Разрешаю себе Любить (СИ) - Адам Карина - Страница 43

— Ты не сможешь быть с ним до конца не тогда, когда Соня будет звонить по ночам, не когда малыш будет болеть, не когда он будет бросать всё, чтобы быть рядом с ними.

— Беременность —это только начало. Потом бессонные ночи, болезни, первые шаги, первые страхи… И всё это он будет проходить с ней.

— Я не могу сказать, как тебе будет лучше. Это только твой выбор. Но подумай, ты готова жить с таким «почти», с таким «не до конца»? Потому что ты заслуживаешь целого счастья. Не половины.

Мама обняла меня крепко, и в её тепле я почувствовала себя снова собой не потерянной, не брошенной, а нужной. И было очень тихо. Но внутри будто что-то начало меняться.

А потом в самую обыкновенную субботу, когда мир, казалось, уже забыл про нашу историю, а я почти научилась жить без него он появился.

Стоял у подъезда.

Немного мят, как после долгой дороги. В глазах усталость, смешанная с тревогой. И в руках букет. Полевые цветы. Те самые, которые я когда-то упомянула вскользь. Он запомнил.

Я остановилась на несколько шагов от него. Сердце билось гулко, словно это не реальность, а чья-то фантазия.

— Прости, — сказал он негромко. — Я знаю, я всё испортил. Но если ты дашь мне минуту… я всё объясню. И, может быть, мы попробуем сначала. Если ты ещё хочешь.

Я молчала. Он стоял, не двигаясь. Не приближаясь. Ждал. Без слов. Без давления.

— Заходи, — прошептала я.

Мы поднялись в квартиру. Он поставил цветы в воду и сел на край дивана, словно был здесь не впервые, но как будто теперь по-другому. Осторожно. Почти виновато.

— В тот вечер, — начал он, не глядя на меня, — я должен был быть с тобой. И я этого хотел. Очень. Но Соня… она позвонила и плакала так, что я подумал если не приеду, случится что-то страшное. Я был с ней до утра. И всё это время думал о тебе. Как ты ждёшь. Как злишься. Как, наверное, ненавидишь меня.

Я слушала молча, а внутри всё боролось. Обида и любовь. Страх и надежда.

— У Сони всё сложно. Она одна. Родителей рядом нет. Да, у нас с ней больше ничего нет… кроме ребёнка. Но это уже не «ничего». Это жизнь, за которую я отвечаю. И я не знаю, как быть. Я не хочу потерять тебя. Но и бросить ребенка не могу.

Он впервые посмотрел мне в глаза. И там только правда. Без иллюзий. Без красивых обещаний.

— Я не буду тебе врать. Легко не будет. Иногда мне придётся уходить. Иногда выбирать. Но ты всегда будешь знать, что я тебя люблю. Не «между прочим». Не «пока удобно». По-настоящему.

Если ты сможешь это принять я останусь. Насовсем. С тобой.

Я посмотрела на него. И вдруг всё замерло время, дыхание, мысли.Потому что теперь всё зависело от меня.

Я могла сказать «нет».

И сохранить себя.И уйти в новую жизнь, где не будет тревог, чужих детей и ночных звонков.Где будет ясность.

А могла сказать «да».

Прыгнуть в эту любовь, зная, что иногда она будет причинять боль. Что он не всегда сможет быть рядом. Что его сердце теперь разделено пусть по-честному, но навсегда.

Я сделала вдох.

И поняла—моё сердце знает ответ.

Я сидела напротив него, а внутри гремела тишина. Та, в которой рождаются самые трудные ответы.

Он не торопил. Только смотрел. С надеждой и усталостью одновременно. Он уже многое потерял. И, возможно, впервые в жизни действительно рисковал собой, своей честностью, этой встречей.

Я встала.

Подошла ближе.

— Я не знаю, получится ли у нас. Не знаю, хватит ли мне сил. Я ревнивая, Сеня. Я болезненно честная. И я не умею быть «второй» даже в списке дел.Но я знаю одно я тебя люблю.

Он поднял голову. В глазах мелькнул свет. Такой, каким загораются фонари на улице, когда совсем темно. Не ослепительный, а тёплый, надежный.

— И если ты не будешь лгать. Если всё будет по-настоящему. Без красивых слов, зато с действиями. Если ты будешь рядом, даже когда будешь у Сони душой, мыслями, сердцем то, да. Я готова. Я попробую.

Он встал. Медленно. Как будто боялся, что сон закончится.

