Новая жизнь (СИ) - Волков Тим - Страница 13

— Прощайте, Егор Матвеевич, — Артем отошел в сторону. — Доброго пути.

— Поговорим еще… — недобро буркнул Сатана в сапогах. — И насчет марафету — тоже.

Кучер стегнул гнедых. Холеные кони резво взяли с места. Коляска дернулась, покатила и вскоре скрылась за поворотом, в дрожащем марево серой осенней мороси.

«Однако, Анна Львовна! — промолвил про себя Артем. — Похоже, она единственная в селе, кто не боится Субботина! Даже, скорей — он ее побаивается. Почему? Еще нигилисткой обозвал… А нигилисты… Нигилисты… Это кто ж такие? Те, кто в бомбы в царя кидал? Ах, Анна… Ничего, разберемся! Зря, что ли, в гости звала?».

* * *

Честно сказать, после встречи с наглым кулаком Артема немного потряхивало — тот ведь мог запросто и пальнуть. Да и вообще, эпопея с морфием еще была отнюдь не закончена. От этой кулацкой семейки следовало ожидать новых наездов… и хорошо было бы обзавестись союзниками. Вот, скажем…

Подумав так, молодой человек свернул на околицу, к кузнецу. Точнее сказать — в кузницу, что располагалась на берегу узенькой каменистой речки.

Кузница, как кузница… В смысле — такие Артем видел когда-то на картинках. Наковальня, пылающий жаром горн, большая кадка с водою. На стенах висели подковы. Рядом, на сколоченном из нестроганых досок верстаке, были разложены щипцы, кувалды, какие-то шкворни.

Когда доктор вошел, кузнец как раз что-то ковал, ударяя небольшим молотом. Подковы? Гвозди?

— Здравствуйте, Никодим, — громко поздоровался Артем.

Кузнец обернулся, не выпуская молота:

— А-а, господин доктор! Рад видеть…

— И я вас…

— Да мы, кажется, на «ты»?

— На «ты», так на «ты», — молодой человек улыбнулся. Вот все же прорвало плотину! А, казалось бы — нелюдим, нелюдим…

— Я чего зашел-то… думаю, мало ли, инструменты готовы… Я б и забрал бы…

— А, эти то? — засмеялся кузнец. — Так с утра еще откованы. Уж пришлось повозиться — больно работа тонкая! Эвон, на верстаке…

На верстаке, рядом со шкворнями, был выложен целый набор: обычные хирургические пилы, пинцеты, проволочные пилы Джильи-Оливекрона для распиливания костной ткани, зажимы…

— Вот спасибо! — доктор обрадовано потер руки. — Я заберу тогда? А заплачу, можно, позже? Завтра жалованье как раз… Так Аглая сказала. Надо в город, в земство…

— В город? — Никодим неожиданно оживился. — Иван Палыч… Не в службу, а в дружбу… Ты мне журнал «Нива» купи, на почте… который там номер последний… Мы с сыном читаем… Вот на те деньги, что должен — и купи. Ну, а что останется — я заберу.

— Договорились! — кивнул Артем. — Да! Ты же мне не сказал цену-то… Сколько должен?

— Ну-у… — кузнец задумался, отложил молот. — Так, чтоб и тебя не обидеть, и себя… Парня кормить надо, да и материал мой, да… Скажу — пять рублей, не обидишься?

— Да нет…

Честно сказать, Артем пока что не представлял себе — пять рублей по здешним деньгам — много это или мало? Хватит ли жалованья-то?

Ла-адно, разберемся.

Однако, можно было и операцию делать! С этаким-то инструментом… Прямо руки чесались испытать! Помочь, наконец, бедолаге Марьюшке… Сирота ведь… почти. Один дед — Степан… так тот ведь старик уже.

* * *

Инструмент просто горел в руках! В лампе под потолком сияли дорогие стеариновые свечи, тряпиц на бинты Аглая принесла из дому — чистых. И бинты, и весь инструмент, все продезинфицировали «казенкой», как тут называли хорошую водку — ее тоже принесла Аглая. Уж, что нашлось!

— Ох, Аглаюшка, чтоб я без тебя делал? — тщательно вымыв руки, Артем вошел в «операционную» — обычную горницу, разве что с огромной лампой.

Помощница уже ждала его, в белом халате и в марлевой маске. В такой же халат и в маску облачился нынче и сам врач. Все нашли в чулане. Старенькое, но… иного-то не было.

