По воле судьбы - Блэйк Стефани - Страница 45

– Чай и пирожные? – рассмеялся Люк. – Чего-чего, а уж этого я здесь никак не ожидал!

– Мой дядя и его брат принц Лот настроены пробритански, и оба благочестивые прихожане англиканской церкви. В молодости они много путешествовали по Европе, и, будь это в их власти, мои дяди возродили бы на Гавайях не только абсолютную монархию, но и древнюю местную культуру, которая сильно пострадала от наплыва всевозможных миссионеров.

– Но у меня сложилось впечатление, что миссионеры совершили очень много хорошего. Совсем недавно вы и сами об этом говорили – всеобщая грамотность, демократическое, либеральное правительство…

– Так ведь все зависит оттого, кто на чьей стороне. Монархисты, по-нашему хаоле, – это белая правящая элита. Опять же есть старая присказка, я ее уже рассказывал вашему другу: у всех миссионеров, когда они только приехали на Гавайи, была Библия, а у всех гавайцев была земля…

– …а теперь у всех миссионеров есть земля, а у всех гавайцев есть Библия! – фыркнув, закончил за него Джон.

– В этом заложен более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд. Ирония в том, что мы оказались способными учениками и приспособились к устоям европейской жизни намного раньше, чем это предполагали просветители. Тогда церковники обратили свое внимание на другие области, а именно – деньги и политическая власть. Потомки тех первых миссионеров и потомки нынешних в обозримом будущем вполне могут сосредоточить в своих руках экономическую и политическую власть на островах. Когда мой дядя Лихолихо стал в прошлом году королем Камехамехой Четвертым, это означало, что тайная борьба за власть, которая шла между монархистами и белой элитой, станет явной и открытой.

– А какая ставка в этой борьбе для каждой из сторон? – спросил Люк.

– Вы это серьезно, Люк? На Гавайях можно сколотить баснословное состояние на торговле сахаром, кофе, мясом, ананасами. Конечная цель белой элиты – монополия над экономикой, что неминуемо приведет к захвату Гавайев Соединенными Штатами.

Цель Камехамехи почти такая же – безграничная власть плюс необходимость сохранения самого королевского рода. Основная борьба сейчас развернулась вокруг подготовки новой конституции. Американцы настаивают на значительных уступках, имея в виду учреждение этакой карманной монархии, которая обеспечила бы полную свободу местным белым и Соединенным Штатам в торговых делах. Похоже, борьба будет долгой и нешуточной, может быть, даже прольется кровь.

– Мрачная перспектива, – признал Люк. – Как вы можете так спокойно и расчетливо рассуждать об этом?

– Наверное, я из того нового поколения, которое оказалось между несовместимыми культурными и общественными традициями. Я могу убедительно обосновать правоту любой из сторон. И я отдаю себе отчет в том, что эта точка зрения не очень-то здесь приветствуется, – пожал плечами Киано.

– Там, откуда я родом, есть такая поговорка: «И нашим, и вашим», – не без сарказма заметил Люк.

– Очень точные слова. Однако… мы что-то слишком увлеклись политикой, она этого не заслуживает. – Он подбросил золотую монетку, полученную от короля, высоко в воздух и ловко поймал ее. – Теперь мой долг – угостить вас блюдами местной кухни. А потом, – он подмигнул, – и некоторыми местными вахини.

Люк бросил взгляд на свои изодранные и донельзя грязные рубаху и штаны. Его ботинки и носки навсегда исчезли в том ужасном водовороте, в который бесследно канул несчастный «Роттердам».

– У нас с Джоном не совсем презентабельный вид, чтобы с кем-либо встречаться… Тем более пить чай со сдобами у короля, вашего достопочтенного дядюшки.

– Оглянись вокруг, мой друг, – рассмеялся Киано. – Ты нисколько не портишь пейзаж и замечательно в него вписываешься.

В его словах была доля истины. Вся одежда Киано, как и его приятелей-гребцов, заключалась в цветастом куске ткани, обернутом вокруг бедер.

– У нас, канаков, принято напяливать на себя кучу одежды только в праздники. Все остальное время мы носим лишь самое необходимое.

Толпа на улицах Гонолулу была одета весьма пестро. На мужчинах чаще всего были такие же куски ткани, как и на Киано, а женщины предпочитали шуршащие юбки из травы или бумажной ткани, которые при каждом шаге разлетались в стороны, дразня взгляд видом длинных стройных ножек. У большинства женщин грудь была прикрыта шалью или лифчиком, завязанным на спине. Те, кто помоложе, вообще ничем не прикрывали высокий, крепкий бюст. Пожилые женщины предпочитали муумуус – длинную, свободного покроя одежду, похожую на те бесформенные одеяния, которые первые миссионеры принуждали носить местных женщин. Многие мужчины, включая праздно шатающихся белых, были одеты в потертые полотняные штаны, обрезанные до колен, и небрежно выпущенные поверх рубашки. И вид у них был ничуть не лучше, чем у Люка и Джона. Попадались и миссионеры, облаченные во все белое, включая башмаки, ничем не запятнанная белизна которых усердно поддерживалась ежедневной чисткой мелом.

Гонолулу чем-то напоминал города американского Дикого Запада – такой же взбалмошный, суетный, куда-то вечно спешащий. Киано повел Люка и Джона по аккуратно проложенным прямым городским улицам. По обеим сторонам теснились ряды соломенных и глинобитных хижин. Многие из них были украшены молочно-белой галькой, кораллами и ракушками, вделанными в глину. Попадались и выкрашенные белой краской строения из дерева и кирпича.

– В таких живут богатые белые, – пояснил им Киано.

Когда Люк и Джон первый раз в жизни увидели кокосовую пальму, оба не сумели удержаться от смеха.

– Ужасно похожа на старую половую швабру, в которую угодила молния, – вытирая слезы, сказал Люк.

Они задержались у лавки, где спокойно сидящего на земле торговца окружали груды странных овощей, очень похожих на крупный батат. Рядом, в железном котле, эти самые овощи и варились. Люк заглянул в котел и увидел, что в сваренном виде они приобрели малоаппетитную темно-коричневую окраску.

– Это луковичные стебли растения, которое называется таро, – объяснил Киано. – На Гавайях это основная пища. Их варят, разминают, сушат на солнце, хорошенько толкут, а потом смешивают с водой и готовят блюдо, которые мы называем пои.