Императрица Мария. Восставшая из могилы - Барятинский Михаил Борисович - Страница 61

– Пока пренебречь, – поправил архиепископа Николай, – а остальное все просто; я думаю, вы это отлично знаете. Рабочего класса в Сибири и на Дальнем Востоке практически нет, так, крохи. Крестьянство – зажиточные старожилы, народ степенный, обстоятельный, религиозный и патриархальный, одно слово – чалдоны. Резких телодвижений они не любят, в том числе и смену власти. Большевики им по барабану – земля у них есть. Главное, их не трогать. Вот и выходит, что наиболее активная часть населения – это бежавшее от большевиков и выступившее против них офицерство и казачество, еще более зажиточная, чем старожилы, часть населения Сибири, которая законно опасается за свои привилегии и землю. Наиболее проблемная часть населения – переселенцы-новоселы, особенно последней волны, приехавшие в шестнадцатом-семнадцатом годах и не получившие никакой земли. Вот они-то – питательная среда для большевистской пропаганды, за них еще надо будет бороться.

– Как?

– Для начала хотя бы восстановив процесс выделения им наделов и выплат хоть каких-то подъемных на обустройство. Они приехали сюда, за тысячи верст, за землей, многие готовы ждать, но их тревожит неопределенность. Если же добрая императрица начнет, хотя бы начнет, давать землю и заниматься их проблемами, то они – наши! Русский народ достаточно инерционен, я уже говорил про веру в доброго царя. Зайдите в любую избу, и вы увидите портреты членов императорской фамилии, и это спустя почти два года после отречения.

– А у тебя я не видела… – Маша повернулась к Николаю.

– Ну, дорогая моя, у нас полгода была советская власть с далеко не самыми адекватными ее представителями во главе. Я думаю, ты на этих особей насмотрелась. Вот и поснимали фотографии со стен от греха. А в сундуке у мамы на крышке наклеены фотографии Александра Третьего и Марии Федоровны, по-моему, сразу после коронации. Твою бабушку моя мама особо привечала, говорила, что они с ней одного поля ягоды.

– Как это? – изумилась Маша.

– Маленькие обе, не заметила?

– Точно, Пелагея Кузьминична ростом совсем как бабушка! – рассмеялась Маша.

Архиепископ молча улыбался в бороду, наблюдая за молодыми людьми и в особенности за великой княжной. Смех делал ее совершенно очаровательной.

«Проста, естественна, – думал он, – а это нравится людям!»

– Вот мама и говорила, – продолжил Николай, – мол, росточку маленького, а каких мужиков огромадных приручили.

– Да, действительно, Петр Иванович ростом с дедушку, только в плечах поуже! – снова засмеялась Маша, а потом, вновь став серьезной, обратилась к архиепископу: – Ваше преосвященство, мне, наверное, нужно будет провозгласить манифест?

– Конечно, – согласился тот, – моя библиотека в вашем распоряжении. Здесь много всего, в том числе и все манифесты российских монархов. Вы только поясните мне, что дальше-то намерены делать? Как я понимаю, Николай, ход Гражданской войны вам известен?

– Известен, не в деталях, но основные события помню хорошо. Но ведь это не главное, и вам как священнослужителю это должно быть известно.

– Вот как? Что же главное?

– Главное – это борьба за умы. Можно одержать военную победу уже этой зимой, во всяком случае, на Уральском фронте для такой победы создадутся все предпосылки, но ей будет грош цена, если нам не удастся оторвать от большевиков народ, в первую очередь – крестьянство. Знаете, английский генерал Нокс, который находится сейчас в Омске, в девятнадцатом году сказал, точнее скажет… или уже не скажет… – Николай запутался и, мотнув головой, закончил: – В общем, в моей истории он сказал: «Можно разбить миллионную армию красных. Но если сто пятьдесят миллионов русских не хотят белых, а хотят красных, то бессмысленно помогать белым». Вот за умы этих-то ста пятидесяти миллионов надо бороться. Сумеем предложить им альтернативу, и войны никакой не нужно будет. Она потеряет смысл.

– А что вы видите в качестве альтернативы? Какую политическую программу вы считаете возможным противопоставить популизму большевиков?

