Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 7

Жизнь в молодой Советской республике — да и во всем мире — шла обычным чередом.

В Москве пили самогон и запрещали курение и прыжки на трамвайные подножки, милиционеры в красно-черных фуражках регулировали дорожное движение, нэпманы всеми силами и возможностями пытались отвертеться от прогрессивного налога.

В далекой Мексике застрелили революционера Панчо Вилью.

Белогвардейцы-эмигранты убили в Лозанне товарища Воровского, выдвинул свой ультиматум Керзон. Шагали многолюдные демонстрации, возмущенные наглостью английского лорда, скандировали: «Пиши, Керзон, но знай ответ — бумага стерпит, а мы нет!». На демонстрациях грохотал стихами Маяковский «…британский лев — вой!», продавались спичечные коробки с этикеткой в виде кукиша и надписью «Наш ответ Керзону».

В Нескучном саду полным ходом, как бронепоезд, шла стройка павильонов первой сельскохозяйственной выставки Союза ССР, несмотря на все шепотки о том, что построить не успеют, а если успеют — то плохо, а если и хорошо — то бухнут такие деньжищи, что лучше бы на что-то другое потратили. Ничего, не обращая внимания на шептунов, строили и строили. Выставка открывается уже через две недели.

А я… Я служил в МУРе. В отделе по борьбе с нечистью.

2

Мой начальник, Иван Николаевич Чеглок, в первый же мой день вызвался быть моим наставником, но, уже после первого же дела, о приворотном зелье, признал свою ошибку. Должность начальник ОБН требовала слишком много времени, так что на мою учебу его просто не оставалось. Поэтому мне чаще приходилось быть на подхвате у остальных агентов, помогая им в расследовании разнообразных колдовских преступлений.

Кроме меня и Чеглока в отделе было еще пять человек.

Тарас Хороненко, мужичок лет сорока-пятидесяти, с редким венчиком волос вокруг блестящей лысины, шумный и суетливый, поэтому известие о том, что он — чемпион МУРа по стрельбе из револьвера, в первый момент вызывало оторопь.

Коля Балаболкин, бывший беспризорник, подобранный Чеглоком буквально в асфальтовом котле, где Коля ночевал. От его веселых историй о бездомной жизни иногда мороз пробирал по коже.

Пресвитер Цюрупа, молчаливый и болезненный, постоянно пьющий порошки и микстуры.

Их я встретил в первые же дни, а с двумя другими познакомился чуть попозже.

Паша Шаповалов, рыжий как морковка, чем-то похожий на полового из трактира — как я потом узнал, именно половым он и работал до революции — с двумя золотыми зубами на месте верхних резцов. И его друг, Слава Смирнов, невысокий, темноволосый, в круглых роговых очках. В отличие от несколько шебутного Паши, Слава был спокойным и тихим. По слухам он писал стихи о милиции, но никому их не показывал.

Ах да, как я мог забыть… был еще один член нашего отдела. В отличие от всей нашей рабочее-крестьянской компании он единственный мог похвастаться длинной родословной, а его изумрудно-зеленые глаза сводили с ума всех девушек МУРа.

Солидный, дымчато-серый кот, по имени Треф. Сыскной породы, выведенной немцами в начале прошлого века. С ним работал Слава, наш штатный фелинолог, и никто лучше Трефа не мог определить остаточные следы колдовства, увидеть призрака, духа или эфирника, отличить обычного человека от оборотня, одержимого или упыря. Лучший кот-сыскарь всей Москвы.

Вот с этими ребятами я и работал.

Чаще всего мне приходилось быть на подхвате и чаще всего — во время какого-то мелкого расследования. Описанных в приключениях ван Тассела тайных колдовских обществ, упырей-вампиров, завывающих призраков, кошмарных чудовищ и прорыва из пекла — не было. Не было романтики, не было захватывающих приключений…

И это было хорошо.

Романтики и захватывающих приключений мне хватило в Туркестане.

3

Вместе с Колей Балаболкиным мы выискивали в узких и пахнущих капустой лабиринтах коммунальных квартир следы присутствия домовых духов. В случае обнаружения — вызывали группу очистки, а в случае необнаружения — проводили воспитательные беседы с жильцами о том, что вызывать МУР по разным глупостям, а также сваливать на духов собственные безобразия — не очень хорошо.

