Императрица Мария. Восставшая из могилы - Барятинский Михаил Борисович - Страница 23

– Думаю, что за последние полтора года ты сумела неплохо познакомиться с миром, причем порой в самых отвратительных его проявлениях, – возразил Николай.

– Я не очень умная и ленивая. Думаешь, почему меня дразнили Тютей?

– Это неправда!

– Самая умная была Татьяна!

– Ты достаточно умна, прекрасно образована, талантлива – ты великолепно рисуешь! Кстати, я где-то читал, что левой рукой?

– Да, и левой, и правой.

– Ага, тогда у тебя оба полушария головного мозга развиты одинаково! – восхитился Николай.

– Ну и что? – удивилась Маша.

– Ну, это хорошо! Ты сочетаешь в себе таланты и правшей, и левшей. Кроме того, у тебя великолепная память – ты же помнила по именам всех слуг, солдат охраны и в Александровском дворце, и в Тобольске! Имена их жен и детей! У тебя есть очень важное качество – ты легко сходишься с людьми, причем вне зависимости от их положения в обществе. Да что там, к тебе с уважением и приязненностью относились даже комиссары! Я же сам видел – ты смогла расположить к себе даже Авдеева с Юровским! А солдаты охраны? Помнишь Скоробогатова?

– Кого? – удивилась Маша.

– Скоробогатова! Я не помню, как его зовут. Он нес тебе пирог на день рождения, а его поймали.

– А, это такой молоденький солдатик! Помню. Он, кажется, был влюблен в меня.

«И не только он», – подумал Николай.

– Господи! – вдруг испугалась Маша. – Надеюсь, его не расстреляли?

– Нет, только отстранили от службы. А помнишь тот случай в феврале семнадцатого, когда именно тебя взяла с собой Александра Федоровна, когда вы обходили солдат, оставшихся охранять дворец? Разве нет? Не самую умную Татьяну, а тебя!

– Да они все корью тогда болели и встать не могли! Кроме меня!

– Я думаю, не в этом было дело. Вряд ли Татьяна помнила имена чуть ли не всех солдат лейб-гвардии Сводного полка, как помнила их ты. А когда вы переезжали из Тобольска в Екатеринбург, кого взяли с собой твои родители? Никогда не задумывалась, почему именно тебя?

– Господи, Коля, ты все притягиваешь за уши!

– Ничего подобного! Все, кто тебя знал, написали в своих воспоминаниях, что помимо спокойного нрава и кротости ты обладаешь достаточно твердым характером и целеустремленностью. Тебе достаточно поставить перед собой цель, и ты будешь идти к ней неуклонно. Разве нет?

– Кто это написал?

– Анна Вырубова и Юлия фон Ден.

– Боже, – ахнула Маша, – Аннушка, Лили, как я могла забыть о них! Они живы?

– Живы, наверное, если написали воспоминания. В моей истории обе дожили до шестидесятых годов. За границей, разумеется. Но сейчас, по-моему, обе в России.

– Значит, я умная, талантливая, целеустремленная и общительная. И ты считаешь, что этого достаточно? А где же харизма? Ты ведь говорил, что белым не хватает именно харизматичного лидера?

– Ты молодая и красивая! – засмеялся Николай. – Это самая лучшая харизма! Особенно в мужском мире!

– Ты думаешь? – искренне удивилась Маша.

«Господи, какой она, в сущности, еще ребенок», – подумал Николай.

– Маша, ты не представляешь, какой всесокрушающей властью над мужчинами может обладать красивая женщина! Да они на цырлах будут скакать вокруг тебя!

– На чем? – не поняла Маша.

– На цырлах.

– Что это такое?

– А черт его знает, бабушка так говорила.

– Коля, не чертыхайся, пожалуйста.

– Не буду, извини. Есть еще один фактор. Ты не обижайся на меня за то, что я тебе сейчас скажу. Политика – дело грязное и циничное, и ты это скоро поймешь. Сантиментов она не признает.

– Ты о чем?

– О том, что, как это цинично ни выглядит, в твою пользу будет работать даже твое сиротство.

– Что?!

– Да, да, я же сказал: не обижайся. Для всех них за тобой будет стоять твоя погибшая семья. Если кто-то и смог бы в другой ситуации сказать что-либо против, то в этой будет молчать, особенно если напомнить им о долге, присяге и так далее. Их просто будет угнетать чувство вины. Ведь они все предали твоего отца!