«Силен поп, слова-то какие знает, популизм», – подумал Николай и ответил:

– Популизм придется бить популизмом.

– Это как же? – удивился отец Сильвестр.

– Это значит, что в качестве идеологической и политической программы нам необходимо принять программу большевиков. Практически на сто процентов!

– Вы это серьезно? – Архиепископ изумленно смотрел на Николая.

– Абсолютно! Предложите что-нибудь лучше!

Архиепископ надолго задумался.

– Какая-то истина в ваших словах есть, – сказал он наконец, – а кроме того, с вами трудно спорить, так как вы знаете, из-за чего белые проиграли в вашей истории.

– Вот именно, – улыбнулся Николай, – и не спорьте.

– Тем более, – продолжил архиепископ, – что вы знаете и как выполнить все те невыполнимые обещания, которые надавали народу большевики.

– С этим сложнее, но в общих чертах представляю. В любом случае способы выполнения их не будут такими же радикальными, как у большевиков. Травить крестьян газами мы не будем!

– Вот как, дошло и до такого?

– Да, и до многого другого. Сами понимаете, землю-то взять было неоткуда, вот и пришлось большевикам снижать численность крестьян, чтобы освободить землицу.

– Боюсь, что ваши идеи многим не понравятся. Сибирским мужикам, впрочем, это все равно, офицерам и казакам можно напомнить о присяге и посоветовать не лезть в политику, а вот интеллигенция раскричится не на шутку! С ними что будете делать?

– Совсем отмороженных – сажать, а остальным винтовку в руки – и в окопы! Нечего за мужицкими спинами отсиживаться и в них же плевать! Тоже мне, мозг нации! Вот скажите мне, ваше преосвященство, вот вы – служитель церкви, а церковь демократична по своей сути. Нет?

– В известном смысле, да! Все мы равны перед Богом!

– Вот именно, а перед законом – нет! В церкви, во всяком случае, стать архиепископом или даже патриархом может любой священнослужитель, и его происхождение не имеет значения.

– Имеет, предпочтение отдается наследующим сан.

– Согласен, но ваш отец был простым приходским священником, отец патриарха Тихона – тоже, отец и дед Иоанна Кронштадтского были дьячками, а его мать – крестьянкой. Так почему же простому человеку отказано в праве стать генералом, министром, губернатором и так далее? Дайте ему возможность получить образование, и мы Ломоносовых, Суворовых и Столыпиных будем вагонами отгружать! К вящей славе России!

– Ну да! Ну да! – Отец Сильвестр в задумчивости барабанил пальцами по столу, поглядывая на великую княжну, внимательно слушавшую своего спутника. – Но все-таки недовольство будет!

– Тут мы надеемся на вас!

– На меня?

– На церковь! В плане разъяснения широким массам нашей политической программы.

– Не многого ли хотите, молодой человек? – усмехнулся архиепископ. – Если вы примете программу большевиков, то землю церкви не вернете, но просите поддержки?

– Альтернатива – большевики! Они не только землю отнимут!

– Да уж, – вздохнул отец Сильвестр, – насмотрелись уже.

– То ли еще будет, – усмехнулся Николай. – По-настоящему большевики развернутся только после победы в Гражданской войне.

– Вот как?

– Именно. Ну сами посудите, человеку нужно во что-то верить. Вот и веру в Бога будут весьма агрессивно заменять верой в коммунизм. Ключевое слово здесь – заменять. Сан священника станет смертным приговором.

Архиепископ смертельно побледнел.

– Да, пожалуй, я соглашусь с вами, что при таких условиях потеря земли не самое страшное.

Он помолчал, как бы переваривая сказанное Николаем, а затем, положив свою широкую ладонь на стол, сказал:

– Хорошо, с идеологией понятно, а что с войной? Без нее-то все равно никуда не деться!

– Единственный возможный вариант – скоротечная кампания зимой с целью разгрома Восточного фронта красных и выхода к Волге. Длительную войну ресурсы Сибири просто не потянут, даже с помощью союзников.

– Смело! Разгром Восточного фронта, ни много ни мало…