Без кожи - Градова Ирина - Страница 5

– Скажите, Ирина, а не случалось ли в тот вечер чего-нибудь странного, необычного?

– А как же, случилось! – обрадовалась собеседница. – Где-то часов в одиннадцать прискакала Машка Прохоренко, и, можете себе представить, на ней было точно такое же платье в блестках, которое я надевала на выпускной! Она что, думала, что никто не в курсе, что этой коллекции уже два с половиной года?!

Антон тяжело вздохнул и подал знак официанту подойти: хоть он и на работе да и время раннее, но пора, похоже, заказать что-нибудь покрепче сока!

Мономах предвкушал чашку горячего кофе и десять-пятнадцать минут тишины перед тем, как отправиться домой: этот бесконечный день, слава тебе господи, завершился, и можно расслабиться и вытянуть ноги. Однако в тот день его мечтам не суждено было сбыться. На подходе к кабинету он увидел женщину, сидящую в кресле у его двери – там, где обычно ожидали приема потенциальные пациенты или их родственники. День был не приемный, и Мономах ощутил раздражение: ну неужели обязательно приходить чуть ли не в ночи, когда его и вовсе могло не оказаться на месте, не дожидаясь законной возможности встретиться с заведующим отделением?! Женщина поднялась ему навстречу, и гневные слова, готовые сорваться с его губ, застряли в горле.

– М-маша? – пробормотал он, с трудом узнав старую подружку.

Как же она изменилась с их последней встречи! Обычно прямая, как у балерины, спина сгорбилась, лицо осунулось, волосы в беспорядке, а ведь она еще молодая женщина!

– Вовка! – выдохнула она и, сделав шаг вперед, повисла у него на шее.

По тому, как вздрагивали ее плечи, Мономах понял, что она плачет.

– Что-то с мужем? – испугался он. – Не молчи же, Мария, говори скорее!

Вместо ответа она помотала головой.

– С Егором все в порядке, – пробормотала она, вытирая глаза рукавом пальто. – Во всяком случае, я так думаю – мы давно не общаемся…

– Что значит не общаетесь? – изумленно захлопал глазами Мономах.

– Да это не важно, Вовка, это совершенно не важно! Ты не понимаешь: Костик… Костика больше нет!

– Как… нет?

В мозгу Мономаха вспыхнула и тут же перегорела воображаемая лампочка: он вспомнил о звонке Машиного сына и о том, что, замотавшись, благополучно о нем забыл и даже не перезвонил позднее, чтобы спросить, почему парень не зашел, как договаривались! Ну почему он не перезвонил?!

– Его убили, а полиция ничего не хочет делать! – причитала между тем Мария, ломая руки. – Ты говорил, что у тебя есть приятельница в СК, я правильно помню? Может, ты мог бы…

– Давай-ка войдем в кабинет, – предложил Мономах.

Проходящие по коридору пациенты и медсестры с интересом поворачивали головы в их сторону, вероятно расслышав слова «убили» и «полиция».

Когда они оказались внутри, Мономах запер дверь и полез в сейф, где вместе с важными документами была припрятана бутылка коньяка – для таких вот случаев. Налив полстакана, он протянул его подруге. Она выпила залпом и снова зарыдала. Мономах плеснул бы и себе, но тогда придется оставлять машину на стоянке и вызывать такси, а ехать в пригород в это время найдется не так много желающих. Поэтому он достал термос и налил себе кофе, который хоть и оказался чуть теплым, однако все же немного его взбодрил и вернул способность соображать.

– Маша, что случилось, ты можешь толком объяснить? – попросил он, видя, что подруга уже немного пришла в себя.

– Костика нашли на крыше клиники, где он работал, а при нем обнаружены сильнодействующие препараты…

– У него были проблемы с наркотиками?!

Мономах был ошарашен: они давно не виделись с парнем, и он понятия не имел, чем жил Костя все эти годы, но то, что он о нем знал, противоречило этому предположению.

– Да не было ничего подобного! Они говорят, у него передозировка, а он никогда не принимал запрещенных препаратов, слышишь?! – закричала Маша, подавшись вперед. Костяшки пальцев ее рук, лежавших на коленях, побелели от напряжения и едва сдерживаемой злости. – Он даже снотворного не пил, да и зачем, ведь он такой молодой и отлично спал, если выпадала такая возможность, потому что он много работал и не высыпался!

