Разрешаю себе Любить (СИ) - Адам Карина - Страница 52

— Потому что ты не соврал. Даже когда мог.

Он замер на секунду, потом тихо выдохнул.

— Знаешь, я всю ночь не спал. Боялся проснуться вдруг тебя уже нет. Уходишь молча, ты же так умеешь.

Я поставила чашку на стол и подошла ближе. Обняла его со спины, уткнулась лбом в лопатку.

— Я здесь. И я не убегаю.

Он молчал, продолжая держать сковородку. Потом одной рукой обнял меня за талию.

— Не уходи, хорошо?

— Только если будешь всегда жарить яичницу.

— Договорились.

Мы ели на подоконнике. Он положил на колени подушку, я ноги ему на бедро. За окном всё ещё моросило, но это был уже не тот дождь. Теперь он звучал, как фон, как пауза между главами. Между жизнью, какой она была, и той, что начинается теперь.

Когда мы закончили, он молча убрал за нами. Я смотрела, как он двигается по кухне, и думала, что, может быть, счастье — это просто тёплая тарелка, музыка на фоне и человек, который не обещает, а делает.

Настоящее не начинается с признаний. Оно начинается с завтрака.

Сенька стоял у окна, закатывая рукава рубашки, когда телефон снова завибрировал. Я сидела за столом, перебирая чайные пакетики, будто это могло занять мысли. Он взял трубку, взглянул и помедлил.

— Она опять, — только и сказал.

Я ничего не ответила. Просто смотрела на него, будто могла взглядом остановить то, что уже мчалось к нам, как поезд без тормозов.

Он разблокировал экран. На этот раз сообщение.

«Я больше не одна. Меня увезли в больницу. Если с ребёнком что-то случится — это будет на твоей совести».

Тишина после этих слов была такой, будто на комнату легла бетонная плита. Он медленно протянул мне телефон. Я прочитала, дважды, трижды. Каждое слово, как укол. Но не от боли. От узнавания.

— Она давит, — тихо сказала я. — Играет. Она видит, что теряет контроль.

Он опустился на стул, положил телефон на стол, не убирая руки. Казалось, в его голове разворачивается целый военный штаб: анализ, стратегия, последствия.

— Я не могу игнорировать. Вдруг она правда в больнице?

— Поедешь?

Он посмотрел на меня. Прямо, честно. В его глазах не было желания бежать к Соне. Было — другое. Долг. Сомнение. Страх, что снова втянут в ложь, но не пойти — хуже.

— Поеду, — сказал он наконец. — Не потому что верю. Потому что должен быть уверен. Если это ещё один спектакль,я сам закрою занавес.

Я подошла, взяла его лицо в ладони.

— Только одно помни, — сказала я. — Не спасай её ценой себя. И нас.

Он кивнул. Обнял. И в этом объятии было больше, чем обещания там была просьба. Довериться. Подождать. Поверить, что это — ещё не конец.

Когда он ушёл, я не заплакала. Просто села на кровать, обняв подушку, и позволила себе слушать дождь. Он лился за окном так, будто всё ещё знал: эта история не закончена. Потому что есть люди, которые не умеют отпускать.

52. Арсений

Коридор пах хлоркой и чем-то старым, забытым. Больница была не из тех, куда везут по скорой. Скорее куда приводят по знакомству. «Наблюдаться». Я нашёл её не сразу: дневной стационар, гинекологическое отделение.

Соня сидела на койке у окна. Волосы собраны в тугой хвост, на коленях раскрытая папка. Когда увидела меня, будто бы обрадовалась. Слишком быстро. Слишком по-сценарию.

— Ты пришёл, — выдохнула она, словно только теперь позволила себе дышать.

Я молчал. Закрыл дверь. Сел на подоконник. Смотрел не на неё — на её руки, на листы, на детали. Правда сейчас была не в голосе и не во взгляде. В бумаге.

— С утра тянуло живот. Я испугалась… Вдруг угроза. Я не могла рисковать. Ты ведь не хочешь, чтобы я потеряла?

Она подвинула ко мне лист. Штамп, дата, подпись. Всё было. Но не то. Слишком обобщённо. Слишком «по учебнику». Я прочитал. Потом — ещё раз. Сложил лист пополам.

— Ты даже печати научилась подделывать?

— Что?

— Эта не отсюда. Здесь форму бланков не меняли больше года. Я проходил медосмотр два месяца назад.

Её лицо дёрнулось. Едва. Но мне хватило.

