Коловрат. Знамение - Миронов Алексей - Страница 37

– Ну, боярин, – прошептал он еле слышно. И лицо его вдруг сделалось жестким и безжизненным, как у мертвеца, – вот и пришла пора с жизнью расстаться.

Кондрат молча сглотнул, ощутив еще сильнее остроту клинка на своем горле. Мозг, когда-то давно натренированный страхом смерти, с бешеной скоростью просчитывал варианты, как ее избежать, но ни один из них в этот раз не приводил к спасению. Даже легкое нажатие на рукоять – и клинок войдет в шею как в масло. Кондрат рассчитывал только на учебный бой. А вдруг этот кузнец настолько ненавидит бояр, что действительно решил его прирезать ради удовольствия или за какие-то прошлые обиды? Что, если он ошибся в расчетах.

– Струхнул, боярин? – вдруг издевательски поинтересовался кузнец, отступая на шаг и ухмыляясь. – Надо же было тебя на испуг взять, да посмотреть, что будет. Я гляжу, ты уже обделался. Решил, небось, что я и правда тебя убью, да с золотом твоим исчезну. Оно, конечно, заманчиво. Да только…

Он не договорил. Взбешенный новой проверкой и своим бессилием в этой битве Кондрат ударил по клинку атамана снизу вверх, уводя острие в сторону, а затем сам обрушил удар на голову кузнеца сверху вниз. Убить, конечно, не хотел. Но попугать за издевательства нужно было. Может быть даже ухо, в котором сверкала серьга, отрубить. Так его разозлил этот чертов кузнец. Однако обидчика уже на том месте не было. Словно призрак, он мгновенно и незаметно переместился на шаг в сторону. Отчего яростный удар Кондрата только срубил несколько веток.

Васька же, отпрыгнув, уже отступал назад к озеру вдоль края поляны. Мягко переставляя ноги в поршнях, он поигрывал мечом, словно подзадоривая своего противника, который и так был уже в ярости.

Кондрат тоже прыгнул вперед и, оказавшись на расстоянии удара, выбросил клинок вперед, совершенно не заботясь о том, убьет он Ваську или нет. Кузнец удар отклонил, вновь переместившись на шаг. Кондрат нанес еще один резкий удар, прямой и колющий, в грудь. Васька и его отбил, но уже с трудом, как показалось Кондрату. Больно уж сильный получился удар. Не обманываясь насчет себя, боярин продолжал рубить и колоть воздух вокруг кузнеца, тесня того к озеру, до тех пор пока противники вновь не оказались на берегу. Звон на поляне стоял такой, словно в опустевшей кузне стучали сразу несколько кузнецов. Птицы, не привыкшие к такому шуму в этих местах, вспорхнули со своих насиженных веток, перелетев вглубь леса. Подальше от двух неистовых мужиков, которые уже битый час обменивались ударами, то и дело высекая искры из мечей.

Здесь Кондрат, которому совсем не хотелось повторить вчерашнее купание, сменил тактику. Он вдруг прекратил наступление, отошел на пару шагов и встал как вкопанный на месте. Позади него, в десятке шагов была кузня и землянки, впереди озеро. Справа вся обширная поляна. Чуть наклонившись, он ждал ответного нападения кузнеца. И тот порадовал его, вдруг ринувшись в наступление. Васька Волк нанес два удара подряд: сверху и сбоку, Кондрат на удивление ловко отбил оба. Затем чуть не пропустил удар по ногам, в последний момент успев переместить клинок к правому колену. Здесь меч кузнеца лишь вспорол ему шаровары, скользнув по клинку, но оставил нетронутой плоть. А Кондрат в ответ, изловчившись, рубанул приблизившегося противника по плечу, и удар неожиданно достиг цели. Почти. Каким-то чудом бывший атаман опять успел избежать смерти, и клинок Евпатия лишь срубил кожу с наплечника. Доспех треснул, оголив плечо.

– Молодец, боярин, – похвалил Васька, отскочив на несколько шагов и осматривая свою рану, – вспоминаешь дело ратное потихоньку.

– Жив? – уточнил на всякий случай Кондрат, хотя и так видел, что бывший атаман стоит перед ним, не выказывая ни малейших признаков слабости или боли. Да и сам он в ярости уже забыл про свои.

– А что мне сделается, боярин, я же заговоренный, – сообщил Васька, бегло взглянув на след от удара меча. – Крови нет, кости целы. Только рубаху попортил, зашью.