Вместе с Хороненко мы лазали под проливным дождем по скользкой траве парка, разыскивая вход в нору «малых людей», проказливых и пакостных созданий, невесть с чего заведшихся в Москве. Так и не нашли, кстати. Только попали под град и Тарас красовался россыпью фиолетовых пятен на лысине.

Вместе с пресвитером ругались, глядя на вмурованные в печную трубу горлышки от бутылок. Это какими же нужно быть сообразительными, чтобы сначала зажать печникам деньги за работу — якобы труба дымит и долго делали — а потом еще принять завывание ветра в горлышках с голосом призрака? Правда, призрак на старом чердаке все же оказался, но, по словам развеявшего его Цюрупы — очень старый, чуть ли не допетровских времен. Он и виден-то был еле-еле, не говоря уж о том, чтобы создавать шум.

Вместе с Пашей Шаповаловым мы расследовали, пожалуй, самое любопытное дело за три месяца, о выигрыше в казино «Монако».

Как по мне, так нет ничего плохого в том, чтобы обыграть буржуйское заведение, в которое ходят разве что нэпманы, не знающие как бы побыстрее потратить украденные деньги. Если бы не способ.

Человек воспользовался заговором на удачу. Многие не видят в этом ничего плохого: мол, что такого, если человеку повезет немного больше, чем остальным? Плохо то, что удачи на всех не хватает.

Если повезло одному — значит, рядом с ним не повезет другому.

В этом мире нельзя получить что-то, не заплатив. И если не заплатил ты — значит, кто-то заплатил за тебя.

Исключений нет.

Был у нас в полку красноармеец, такой… везунчик. Его так Везунчиком и звали, из каких только передряг не выбирался. Всех вокруг убьют, а на нем — ни царапинки. Только начали замечать, что его-то самого пули и осколки как будто стороной обходят, зато тех, кто РЯДОМ — чаще других убивают. Верный признак заговора от пуль, у него условие такое — чтобы человека пули обходили, рядом с ним каждый раз кто-то гибнуть должен.

Колдовство — подлая штука, я разве не говорил?

Впрочем, Везунчик у нас недолго продержался. Пропал один раз ночью без вести, так и не нашли… Что вы на меня смотрите? Пропал. Совсем пропал.

Так что поиски заговоренного игрока были для меня чуть ли не личным делом. Правда, недолгим — нашли его быстро. Трубач из оркестра, женился на стерве, она его каждый день пилила, что живут они не как нэпманы, он и сорвался. Сначала из кассы тянул, а потом решил одним махом большой куш сорвать. Если бы дирекция казино чуть почаще антизаговорные амулеты обновляла — его бы в тот же день взяли.

Не зря Хороненко сказал однажды: «Стерва, Степан, — это всего лишь дохлая скотина. Не надо с ней связываться — меньше вонять будет».

Это он тогда заявил, когда увидел, как я на девчонку из машбюро смотрю. Можно подумать, мне так интересна эта крашенная перекисью Мэри рязанского разлива. Просто она немного напомнила мне Марусю Красную.

После разоблачения Колыванова с нее сняли любовный приворот, и больше я ее не видел. Ну… Почти не видел. Иногда я проходил мимо здания, где размещалась ее бухгалтерия и видел, как она выходит с работы и, цокая каблучками, торопится домой. Нет, я не ходил туда специально, чтобы увидеть ее… Нет… Просто… Иногда… Иногда у меня были дела в том районе…

Маруся оказалась вовсе не ведьмой, как я о ней думал, а тихой трудолюбивой девушкой — это я понял потому, что она очень редко гуляла с подругами и очень часто задерживалась после работы. Приятелей после Колыванова у нее не появлялось, наверное, остатки действия приворота: после снятия он вызывает ненависть к суггестору — так называется поставивший приворот — а у Маруси, похоже, неприязнь возникла ко всем мужчинам. Если бы не это… Я бы наверное, подошел к ней в один из тех вечеров, когда видел ее, идущей домой… А так… Я ей наверняка был бы так же противен, как и другие мужчины…