Императрица Мария. Восставшая из могилы - Барятинский Михаил Борисович - Страница 36

– Да здравствует царица Сибири!

Понимая, что если толпа надавит, то тонкая цепочка казаков не выдержит, Николай шагнул к великой княжне и негромко произнес:

– Мария Николаевна, нам пора!

Маша хотела было что-то возразить, но, встретив жесткий взгляд Николая, кивнула головой и послушно пошла вслед за ним к автомобилю. С площади пришлось выбираться, окружив машину плотным кольцом верховых казаков.

Александра Александровна Теглева в храм пробилась с трудом. Как-то прошмыгнула мышкой, втерлась вдоль стенки и, найдя какую-то приступку, залезла на нее. С этого места ей было хорошо видно, как великая княжна исповедовалась, как молилась, а когда Маша встала на колени, Александра Александровна заплакала. Потом, на улице, она с гордостью смотрела, как Маша, ее Машенька, здоровается с генералами и чиновниками. Как подает им руку для поцелуя, как всегда низко, заставляя мужчин практически кланяться ей.

– Так им и надо, – шептала Александра Александровна, – все предатели, пусть кланяются теперь моей девочке.

Еще вчера находившаяся на грани помешательства женщина сейчас откровенно любовалась Машей. Та любовь, которую она прежде делила на четырех сестер, теперь сосредоточилась на одной, стала смыслом ее жизни.

Вот Николай что-то сказал Маше, и та пошла за ним к автомобилю. Толпа начала медленно расходиться.

«Он интересный человек, – подумала Александра Александровна, – что необычно для простого рабочего. И Маша его слушается. Надо будет сойтись с ним поближе».

Когда она вернулась в гостиничный номер, Маша ела.

– Проголодалась, бедная, – сказала Александра Александровна и тут же ахнула: – Машенька, тебе же попоститься надо бы!

– Не надо, – жуя, ответила Маша, – я от всех видов постов освобождена.

– Как это? – удивилась Теглева.

– От поста освобождаются дети, больные, беременные женщины и солдаты во время боевых действий.

– Маша, – Теглева всплеснула руками, – не пугай меня!

Великая княжна засмеялась.

– Это совсем не то, что вы подумали! Я веду боевые действия! Николай так сказал, и он прав.

«Опять Николай», – отметила Теглева.

В дверь номера проскользнула раскрасневшаяся Катюха с корзинкой в руках. В собор она не ходила, зато уже успела обойти весь базар.

– Снедаете? А я вот вам пирожков принесла! Вкусные!

– Дай попробовать! – Маша потянулась к корзинке.

– Маша! Неужели ты будешь есть эту гадость? – возмутилась Александра Александровна.

– Чего это гадость? – обиделась Катюха. – Я сама выбирала.

– Вкусные, – подтвердила Маша и обратилась к Теглевой: – Шурочка, неужели вы думаете, что на лесную заимку нам доставляли еду из ресторана? Сначала – каша и бульон, свар, а когда я стала поправляться, – щи, сухарница, груздянка. Шура вы знаете, что такое груздянка?

– Нет, конечно!

– Это такой вкуснющий суп из груздей с перловкой. Опять же уха. Коля такую уху делал, язык можно проглотить! А еще он охотился! Бульон из косули… Знаете как вкусно? А шаньги? Шура, вы не представляете себе, как Катя делает шаньги!

Александра Александровна улыбалась, слушая не на шутку разгорячившуюся княжну.

«А ведь она была счастлива там, в этом лесу, – подумала Теглева, – счастлива, несмотря ни на что!»

– А еще, – Маша сделала круглые глаза, – Катя учила меня косить! Траву косить, представляете? И у меня даже что-то начало получаться!

Катя прыснула.

– А Катюха у нас така домоводка, така ладна домоводка! Тока шебутная, ли че! – вдруг выдала Маша.

Катя уставилась на нее широко раскрытыми глазами, а потом обе девушки бросились друг другу на шею и начали хохотать.

Отдышавшись, Маша сказала:

– А еще я в сарафане ходила. И в лаптях. Мне Коля такие лапоточки сплел, заглядение. Такие легкие и мягкие!

«Опять Коля», – подумала Александра Александровна.

Скрипнула дверь, вошел Николай. И Александра Александровна увидела, как сразу посветлело Машино лицо, как залучились ее глаза.

– Что тут у вас? Хохот на лестнице слышно!

