Оракул с Уолл-стрит 6 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 33

Глава 14

Эскалация войны

Ресторан «Гаронна» на Кэролл-стрит в Бруклине внешне ничем не отличался от сотни других итальянских траттории. Скромные столики с клетчатыми скатертями, стены, украшенные выцветшими фотографиями Неаполитанского залива, и запах чеснока с базиликом, пропитавший каждый уголок заведения. Но для нью-йоркской мафии это было нейтральной территорией, местом, где боссы враждующих семей могли встретиться без риска нарушить хрупкие соглашения.

Январский вечер выдался холодным. Снег, выпавший накануне, уже превратился в серую кашу под колесами автомобилей.

Мартинс припарковал Packard в квартале от ресторана и я прошел остальной путь пешком, как следовало по инструкции, оговоренной с людьми Массерии. О’Мэлли шел рядом, его зеленые глаза настороженно следили за каждой тенью в переулках.

— Босс, не нравится мне эта затея, — проворчал он, поправляя пальто так, чтобы скрыть кобуру под мышкой. — Слишком много неизвестных переменных.

— Патрик, эта встреча неизбежна, — ответил я, осматривая тротуар. — Марранцано должен услышать условия капитуляции из первых уст. Либо он согласится, либо война станет неотвратимой.

Перед входом в ресторан стояли четыре человека, по двое от каждой стороны. Массивные силуэты в темных пальто и шляпах-федорах, опущенных так низко, что видно лишь подбородки. Представители семьи Профачи, которая взяла на себя роль нейтрального посредника.

— Мистер Стерлинг? — спросил один из них, коренастый мужчина с заметным итальянским акцентом. — Дон Винченцо ждет вас внутри.

Мы вошли в полупустой зал. Обычных посетителей не было, ресторан «закрыт на частное мероприятие», как значилась табличка на двери. За столиком у окна сидел Винченцо Профачи, шестидесятилетний дон с седыми висками и проницательными карими глазами. Он поднялся нам навстречу, протягивая руку.

— Добро пожаловать, мистер Стерлинг. Рад, что вы согласились на эту встречу, — сказал он тихим, но уверенным голосом. — Надеюсь, мы сможем решить дело мирно.

— Это зависит от разумности дона Сальваторе, — ответил я, пожимая его руку. — Факты говорят сами за себя.

Профачи указал на дверь в глубине зала:

— Они уже собрались в задней комнате. Советую сохранять спокойствие, что бы ни происходило. Старый сицилиец может быть непредсказуемым.

Мы прошли через узкий коридор, минуя кухню, где повара готовили ужин, хотя все их внимание было приковано к нам. Задняя комната просторнее основного зала — длинный стол из темного дуба, стулья с высокими спинками, старинные гравюры с видами Сицилии на стенах.

За столом уже сидели участники этого своеобразного трибунала. Джо Массерия занимал место во главе стола, коренастый мужчина лет пятидесяти пяти с тяжелыми чертами лица и седеющими висками. На нем был темно-синий костюм с золотой цепочкой от карманных часов, перекинутой через жилет.

Справа от него находился Лаки Лучиано, худощавый и элегантный, в безупречно сидящем сером костюме от портного с Пятой авеню. Слева Фрэнк Костелло, мужчина средних лет с внимательными глазами и аккуратно подстриженными усами.

Напротив них расположилась делегация Марранцано. Сам дон Сальваторе, высокий, аристократично худой мужчина с седой бородкой и пронзительными голубыми глазами. Несмотря на свои шестьдесят лет, он держался прямо, как военный офицер. Его сопровождали Джузеппе Боннано, приземистый, но крепко сложенный консильери с живыми темными глазами, и Гаэтано Реина, капитан из Бронкса, нервно теребящий золотое кольцо на мизинце.

— Синьор Стерлинг, — произнес Марранцано, поднимаясь с места и слегка кланяясь. — Ну вот мы и встретились снова, лицом к лицу. Надеюсь, вы не приболели.

В его голосе чувствовались насмешка и плохо скрываемая враждебность. Я занял место рядом с Массерией, О’Мэлли встал за моим стулом, не снимая руки с подкладки пиджака.

— Дон Сальваторе, — ответил я, внимательно изучая его лицо. — Полагаю, вы знаете, зачем мы здесь.

