Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 35

Екнуло сердце — я сразу представил себя на месте убитого горем Григорьева, как будто это я сижу, шепчу бледными губами, стискиваю стакан с водой, а рядом тихо шепчут «У Кречетова жену убили…». Мозг, видимо, никак не желая продолжать такую страшную картину, тут же подкинул мне отвлечение.

— А почему он у нас? — спросил я у Балаболкина, мы вроде как убийствами не занимаемся, и тут же понял, в чем дело, — Как ее убили? Колдовство? Порча?

Как выяснилось, ни то и ни другое. Вчера коллега со своей будущей — уже никогда не будущей… — невестой гуляли по улицам, строили планы на будущее, в общем — радовались жизни. Но всему приходит свой конец, пришла пора и ей торопиться домой. Потому как уже начинало смеркаться, и приличным девушкам пора было ложиться в постель. Сейчас Григорьев казнил себя за то, что отпустил ее руку, не проводил ее до самого подъезда, до квартиры, до кровати — и пусть, пусть ее родители были бы недовольны, зато Катенька была бы жива! Девушка зацокала каблучками, свернула за угол, скрылась из глаз замешкавшегося Григорьева буквально на несколько секунд… И сразу после того, как она исчезла за углом, он услышал девичий крик, мгновенно бросился туда — кому как не агенту угро знать, что московские улицы все же еще не настолько безопасны, как хотелось бы. И опоздал.

Невеста лежала на тротуаре, огромные глаза смотрели в вечернее небо. Девушка была мертва. Никаких следов на ней не было. Ни ран, ни синяков — ничего.

«Что это может быть?» — заворочались у меня в голове шестеренки мыслительного процесса. Укол отравленной или заколдованной иглой? Тогда где убийца? Улетел? Всплыли воспоминания о полученных из Минска ориентировках, мол, среди тамошних колдунов выявлено использование ядовитых птиц-Садяржиц. Только где мы — и где Минск? Да и зачем белорусским колдунам убивать девушку-москвичку?

— Есть подозрение, что это был мстительный дух, — пояснил Балаболкин, увидев, что я задумался.

Мстительный дух — это да… Это возможно… Бывает, когда нехорошо умерший или неправильно похороненный человек становится не просто призраком, безобидным, разве что — неприятным, а злобным мстительным духом. Одно прикосновение призрачной руки такого духа — и человек падает замертво, могильный холод мгновенно останавливает сердце. Вот прям как с невестой Григорьева произошло. И самое главное — добравшись до тех, кому хотел отомстить, дух не успокаивается и начинает набрасываться на всех встречных-поперечных. Вот как с невестой Григорьева произошло. Правда…

— А откуда та мстительному духу взяться?

— Там Немецкое кладбище неподалеку.

Да, тогда — да. Тогда возможно. Все равно, конечно, маловероятно — все ж таки на кладбищах ритуалы блюдут и там не то, что мстительные духи, призраки и те редкое явление. С другой стороны — нашу русскую безалаберность никто не отменял. Могильщики схалтурили, батюшка, что землю освящался, оскоромился перед этим в пост, да далеко ходить за примером не надо — были случаи, когда бандиты тела своих жертв прятали прямо в свежих могилах, мол, никто не найдет. Понятное дело, никакими ритуалами не озадачиваясь…

И тут в моей голове сложились несколько фактов.

Призрак.

Кладбище по соседству.

Давнишняя ориентировка.

— Товарищ Чеглок.

— Степ, у тебя что-то важное?

— Я по вот этому самому делу…

И я рассказал, с чем позавчера столкнулся.

3

— Попрыгунчик, говоришь? — потер подбородок Чеглок, — То есть, не человека, который призраком притворяется, ты видел, а настоящего призрака? Это мысль, конечно… Правда, сомнительная.

— Чем это она сомнительная? — надулся я, уже успевший возгордиться тем, что распутал дело.

— Ну, во-первых, откуда б у нас взяться призраку попрыгунчика? Они все же таки в Питере промышляли, там их и поймали, там и расстреляли. Бальгаузен и его банда.

— Но…

— Верно говоришь, Степа, у нас тоже свои доморощенные попрыгунчики водились. Конечно, у наших дым был пожиже и труба пониже, но все ж таки были. Помер один такой, то ли своей смертью, то ли достала его милицейская пуля, то ли свои приголубили — не суть важно. Похоронили его… А где похоронили-то? Попрыгунчика у Немецкого кладбища видели, ты — у Новодевичьего. Его что, на части поделили, как святые мощи, прости Господи?

