Прощай, оружие! - Хемингуэй Эрнест - Страница 2

– Она весьма полезна, – сказал лейтенант. – В ней вся правда о священниках. Вам понравится, – сказал он, обращаясь ко мне.

Я улыбнулся капеллану и сквозь огонек свечи увидел ответную улыбку.

– Не читайте, – сказал он.

– Я вам ее достану, – сказал лейтенант.

– Любой мыслящий человек – атеист, – сказал майор. – Впрочем, во франкмасонов я не верю.

– А я верю, – сказал лейтенант. – Благородная организация эти франкмасоны.

Кто-то вошел, и за открывшейся дверью я увидел, что на улице идет снег.

– Больше никакого наступления не будет: снег выпал, – сказал я.

– Определенно, – сказал майор. – Вам бы в отпуск. Съездить в Рим, в Неаполь, на Сицилию…

– Нет, ему надо в Амальфи, – сказал лейтенант. – Я дам вам открыток к моим родным в Амальфи. Вас там примут как любимого сына.

– Ему надо в Палермо.

– А лучше на Капри.

– Советую вам съездить в Абруцци, погостить у моих родных в Капракотте, – сказал капеллан.

– Опять он про свое Абруцци. Да там снега больше, чем здесь. Незачем ему смотреть на крестьян. Пусть лучше посмотрит на центры культуры и цивилизации.

– Да, и девочек хороших найдет. Я подскажу, куда сходить в Неаполе. Там такие красавицы, и каждая с мамашей. Ха-ха-ха!

Капитан раскрыл ладонь и растопырил пальцы, как будто в театре теней. На стене от его руки появилась тень.

– Ты уезжать вот такой, – продолжил он на ломаном итальянском, указывая на оттопыренный вверх большой палец, – а приезжать, – он ткнул в мизинец, – вот такой.

Все захохотали.

– Смотри, – сказал капитан, снова расставляя пальцы. В отсветах свечей на стене опять возникла тень. Он стал называть пальцы по порядку: – Soto-tenente (большой), tenente (указательный), capitano (средний), maggiore (безымянный) и tenente-colonello (мизинец)[3]. Ты уезжать soto-tenente, а приезжать tenente-colonello!

Новый взрыв смеха. Шутка с пальцами капитану удалась на славу. Посмотрев на капеллана, он крикнул:

– Каждая ночь капеллан пять на один!

И все захохотали еще громче.

– Берите отпуск прямо сейчас, – сказал майор.

– Я поеду с вами и все покажу, – сказал лейтенант.

– Будете возвращаться, захватите граммофон.

– И хороших оперных пластинок.

– Привезите Карузо.

– Не надо Карузо. Он воет.

– Сам бы так попробовал!

– Он воет, говорю. Воет!

Поднялся гомон.

– Нет, правда, съездите в Абруцци, – сказал капеллан. – Там отличная охота, и люди прекрасные. Да, холодно, но зато ясно и сухо. Вы можете остановиться у моих родных. Мой отец – известный охотник.

– Ладно, – сказал капитан. – Мы идти бордель, пока он не закрыться.

– Доброй ночи, – сказал я капеллану.

– Доброй ночи, – ответил тот.

Глава 3

Когда я вернулся на фронт, наша часть по-прежнему квартировала в Гориции. В окрестностях стало гораздо больше орудий, и наступила весна. Поля покрылись травой, и на лозах зеленели маленькие побеги, и на деревьях вдоль дороги распускались листочки, и с моря дул ветерок. Я увидел наш городок, и холм, и стоящий наверху старый замок в кольце холмов, а дальше – горы, бурые, чуть зеленеющие на склонах. В городе стало еще больше артиллерии, открылись новые госпитали, на улице можно было встретить англичан и порой даже англичанок, и еще несколько домов пострадали от обстрелов. Па́рило уже по-весеннему, и я шел между деревьев, чувствуя тепло от разогретой на солнце стены, и увидел, что мы занимаем все тот же дом и что с моего отъезда ничего как будто не изменилось. Дверь была открыта, на лавочке снаружи сидел под солнцем солдат, у бокового входа ожидала санитарная машина, а внутри на меня пахнуло мраморным полом и больницей. Ничего не изменилось, только наступила весна. Я заглянул в дверь большой комнаты: главный врач сидел за столом, а в раскрытое окно светило солнце. Врач меня не заметил, и я не знал, нужно ли зайти и доложить о возвращении или же сначала подняться к себе и почиститься с дороги. Я решил подняться.