А потом, перекинув меч из правой руки в левую, добавил:

– С боковыми ударами у тебя уже неплохо идет. Держишь. А вот в ноги и голову покамест пропускаешь. Это худо.

Он вновь посмотрел на свое плечо и закончил первую похвалу:

– Когда нападаешь, помни, хороший противник на месте стоять не будет, дожидаясь, пока ты его проткнешь, али изрубишь в куски. В него еще попасть надо. Так что смотри внимательно, как он движется, да угадывай. Сделай так, чтобы не ты его достал, а он сам на твой меч наскочил. Вот тогда будешь готов.

Кузнец вдохнул полной грудью, потом сплюнул, прищурившись на солнце.

– А теперь с другой руки поучись отбиваться от моих ударов. Так тебе труднее будет.

И атаковал едва успевшего перевести дух Кондрата. Левой рукой удалой кузнец бился ничуть не хуже, чем правой. Зато отбивать эти удары и в самом деле оказалось сложно. Праворукому биться с леворуким всегда труднее. Неудобно. Но и тут Кондрат не ударил лицом в грязь. Пропустив поначалу пару секущих выпадов в ноги и плечо, боярин вскоре приноровился сражаться с неудобным противником. Его собственные руки с каждым новым ударом становились все более умелыми, а меч в них вертелся ничуть не хуже шашки в руках лихого казака.

Сам кузнец, не дав ему доспеха, надо сказать, удары только намечал, лишь изредка царапая противника в наказание за ошибки. Постепенно до Кондрата дошло, из-за чего ему не дали надеть не только свой доспех, привезенный из Рязани, но и ничего не предложили из местных запасов. Так он гораздо острее чувствовал тонкую грань между жизнью и смертью, чем человек, закованный в броню или хотя бы затянутый в кожаные доспехи. Меч, свистевший над ничем не прикрытой головой или возле самого горла, то и дело рассекавший его шаровары на лоскуты, заставлял мозг работать и принимать решение в десять раз быстрее. Руки, ноги и голова человека, боровшегося за свою жизнь, сливались в единое целое и выполняли приказы мгновенно.

Прыгая и уворачиваясь от разящих ударов левой руки кузнеца, Кондрат поневоле ощущал холодок смерти, плясавшей вокруг него на конце клинка. Кузнец, невесть как оказавшийся в этих замшелых лесах и неизвестно чем промышлявший здесь на самом деле, явно был из тех, кому приходилось много убивать. И потому он знал цену жизни. Он играл с неумелым боярином, как кошка с мышкой, показывая превосходство в каждом движении. Кондрат долгое время пребывал в бессильной злобе и ярости, пытаясь пробить этот невидимый щит. Но внезапно, после очередного удара, Кондратий вдруг ощутил, как резко изменилось его сознание. Разом. Словно он вспомнил все, что таилось в глубинах, но до поры было под запретом. Хотя внешне все осталось, как и было. Только теперь его разум слился с мечом, и рука стала продолжением тела, а сил прибавилось.

Следующий удар боярина заставил бывшего атамана со звоном скрестить с ним мечи и с большим трудом отвести клинок, направленный прямо в лоб. На мгновение они встретились глазами, и Евпатий успел заметить легкое изумление в холодных глазах кузнеца. А когда новым ударом он срубил второй наплечник, а потом и вовсе взмахнул над непокрытой головой Васьки-кузнеца, впервые заставив того резко присесть и даже отпрыгнуть назад, чтобы сохранить свою голову, изумление бывшего атамана достигло предела. Пригнувшись, тот резко отступил назад. Затем неловко зацепил поршнем корень и рухнул навзничь, растянувшись во весь рост на поляне под удивленные возгласы своих подмастерьев. А Кондрат не мешкая подскочил к распластанному на траве противнику и уверенным движением приставил острие меча к его груди. Кузнец попытался встать, но клинок остановил его движение, впился в кожаную рубаху, грозя проткнуть ее при следующей попытке.

– Не так быстро, кузнец, – успокоил его Кондратий и добавил с издевкой и заслуженным удовольствием: – а то могу и рубаху попортить. И так уж на плечах пообстриг маленько. Штопать придется долго.

Дождавшись, когда гнев в глазах посрамленного кузнеца чуть остынет, Кондратий отвел клинок в сторону, позволив Ваське встать.