– Коля, но это же ужасно! Я не смогу так!

– Сможешь! Я буду рядом.

Маша медленно повернулась к нему, обеими руками взяла его за лицо и, не отрывая взгляда от его глаз, произнесла:

– А это даже не обсуждается, ни при каких условиях! Коленька, я теперь не смогу без тебя, вообще не смогу, никогда и никак. Ты всегда будешь рядом!

Она отвернулась. Помолчав пару минут, улыбнулась, как только она умела, уголками губ, и спросила:

– Значит, цель? С учетом твоих знаний и опыта не думаю, что ты ставишь передо мной цель только возглавить Белое движение. Коля, ты хочешь, чтобы я стала императрицей?

– А почему нет? Чем ты хуже Елизаветы Петровны или Екатерины Великой?

– Коля, когда они вступали на престол, первой было тридцать два года, а второй – тридцать три! Не девятнадцать же?

– Я буду рядом!

Маша задумалась.

– А как же акт о престолонаследии императора Павла?

– Ну, милая, тому минуло немало лет!

– Но до сих пор он соблюдался!

– Соблюдался, но в обычных обстоятельствах, а сейчас они чрезвычайные! К тому же он не закрывает женщине путь к трону совсем.

– Только в отсутствие наследников мужского пола.

– А где эти наследники? Извини, но два главных претендента погибли, а третий – в бегах! Да и претендент он сомнительный, женат на двоюродной сестре. То, что твой отец через какое-то время признал его брак и простил, мало что значит. Церковь-то не признала! Да и с душком претендентец-то! Кто у нас первым приперся к Таврическому дворцу в феврале семнадцатого, да еще и с красным бантом в петлице? Кирилл Владимирович! Тоже мне, царь Кирюха!

– «Приперся»! Коля, тебе надо последить за своей речью.

«Да, – подумал Николай, – она права, так и спалиться не долго!»

– В императорской семье есть и другие мужчины, – продолжала возражать Маша.

– Где они, эти мужчины? Покажи мне их! Одни мертвы, царствие им небесное, – Николай перекрестился, Маша – тоже, – другие уже за границу свинтили, извини, сбежали, а третьи сидят и не чирикают! Как те же Николаевичи в Крыму! У них, видите ли, нейтралитет! Ну и пусть сидят! Если мужики не решаются заявить о своих правах, значит, баба должна взять в руки вожжи и показать всем, кто в доме хозяин! Что ты смеешься?

– Никто никогда в жизни еще не называл меня бабой! Ты первый! И мне почему-то ужасно приятно. Баба! И звучит как-то необидно и звонко – баба!

Она обняла его. Несколько минут они сидели просто обнявшись и молчали.

– Когда надо ехать, Коленька, и куда?

– В Омск, родная.

– Почему? А в Екатеринбург?

– Нет. Столица в Омске, там все правительства и главные военные штабы. А опираться тебе придется в первую очередь на военных, у них реальная власть.

– Когда?

– Давай прикинем. Сейчас у нас середина сентября, так? А точнее – семнадцатое число. Колчак приедет в Омск тринадцатого октября, а восемнадцатого ноября совершит переворот и объявит себя правителем России. Только я не помню, эти даты по новому стилю или по старому? Кажется, белые тоже использовали григорианский календарь, признав его самым безобидным нововведением большевиков, но точно не уверен. Нам хорошо бы появиться в Омске где-то в районе двадцатого октября, пока Колчак еще не освоился.

– А мы пойдем к нему?

– Нет, к генералу Болдыреву, главнокомандующему вооруженными силами Директории, сиречь Сибирского временного правительства.

– А почему именно к нему?

А вот тут сработало уже объединенное сознание двух Мезенцевых.

– Василий Георгиевич Болдырев в пятнадцатом году командовал моим Тридцатым Полтавским пехотным полком, он должен меня помнить.

– Помнить простого солдата?

– Ну, я все-таки служил в охотничьей команде, ходил в разведку, часто приходилось докладывать ему лично. Да и два креста он сам мне вручал. Должен помнить.

– Значит, у нас еще месяц, да, Коленька? – Маша заглянула ему в лицо.

– Да, родная, – он обнял ее. – И успеть нам надо очень много.