— Ты врёшь, Соня. Не потому что боишься. А потому что умеешь.

Она вскочила. Бумага упала на пол.

— Я не вру! Ты просто хочешь верить в своё счастье с ней! Скажи честно — ты вообще знаешь, кто из нас настоящая?

Я молча поднял бумагу. Сложил. Положил на тумбочку.

— Я знаю. Настоящая — не манипулирует чужими страхами. Не придумывает беременность. Не подделывает справки. И не держит другого рядом через жалость.

Она снова села. Резко. Будто обессилела.

— Я просто боялась, что ты уйдёшь.

— Я уже ушёл. Ты просто не хотела этого видеть.

Она молчала. Смотрела, будто надеялась, что я подойду. Пожалею. Дотронусь до плеча.

Я встал.

— Последний раз, Соня. Не звони. Не пиши. Не прикидывайся, что тебе плохо. Потому что в следующий раз я не приеду. И это будет правильно.

Она смотрела на меня исподлобья, дыхание сбивалось.

— Да, это не твой ребёнок, Баженов! — выкрикнула она вдруг. — Но что ты на меня так смотришь? Ты сам виноват. Поверил!

Я глубоко вдохнул. Медленно. Чтобы не сорваться.

— Ты почти разрушила мою жизнь. Ты это понимаешь?

— А ты — мою! Если бы не твоя зазноба, всё было бы иначе!

— Нет. Даже если бы её не было, у нас всё равно ничего не вышло бы. У тебя ложь — в каждом шаге. Я не мог бы это терпеть. Ни дня.

Она смотрела зло. Почти с ненавистью. Почти с мольбой.

— Вы все одинаковые. Золотая молодёжь. С детства всё по блюдечку. А я, по-твоему, кто? У меня что, был выбор?

— Был. Ты могла сказать правду. Но выбрала другое.

Я сделал паузу. Чётко, спокойно:

— Я с самого начала говорил тебе: я помогу. Как отец. Только не как партнёр. Но ты это проигнорировала. Ты хотела меня силой.

Она опустила взгляд.

— К тому же, — продолжил я, — у твоего ребёнка есть отец. Пашка, который работает на СТО у своего отца. Насколько я знаю, он в курсе. И не отказывается. Ты говорила, что он тебя не потянет — но это уже не моя проблема.

Я вынул из внутреннего кармана конверт. Положил на столик.

— Квартира оплачена на три месяца вперёд. Этого хватит, чтобы определиться, как ты собираешься жить дальше. Без меня. Прощай.

Она ничего не ответила. Только молча опустила голову. И заплакала.

Я вышел в коридор. И только там — позволил себе вдохнуть. По-настоящему. В лёгких было пусто, как будто выжжено изнутри. Но это был уже воздух свободы.

52

Пока Сеня поехал к Соне, я решила немного похозяйничать у него дома— прибраться, приготовить что-нибудь вкусное. Внутри было спокойно. Я знала, что всё идёт к логическому завершению, и совсем скоро тот кошмар, через который мы прошли, останется в прошлом.

Телефон зазвонил, вырывая меня из мыслей. На экране — «Мама».

— Привет, мам, — я постаралась звучать бодро.

— Ну, привет, дочь. Ты куда пропала? — голос был тёплый, но с ноткой упрёка. — Вроде на одну ночь к Лере с ночёвкой поехала. Мы уже начали волноваться. Во сколько будешь выезжать домой? Хочешь, я попрошу Бориса за тобой заехать?

Я замялась, глядя на свой отражённый силуэт в тёмном экране духовки.

— Мам… — начала я неуверенно. — Я не у Леры.

Пауза. Резкая, как затяжной вдох.

— А у кого? — спросила она напряжённо. Я почти физически почувствовала, как у неё приподнялись брови.

— Я у Сени.

— Есения… — мама протянула моё имя так, будто оно было ей занозой.

— Мам, послушай. Соня не беременна. Она всех обманула. Он сегодня сам поехал к ней, чтобы во всём разобраться и поставить точку. И… я здесь, потому что знаю, что это конец той истории. Наконец-то.

Снова тишина. Только на фоне её дыхание. И что-то далёкое, гулкое — часы в холле, может быть.

— Ты уверена? — наконец произнесла она. — Что всё правда? Что это не просто очередной виток?

— Абсолютно. Я видела ее в кафе вместе с парнем от которого она беременна, и это точно не Сеня… И видела его глаза, когда он всё понял. Мам, я бы не осталась здесь, если бы не была уверена.