– А что говорит… Прости, что говорит патологоанатом?

– То же, что и они все: передозировка… Вовка, это все вранье голимое, понимаешь? Там что-то произошло, и они пытаются прикрыть свою задницу!

– У тебя есть предположения, что случилось?

Мария снова замотала головой:

– Он же ничего мне не рассказывал! Мы отдельно жили… Я хотела с девушкой его поговорить, она не может ничего не знать!

– Поговорила?

– Она от меня бегает как черт от ладана, я не понимаю, что происходит! Мне кажется, они разругались, но точно я не в курсе… Господи, Вовка, что мне делать?!

– А почему Егор ничего не предпринимает? У него же есть связи…

– Мы с Егором уже год как в разводе, и я теперь не Теплова, а снова Калганова: вернула девичью фамилию.

– Ты ничего не говорила!

– А зачем? Он завел себе молодую пассию, и я его выставила. Костик, думаю, с отцом общался, но мне не говорил – не хотел обидеть.

– Хорошо, вы больше не вместе, но ведь Костя ваш общий сын!

– По-моему, Егор смирился с тем, что произошло: конечно, его мадам беременна, как я слышала, а сын побоку! В полиции меня убеждали, что развод мог повлиять на Костика и он начал баловаться наркотой…

– Глупости, ему же не пятнадцать лет, он взрослый мужик!

– Вот и я так сказала, но кто меня слушал?! И тогда я вспомнила, что у тебя есть приятельница в Следственном комитете – может, она поможет?

– Поможет в чем?

– Выяснить правду!

– Ты не веришь официальному заключению только потому, что Костик не рассказывал тебе о…

– Он не был наркоманом! – сердито перебила Мономаха Мария. – Я чем угодно готова поклясться: мой сын никогда бы к наркотикам не прикоснулся! Они говорят о тяжелой доле ординатора, долгих часах работы, непомерных нагрузках и легком доступе к медикаментам в больнице, где работал Костик, но все это лажа, Вовка! Я мать и знаю своего сына лучше всех!

Повисла долгая пауза, во время которой Мономах размышлял, как бы поаккуратнее задать мучивший его вопрос.

– Маша, – начал он наконец, – а когда умер Костя, в какой день?

– Два дня назад, во вторник.

– А время смерти?

– Почему ты спрашиваешь? – удивилась она.

– Просто ответь, ладно?

– Патологоанатом сказал, что это случилось утром, около одиннадцати часов.

Мономах буквально ощутил, как тиски, сжимающие его сердце с того самого момента, как он узнал о смерти Константина, вдруг разжались: парень умер до того, как они должны были встретиться! Означает ли это, что его совесть может спать спокойно? Он не так уж хорошо был знаком с сыном однокурсницы, ведь они встречались в последний раз, когда тот еще учился в университете, но Маша, похоже, уверена в своих словах. Опыт подсказывал Мономаху, что родители часто плохо знают о жизни даже детей-подростков, не говоря уже о тех, кто вылетел из гнезда и зажил самостоятельной жизнью… Может ли он положиться на мнение убитой горем матери и дернуть Суркову без достаточных оснований? Как бы хорошо он ни относился к Марии, Мономах понимал, что этих самых оснований маловато… Черт, да их вообще нет!

– Ты мне поможешь? – с надеждой спросила Мария, и он понял, что стал ее последним шансом, больше ей обратиться не к кому. – Я уже была на приеме у самого большого начальника в комитете, но что-то мне подсказывает, что он не впечатлился, хоть я и пригрозила обратиться в СМИ!

– Не знаю, смогу ли помочь, но я поговорю со своей знакомой из СК, – осторожно пообещал Мономах.

– Так я и не прошу о большем! – воскликнула однокурсница. – Я только хочу, чтобы в деле разобрались объективно, а не возводили напраслину на Костика и не трепали зря его имя!

Но Мономах понимал, что «объективность» для его подруги означает одно: репутация ее сына должна остаться незапятнанной, а для этого требуется доказать, что имело место преступление! Мономаху хотелось бы больше знать парня, ведь в данных обстоятельствах ему придется довериться старой подруге и не сомневаться в ее словах. Беда в том, что он привык доверять лишь тому, в чем убедился лично!