Комната, в которой я жил с лейтенантом Ринальди, выходила окном во двор. Окно было открыто, моя кровать была застелена, на крючке над ней висел мой противогаз в продолговатом жестяном футляре и на том же крючке – стальная каска. У изножья кровати стоял мой сундук, на его плоской крышке – мои зимние кожаные сапоги, блестящие от масла. На стене между кроватями висела моя снайперская винтовка австрийского производства с вороненым восьмиугольным стволом и аккуратным прикладом с подщечником из темного ореха. Оптический прицел для нее, насколько я помню, хранился в сундуке. Мой сосед спал на своей кровати. Услышав скрип половиц, он открыл глаза и сел.

– Ciao![4] – сказал он. – Как прошел твой отпуск?

– Великолепно.

Мы пожали друг другу руки, и Ринальди, приобняв, поцеловал меня.

– Тьфу, – сказал я.

– Ты грязный, – сказал он. – Тебе надо помыться. Где ты был и что делал? Расскажи мне обо всем сейчас же.

– Где я только не был. В Милане, во Флоренции, в Риме, в Неаполе, в Вилла-Сан-Джованни, в Мессине, в Таормине…

– Ты будто перечисляешь железнодорожное расписание. А как насчет веселых похождений?

– Похождения тоже были.

– Где?

– В Милане, во Флоренции, в Риме, в Неаполе…

– Хватит. Скажи сразу, где было лучше всего.

– В Милане.

– Потому что ты оттуда начал. Где вы с ней познакомились? В кафе «Кова»? Куда пошли потом? Как все было? Рассказывай, не томи. Ты провел с ней всю ночь?

– Да.

– Забудь. У нас теперь здесь свои красотки. Новенькие, впервые на фронте.

– Здорово.

– Не веришь? Вечером я беру тебя с собой, и ты сам увидишь. К нам в город прибыли английские красотки. Мне очень понравилась мисс Баркли. Я вечером иду к ней и беру тебя с собой. Я собираюсь жениться на мисс Баркли.

– Мне нужно помыться и сообщить о прибытии. Сейчас что, совсем никто не работает?

– Пока ты отсутствовал, у нас были только обморожения, ознобыши, желтуха, гонорея, членовредительство, воспаление легких, твердые и мягкие шанкры. Раз в неделю кого-то задевало осколками камней. По-настоящему раненых мало. На следующей неделе война возобновится. Наверное. Говорят… Как думаешь, мне стоит жениться на мисс Баркли? После войны, само собой.

– Непременно, – ответил я, набирая себе полную ванну.

– Потом ты мне обязательно все расскажешь, – сказал Ринальди. – А сейчас мне надо еще поспать, чтобы быть свежим и красивым для мисс Баркли.

Я снял китель, рубашку и вымылся в холодной ванне. Обтираясь полотенцем, я окинул взглядом комнату, посмотрел из окна, потом на Ринальди, лежащего в кровати с закрытыми глазами. Он был приятной наружности, мой ровесник и родом из Амальфи. Он служил хирургом и любил свою работу, и мы отлично ладили. В эту же минуту он открыл глаза.

– У тебя есть деньги? – спросил он.

– Да.

– Одолжи мне пятьдесят лир.

Я вытер руки и достал бумажник из внутреннего кармана кителя, висевшего на стене. Ринальди взял купюру, сложил ее и, не поднимаясь, сунул в карман бриджей.

– Я должен произвести на мисс Баркли впечатление обеспеченного мужчины, – сказал он с улыбкой. – Ты мой большой и добрый друг и всегда готов выручить деньгами.

– Иди к черту, – сказал я.

Вечером в полковой столовой я сидел рядом с капелланом. Его расстроило и даже как будто оскорбило, что я не посетил Абруцци. А он отписал обо мне отцу, и к моему приезду готовились. Меня это тоже расстроило, а что еще хуже – я не мог понять, почему все-таки не поехал, хотя собирался, только сначала одно, потом другое, и… Я попытался это объяснить, и в конце концов капеллан понял, что я правда хотел поехать, но не смог, и мы почти помирились. Я выпил много вина, а потом еще кофе и стреги, и в пьяном порыве философствования рассуждал, что мы не всегда – точнее никогда – не поступаем так, как хотим.