Приготовленная к операции Марьяна лежала на высоком «операционном столе» и испуганно моргала. Кроме сверкающих инструментов, были уже приготовлены и спирт, и йод, и шприц с гедоналом… Да, наркоз пришлось вводить внутривенно… Что молодой хирург и проделал, быстро и ловко. И столь же быстро вскрыл рану.

— Так, делаем дренаж… Аглая — тампон! Зажим… Да-да, так… Тампон! Зажим получше… Видишь, кровит же! Ага… ага… так… Все! Зашиваем! Игла, нитки! Иглу маслом смазала? Нитки воском натерла? Не забыла?

— Как можно! Вот!

— Смотри Аглая — учись… — зашивая, комментировал Артем. — Это — так называемый скорняжный шов… Все делаем быстро, вот та-ак… Края раны плотно соединяем… прокалываем… Первый прокол — посередине раны. Видишь?

— Ага…

— Меньше захватываем кожи, чтобы рана лучше срасталась. Только кожу! Не прокалываем мышцы… Не касаемся вен, артерий, нервов… мембран, сухожилий. Шов накладываем не слишком туго… но и не слишком свободно… Что б жидкость могла вытекать… Да не Живица ваша, а жидкость! Да… Расстояние между швами — ширина пальца… Все поняла, запомнила? Тебе потом перевязки делать…

— Господи!

— Ну, я рядом буду, послежу… Ну… все, пожалуй! Уфф… Перчатки с меня сними… Ага…

Подойдя к рукомойнику, Артем снял маску и тщательно вымыл руки.

— Больная спать теперь будет. Часов шесть проспит, как минимум. Гедонал — он уж такой…

* * *

Артем нынче ночевал «дома». Или, как сказала Аглая — «на квартере». Сама же помощница осталась с больной на всю ночь — ее была очередь.

— Ты, ежели что — за мной беги, не стесняйся! — уходя, напутствовал доктор. — Да! Пять рублей за инструменты — как считаешь, дорого?

— Так ведь, Иван Палыч — даром почти! В городе, мыслю куда б дороже взяли. А так… Земство за вас за квартиру столько платит.

«Ага. За квартиру платит земство. Теперь еще глянуть, наконец, что это за квартира!»

Где жила Аглая — и сам он квартировал — Артем уже знал. Видел, откуда прибегала девушка, приносила щи да кашу… Невдалеке от церкви изба. Хорошая, просторная — по фасаду аж четыре окна. Тесовая крыша и резные ставни. Не у каждого в деревне такая изба, отнюдь не у каждого.

Все так, однако, видно уже было: тут бы хорошо крышу подлатать, забор бы поправить, да и во хлеву б починить хорошенько ворота — а то ведь кое-как… Мужской руки не хватало. Понятно — война. Война… Первая Мировая… Почти всех мужиков уже загребли.

«Та-ак… — поднимаясь по ступенькам крыльца, рассуждал про себя доктор. — Первая Мировая война кончится… кончится… В восемнадцатом году, кажется… Эх, знать бы лучше историю, а то позабыл все! Да, в восемнадцатом… Еще этот… Брестский мир! И в России — революция. Две! Февральская и Октябрьская. Временное правительство, Ленин… Х-ха! А Субботину-то недолго жировать осталось! Скоро и раскулачат уже. Будет тебе марафет! В Сибири…»

— А, Иван Палыч! Наконец-то, повечерять пришли! А то все в трудах, в трудах…

В горнице доктора встретила женщина лет сорока, вполне себе симпатичная, но с морщинистым лицом и грубыми крестьянскими руками. Длинные юбка, кофточка из плотной серой ткани с красивыми деревянными пуговицами и кружевами. Две косы тщательно обвязаны на голове — прическа! Ну да, дома-то в платке чего ходить?

— Ну, Иван Палыч, проходите уже… Как раз только что коровушку подоила… Садитесь-ка за стол, да давайте молочка парного!

За широким столом, располагавшимся справа от входа, на лавках вдоль стен и на скамье уж сидели ребятишки — две смешливые девочки лет по двенадцать и мальчик возрастом чуть помладше. Все босые — в избе же — девочки в длинных цветастых платьях, с косами, мальчик же — в серо-зеленой косоворотке, подпоясанной узеньким наборным поясом, и такого же цвета штанах. Серые глаза, темные, как у Аглаи, волосы стрижены «в скобку».

— Здрасьте, Иван Палыч! — искренне обрадовались дети. — Это что же, Аглашка-то наша… скоро настоящая врачиха будет?

— Не врачиха, а докторша! — вымыв по рукомойником руки, молодой человек подмигнул ребятишкам. — Аглая ваша — молодец! Не знаю, чтоб без нее и делал.