По воле судьбы - Блэйк Стефани - Страница 66

Шотландец усиленно обмахивался своей широкополой шляпой, то и дело утирая пот с раскрасневшегося лица.

– Мы прямо с наших северных угодий! Ну, я тебе скажу! Это будут не ананасы, а сущие исполины!

– У вас обоих прямо испекшийся вид. Ваше преподобие, вон там кувшин с холодным пуншем, освежитесь. Рому я не пожалел.

– Верю, сынок. – Морщинистое лицо седовласого миссионера расплылось в улыбке.

– Знаешь, что мне рассказал преподобный отец? Будто на западных островах из колючих листьев ананаса делают одежду!

– И прочное волокно, – добавил Тэтчер. – Очень ценная вещь.

– Надо запомнить и узнать поподробнее, – сказал Люк. – Это один из секретов успеха – пускать в дело даже отходы и получать дополнительную прибыль. Джон, может быть, намекнешь министру иностранных дел, чтобы он рассказал об этом нашему благодетелю? Интересно, что он думает по поводу производства тканей.

– Конечно, скажу. На мой взгляд, это хорошая идея. Как только представится возможность, мы сразу свяжемся с Астором.

Во дворик вышла Лейлани.

– Дорогой, – обратилась она к Люку, – ужин готов. Не оценишь ли скромные плоды нашего труда?

Мужчины с нескрываемым восхищением любовались молодой женщиной.

– Сама красота и грация!.. – пробормотал Джон.

И это было правдой. Лейлани обернула свое стройное тело куском многоцветной креповой ткани, оставив открытой верхнюю половину груди и туго обтянув талию и бедра, подчеркивая ласкающие глаз формы. На шею девушка надела ожерелье, только что подаренное Киано. Длинные волосы были перехвачены розовой лентой. Благоухающий венок из жасмина и мелких роз довершал праздничное одеяние.

Кокуа и Ули, вышедшие следом за Лейлани во внутренний дворик, были одеты в длинные, до пола церемониальные одежды.

Люк подошел к жене, целомудренно поцеловал ее в лоб и повел в дальний конец сада, где вокруг очага были расстелены циновки. Когда гости расселись вокруг, скрестив ноги, Люк и Киано споро разбросали песок и ножами разрезали банановые листья, в которые было завернуто традиционное жаркое.

Все возбужденно зашумели, когда вкусный запах идеально прожаренной свинины коснулся ноздрей. Свиную тушу с предосторожностями вытащили из очага и положили на огромный деревянный поднос. После этого Люк принялся нарезать сочное, нежное мясо и раскладывать куски по деревянным тарелкам.

Этот пир был всем пирам пир. Кроме свинины все с удовольствием налегали на лаулау – запеченную смесь из рыбы, курятины и свинины, – на лосося с помидорами, на креветок и крабов, на кокосовый пудинг, не говоря уже о плодах хлебного дерева, бананах, ананасах, папайе и манго.

– На моей родине о таком угощении говорят «стол ломится от яств», – сказал Люк своим гостям. – Но здесь, по-моему, надо говорить «земля ломится от яств».

– На твоей родине? – саркастически усмехнулся Киано. – Америка перестала быть твоей родиной. Ты стал одним из нас, ты гаваец.

– И я ужасно рад им быть, дружище!

Люк высоко поднял стакан с пуншем и опустошил его одним глотком.

В середине трапезы Люк вдруг перестал есть и прислушался. Рот у него округлился от изумления.

– Должно быть, это мне снится, – пробормотал он.

Люк отчетливо услышал, как где-то заиграл оркестр. Он легко различил духовые, ударные и струнные инструменты, знаменитое треньканье гавайской гитары. Но что еще больше его поразило, так это мелодия, которую исполнял оркестр.

– Боже мой, да это же «Безмолвная ночь»! Я ушам своим не верю!

Лейлани с лукавой улыбкой наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

– Твой десятник Нивеу вместе с другими рабочими уже несколько недель тайком разучивал разные американские рождественские песни и гимны, чтобы отблагодарить тебя за великодушие и доброту. Для них ты перестал быть малихини, ты теперь камааина.

– Старожил! – рассмеялся Киано и предложил еще один тост: – За моего побратима – Люка Калла… – Он запнулся и тут же поправился: – За Люка Дженнингса!

Все выпили, а музыка звучала все ближе и громче, пока наконец из-за деревьев не появились сами музыканты. От звуков до боли знакомых мелодий у Люка на глазах выступили слезы.

Преподобный Тэтчер наклонился к нему и шепнул:

– Все выше всяческих похвал, но если честно, то мне до смерти не хватает жареной индейки или гуся, фаршированного каштанами, и сливового пудинга.

Люк улыбнулся и согласно кивнул:

– А мне больше всего не хватает снега.

И как бы в ответ на его скрытое желание с растущих вокруг деревьев на всех обрушился водопад белых пахучих цветов. Люк поднял полную горсть и зарылся носом в мягкие лепестки.

– Счастливого Рождества, дорогая, – едва слышно проговорил он.

Но Лейлани услышала его слова.

– Спасибо, любимый, – ответила она и крепко поцеловала его в губы. – Счастливого Рождества и тебе.

Люк застывшим взглядом все смотрел куда-то вдаль и вдруг заметно вздрогнул, будто очнувшись от забытья.

– Что? Что ты сказала?

– Счастливого Рождества, глупенький! – Она вопросительно приподняла брови: – А может быть, ты поздравлял Кокуа или Ули?

Люк потряс головой, словно отгоняя какое-то навязчивое видение, и присоединился к общему веселью.

– Прости… – запинаясь, сказал он Лейлани. – Это все пунш. Немного поплыл, вот и все.

Но Люк солгал – он поздравлял Андрию!

Зал для приемов в королевском дворце был заполнен представителями местной аристократии, дельцами и землевладельцами. По торжественным случаям монархисты и сторонники присоединения к Америке собирались вместе, как бы заключая временное перемирие. Сегодня прием давался по случаю дня рождения принцессы Лилиуокалани.

Церемония требовала соответствующей одежды, и пришедшие гости были одеты по самой последней моде великосветских балов Парижа или Лондона.

Принцесса блистала в платье лимонного цвета из тонкой кисеи, расшитом белыми цветами и украшенном зелеными лентами. В причудливую прическу принцессы были вплетены цветы.

Андрия промучилась чуть ли не полдня, выбирая подходящее платье. Она боялась невольно затмить принцессу, которая стала одной из ее лучших подруг.