– Это Маша по-нашему заговорила! По-уральски! – ответила Катюха и тут же спохватилась: – Ой, простите, Мария Николаевна!

– Брось! – Маша махнула рукой. – При Шуре можно!

– Мария Николаевна! – Николай склонился в полупоклоне. – Поговорить бы надо. По поводу организации службы безопасности, приватно.

– Пожалуйста, Николай Петрович.

Маша, картинно поджав губы, с преувеличенно строгим лицом проследовала в свою спальню. Николай шагнул следом.

Все подметила Александра Александровна, и не слишком талантливую игру двух актеров, и быстрый лукавый взгляд, брошенный Катей вслед брату и великой княжне. И догадка пришла сразу, простая и естественная: «Да ведь они любят друг друга!»

Как только за ними закрылась дверь, Николай обнял Машу сзади и стал целовать ее в шею и волосы, вдыхая их запах. Новый запах, к которому предстояло еще привыкнуть. Запах не хвои и сена, а тонкий, чарующий аромат дорогих духов, к которому примешивался запах ладана.

– Ну что, Машуня, сдала нас архиепископу? – спросил Николай.

– А как иначе? – ответила она. – Врать на исповеди?

– И про меня рассказала?

– И про тебя.

– Ты теперь только другим попам не исповедуйся, ладно?

– Фу, попам! Мужичье! – фыркнула Маша. – Другим не буду, я попросила отца Сильвестра быть моим духовником.

– Ну, хоть это хорошо! А вообще ты у меня умница, все правильно делала. И держалась хорошо.

– Вот и поцелуй меня!

– Шиш тебе! Заведемся и не остановимся! Терпи! Тебе нужно быть готовой! Я думаю, уже завтра начнутся визиты с целью выяснения твоих планов, а может быть, и с целью подтолкнуть тебя к каким-то решениям. Я думаю, что вчера ты поспешила сообщить о своем желании возглавить Белое движение. Такое твое намерение не всех обрадует. А впрочем, – Николай махнул рукой, – фиг с ними. Главное – слушай, задавай побольше вопросов, получай как можно больше информации. И меньше распространяйся о своих планах, так, намекай только.

За дверью вдруг стало шумно.

– Кто-то пришел, – тоскливо сказала Маша, отстраняясь от него, – надо выходить.

Пришло сразу много народу. Полковник Волков привез баронессу фон Буксгевден и купчиху Шанину с нарядами. Появился и Пьер Жильяр, очень обрадованный выздоровлением Александры Александровны, к которой он был явно неравнодушен. Начались охи, ахи, примерки и все такое, что сопровождает женскую возню с нарядами. Маша осталась довольна и тут же попросила Шанину позаботиться о Кате, у которой с собой был минимум одежды.

Купчиха придирчиво осмотрела Катю.

– М-да, нарядик так себе…

И это про лучшую Катюхину пару!

– Как одевать? Зажиточной горожанкой? – поинтересовалась Шанина.

– Нет, – не согласилась великая княжна, – как дворянку!

У Катюхи загорелись щеки.

– Стоит ли? – заметила Шанина. – Одеть-то можно, но ведь все это нужно уметь носить. Я думаю, что одеваться ей нужно в вашем стиле: прямые скромные платья, прямые юбки, блузки. Возможно, костюм. Только вот каблучки на туфельках можно и подлиннее – рост у нее пониже вашего. Нужно пальто или полупальто, ну и шубку, разумеется, у нас Сибирь, а не Европа! О шляпках тоже будем думать весной.

– И никаких корсетов! – воскликнула Маша.

– А как же, – засмеялась Шанина, – в Европе корсеты уже не носят! Моветон-с!

– И мне бы переодеться, – заметил Николай, – а то я сегодня как-то не очень вписывался.

– Да, молодой человек, – согласилась Шанина, – вы действительно выглядели белой вороной в вашем бушлате и сапожищах. У меня даже кто-то спросил: как это мастеровой среди генералов затесался?

Шанина предложила Николаю полувоенный, а точнее даже военный костюм: офицерский китель без погон под портупею, галифе, сапоги – офицерские, конечно. И не в одном комплекте, разумеется. Посоветовала и хорошего шорника, у которого эту самую портупею можно было заказать. На холодную погоду Николай выбрал бекешу, она меньше сковывала движения. Шанина доверительно сообщила, что скоро начнет поступать помощь от союзников, в том числе и обмундирование. Поступят и американские парки, легкие и теплые.