— Спасибо, — прошептал он и просто прижал меня к себе. Сильно. Нежно. Как обнимают не ради прощения, а ради начала.

39

После примирения с Сеней всё внутри будто стало мягче, тише. Но мне всё ещё нужно было отвлечься вдохнуть воздуха, который не пах бы воспоминаниями. Поэтому, когда Лера позвонила и предложила встретиться у торгового центра, я согласилась без раздумий.

Она уже ждала меня у входа, в своем фирменном платье цвета карамели и с той самой улыбкой, от которой даже серое небо казалось чуть светлее.

— Ну, как ты? — первым делом спросила она, обнимая меня так, будто мы не виделись годами.

— Лучше, — честно ответила я. — Но всё ещё немного внутри штормит.

— Значит, пора на шопинг, — с воодушевлением объявила Лера. — Лекарство от всех бед, кроме, разве что, налоговой.

Она потянула меня за руку к бутикам, словно знала, куда нужно двигаться не только по торговому залу, но и по жизни. Несмотря на то, что у неё самой сейчас всё было далеко не глянцево.

Лера, как и я, выросла в семье, где никогда не приходилось считать деньги. Но её выбор Коля,оказался не тем, кого хотели бы видеть рядом с дочерью её родители. Скромный, немного застенчивый, с руками, испачканными в масле, и сердцем, полным преданности. Они были вместе уже год, снимали маленькую однушку с облупленной краской на подоконниках, ездили в универ на маршрутках и ели по вечерам лапшу быстрого приготовления. Но когда Лера рассказывала о нём в её голосе не было ни грамма сомнений.

— Я хочу что-нибудь красивое, — заявила она, входя в магазин, как на подиум. — Сегодня мы с Колей идём в театр. Он сам купил билеты. Прикинь?

Я улыбнулась.

— Театр?

— Да. Маленький, студенческий. Но он говорит, что такие постановки самые честные. И, если честно… — она склонила голову, рассматривая платье с открытой спиной, — мне даже нравится, что теперь я сама зарабатываю на билеты и шоколад к ним. Это… делает любовь чище, что ли.

Я смотрела на неё красивую, влюблённую, сильную. И думала, как по-разному складываются судьбы. И как важно, несмотря ни на что, делать свой выбор. Не родительский. Не общественный. Свой.

— А ты? — вдруг спросила Лера, оборачиваясь. — Вы с Сеней… теперь как?

— Мы попробовали начать сначала. Не идеально. Но… по-настоящему.

— Ну, тогда, — она протянула мне вешалку с глубоким изумрудным платьем, — тебе тоже нужно что-то красивое. Чтобы ты, когда смотришь в зеркало, видела не ту, которая ждала. А ту, которую ждут.

Я улыбнулась. И в этот момент поняла: у каждой из нас своя борьба. Свой путь к любви. Но если рядом есть подруга, которая напомнит, кто ты есть на самом деле, значит, ты всё ещё на правильном пути.

После примерок изумрудного платья для меня и сливочного комбинезона для Леры, мы вышли из бутика, словно из другого мира. С сумками в руках, с лёгкой усталостью в ногах и с ощущением, что мы не просто примеряли одежду, а снова примеряли себя. Более уверенных, спокойных, живых.

— Кофе? — предложила я, когда мы остановились у стеклянной витрины уютного французского кафе на углу.

— Кофе, булочки, и, может быть, кусочек счастья на десерт, — рассмеялась Лера и первой потянула дверь.

Внутри пахло корицей, свежим тестом и уютом. Мы устроились у окна, и заказали себе латте и пирог с грушей. Музыка была ненавязчивой, приглушённой, и казалось, будто всё пространство дышит вместе с нами.

— Знаешь, — начала Лера, задумчиво вертя ложку в чашке, — я иногда думаю, как всё было бы проще, если бы мы влюблялись только в «подходящих». По списку. Без сюрпризов.

— Как банковская анкета? — усмехнулась я. — Доход, статус, семейное положение?

— Угу. Только тогда, наверное, не было бы ни тех, кто уходит, ни тех, кто возвращается. Ни кофе после ссор, ни объятий в одиннадцать ночи в коридоре, когда ты стоишь в пижаме, а он говорит: «Я дурак. Я тебя люблю».

Я почувствовала, как внутри что-то откликается. Потому что это было и про неё, и про меня. Про каждую из нас, кто выбирал не удобство, а любовь.