Чеглок перекрестился.

— Э…

— Да, может, конечно, таких попрыгунчиков было и несколько. Одного на Немецком похоронили, другого на Новодевичьем прикопали, всякое может быть. Только вот с каких пор призраки начали пуль бояться? Хоть бы и серебряных?

— Ну…

— И опять-таки — кто сказал, что он твоего нагана испугался? Крест табельный на тебе?

— Да, — я машинально дотронулся до груди, где под толстой материей одежды висел крест, освященный в соборе НКВД.

— Вот, вполне мог от твоего креста шарахнуться. Навряд ли ты, Степа, его своей физией перепугал…

По-моему, товарищ Чеглок меня вообще не слушал, а просто рассуждал вслух. Похоже, что версия с призраком попрыгунчика казалось ему логичной, но что-то все же вызывало сомнения. И тут ожил Григорьев.

— Был попрыгунчик! — резко поднял он голову, — Был! Мы его с Катей видели! Как раз неподалеку от того места, где ее… где она…

Неожиданно его глаза вспыхнули:

— Так это он Катю и убил, тварь!

— Может, совпадение… — начал было Чеглок, но агент уже вскочил со стула и, горячась и сбиваясь, заторопился.

— Нет, Чеглок, нет, никаких совпадений! Как только Катя за угол свернула — так оттуда хлопки послышались, как будто кто-то в ладоши хлопает. Это не хлопки были, это он по земле топал, когда прыгал! И когда я ее… ну… тело… увидел и к ней бросился — за оградой как будто бы что-то белое мелькнуло! Он это! Попрыгунчик!

Григорьев подскочилк моему начальнику и схватил за руку:

— Товарищ Чеглок! Христом-богом прошу — возьми меня к себе! Помоги эту тварь найти! Я ее за Катеньку из-под земли достану и обратно в ту землю закопаю!

— Погоди-погоди, Григорьев… А ты не выдумал сейчас вот все? Сам знаешь…

Да, те, кому приходилось опрашивать свидетелей и очевидцев, хорошо знали, как те, от желания помочь или просто от безудержной фантазии, «вспоминали», бывало, такие подробности произошедшего, которые даже рядом не стояли с истиной. Недаром в Муре поговорка ходила: «Врет как очевидец».

— Да нет… — вспышка Григорьева начала потухать, он явственно пытался вспомнить в подробностях произошедшее, — Нет, я точно помню… Я же сам милиционер, я знаю, как очевидцы очевидят, нет, у меня не то, я точно помню. Возьмите меня к себе!

— Ты, давай, несколько дней отдохни, ну, сколько там тебе твое начальство даст, приди в себя, а тогда уж и приходи, посмотрим. Сейчас ты нам, извини, не помощник, а помехой будешь.

Чеглок повернулся ко мне:

— Похоже, Степа, ты со своим попрыгунчиком в цвет попал. Только толку от этого немного.

— Чего это?

— А того, что нам-то все равно, попрыгунчик этот призрак или тень отца Гамлета. Один пес — кладбища обыскивать надо, хоть так, хоть этак. Так что бери пресвитера — и дуй на Немецкое. Оно и поменьше Новодевичьего будет и смерть все же рядом с ним произошла. А я тут еще малость покумекаю…

4

Новый пресвитер, тот, что пришел на замену покойному Цюрупе, мне не нравился. Как к пресвитеру к нему претензий не было, дело свое он знал твердо, но как человек… Вечно чем-то недовольный, вечно брюзжащий, ворчащий, как старый дед, ей-богу! Вот и сейчас он всю дорогу до кладбища бубнил, что дело это зряшное, что ничего мы не найдем и вообще…

Нет, с одной стороны я его понимал — погода была откровенно не сахар. Как это часто бывает в апреле, она поменялась на совершенно противоположную и солнечные деньки, стоявшие последнее время, сменились тоскливым моросящим дождиком. Да, в такую погоду бродить по кладбищам в поисках могил с неупокоенными духами совершенно не хочется. В такую погоду не хочется вообще выходить из отдела. А еще лучше — из дома. Завалиться на теплую печную лежанку и лежать, лежать, лежать…