Марранцано медленно сел обратно, его движения были полны достоинства старой аристократии:

— Конечно. Джо Босс считает, что я нарушил некие соглашения. Но прежде чем мы продолжим, позвольте мне выразить сожаление по поводу недоразумения с моими людьми. Иногда инициатива снизу опережает приказы сверху.

Массерия хмыкнул и достал из внутреннего кармана пиджака сложенные листы бумаги:

— Недоразумение? — Он развернул документы и положил их на стол. — Вот показания ваших людей, Сальваторе. Франко Коломбо очень подробно рассказал о ваших инструкциях.

Марранцано даже не взглянул на бумаги:

— Показания, полученные под принуждением, редко отражают истину, Джузеппе. Ваши методы допроса известны всему Нью-Йорку.

Лучиано наклонился вперед, его темные глаза сверкнули:

— Дон Сальваторе, мы нашли веревки, оружие, узнали подробный план похищения. Плюс катер в заливе, приготовленный для «несчастного случая». Неужели это тоже недоразумение?

— Молодой человек, — холодно ответил Марранцано, — в моем возрасте приходится принимать множество мер предосторожности. В наше время каждый день приносит новые угрозы.

Я наклонился ближе, глядя в глаза пожилому гангстеру:

— Дон Сальваторе, позвольте освежить вашу память. Ваши люди три дня наблюдали за мной. Сюда входили: изучение маршрутов, моих привычек, подготовка места для засады. Это требует серьезного планирования, а не спонтанной «инициативы снизу».

Марранцано внимательно смотрел на меня в ответ:

— Интересно. И где, позвольте спросить, вы взяли эти сведения?

— У ваших людей при задержании, — ответил Костелло сухо. — Вместе с планом типографии на Бауэри и расписанием передвижений мистера Стерлинга.

Старый дон слегка улыбнулся и откинулся в кресле:

— Допустим, эти люди действительно следили за синьором Стерлингом. Но разве это преступление? Казначей Синдиката публичная фигура. Естественно желание узнать о нем больше.

— Больше чего? — резко спросил Массерия. — Зачем знать, какой маршрут он использует, чтобы добраться до типографии? Зачем знать, сколько у него охранников, чтобы приготовиться их нейтрализовать?

Воздух в комнате стал гуще. Профачи, молча наблюдавший за происходящим с места рядом с дверью, подал едва заметный знак официанту. Тот принес графин воды и стаканы, очевидно, пытаясь разрядить обстановку.

Марранцано налил себе воды и сделал небольшой глоток:

— Джузеппе, мы знакомы уже двадцать лет. Я никогда не скрывал своего мнения о современных тенденциях в наших семьях. Возможно, кто-то из моих людей понял мои слова слишком буквально.

— Какие именно слова? — спросил я, наклоняясь вперед.

Марранцано посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом:

— Синьор Стерлинг, вы американец. Вы не понимаете глубину традиций, которые мы принесли из Сицилии. Наши семьи существуют четыреста лет не потому, что они приспосабливались к каждому новомодному веянию, а потому, что хранили верность принципам.

— Каким принципам? — вмешался Лучиано. — Принципу убивать тех, кто приносит прибыль?

Лицо Марранцано потемнело:

— Принципу уважения к старшинству, молодой человек. Принципу того, что решения принимают те, кто заслужил это правом рождения и опытом, а не случайные выскочки с улицы.

Напряжение достигло критической точки. О’Мэлли незаметно приблизился к моему стулу. Боннано и Реина обменялись быстрыми взглядами.

Массерия тяжело поставил стакан на стол:

— Сальваторе, хватит философии. Ваши люди планировали убить казначея Синдиката. Это нарушение соглашений в Атлантик-Сити и объявление войны всем семьям Нью-Йорка.

— Войны? — Марранцано усмехнулся. — Джо, вы забываете, что я не подписывал эти соглашения. И хочу напомнить, что вначале мы договаривались о сотрудничестве равных, а не о диктате детей и иностранцев.

Он встал из-за стола и подошел к окну, за которым виднелись огни Бруклинского моста:

— Посмотрите на себя, Джузеппе. Вы, человек, которого я знал молодым солдатом в Маленькой Италии, сидите рядом с еврейскими банкирами и ирландскими гангстерами и называете это прогрессом. Вы сделали из нашего дела бизнес.