня:

— Родственник?

— Да.

— Кровь надо будет сдать. Два человека. Если своих нет, — он кивнул куда-то в сторону, — на станции переливания есть желающие. С утра подойдёте, пока не рассосались. Направление выпишут.

— Вы же её оперировать будете? — спросил я, дождавшись его кивка, и полез в карман. — Я вас попрошу...

— Потом, — буркнул он, не раскрывая рта, глядя куда-то мимо меня, над плечом. — Не здесь.