Оракул с Уолл-стрит 6 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 18

Он не упомянул «Metropolitan Financial Corporation», но и так все ясно без лишних слов.

Когда новый куратор ушел, я повернулся к совету директоров:

— Джентльмены, предлагаю немедленно возобновить полноценную работу. Томас, — обратился я к Эллиотту, — созовите всех кредитных инспекторов. Сегодня мы должны обработать все заявки, поступившие за последний месяц.

— Уже организую, сэр, — ответил управляющий, направляясь к двери.

Хэмилтон протянул руку:

— Уильям, удачи вам. Банк снова в надежных руках.

Мокрый снег прекратился. На улице выглянуло солнце. За окнами кабинета главный зал наполнялся людьми.

Несмотря на снежную погоду, клиенты торопились вернуться в банк, который снова мог им помочь. До рождественских каникул оставалось всего три дня, и работы предстояло много.

Дон Сальваторе Марранцано сидел за массивным письменным столом из темного дуба в своем кабинете на втором этаже особняка. Зимнее солнце, робко выглянувшее после пасмурного снежного утра, пробивалось через тяжелые бордовые шторы, освещая аккуратные стопки документов и два телефонных аппарата, один черный для обычных звонков, второй красный для особо важных разговоров. На столе лежали открытые банковские отчеты «Merchants Farmers Bank» за последние три месяца.

Марранцано поправил золотые очки и внимательно изучал цифры. Мужчина пятидесяти восьми лет с седыми усами и тщательно зачесанными назад волосами выглядел как преуспевающий адвокат или банкир. Только шрам на левой руке, идущий от запястья к локтю, напоминал о менее респектабельном прошлом.

В кресле напротив сидел Джузеппе Боннано, консильери семьи. Невысокий коренастый мужчина сорока двух лет с аккуратными усиками листал фотографии, сделанные наблюдателями у банка в Бруклине. На снимках Стерлинг выходил из черного «Packard», входил в здание банка, разговаривал с клиентами.

У окна стоял Гаэтано Реина, капитан семьи из Бронкса. Мужчина средних лет в сером костюме держал в руках чашку эспрессо и наблюдал за садовниками, убирающими снег с дорожек.

Марранцано отложил фотографии и взял со стола газету «La Gazzetta Italiana» недельной давности. На первой полосе крупными буквами было написано о новых арестах в Палермо. Итальянская полиция продолжала наступление на традиционные семьи Сицилии.

— Посмотрите на это, — сказал он, показывая заголовок Боннано. — Муссолини истребляет наших братьев на родине. А здесь молодежь добивает то, что осталось от старых традиций.

Боннано кивнул, понимая настроение дона. Последние два года принесли серьезные изменения в расстановке сил американской мафии. Старые боссы либо умирали, либо теряли влияние, уступая место более молодым и агрессивным лидерам.

— Лучиано и Лански меняют все правила игры, — продолжал Марранцано. — Раньше мы работали семьями, кровными связями. Теперь они создают корпорации, принимают неитальянцев, евреев, ирландцев.

Реина отставил чашку эспрессо и подошел к столу:

— Дон Сальваторе, но результаты впечатляют. Доходы выросли в три раза за два года.

— За счет чего? — резко спросил Марранцано. — За счет отказа от чести, от традиций, от всего, что делало нас сильными веками!

Он тяжело встал и прошелся по кабинету, его шаги глухо звучали по персидскому ковру.

— Массерия слишком стар и слишком жаден, чтобы сопротивляться переменам. Он видит только деньги. А деньги делают молодые, Лучиано, Костелло, этот финансист Стерлинг.

Боннано осторожно вмешался:

— Но разве плохо, что мы становимся богаче и влиятельнее?

Марранцано остановился у книжной полки, где стояли тома по истории Сицилии и римского права:

— Джузеппе, моя семья контролировала территорию в Кастелламмаре-дель-Гольфо четыреста лет. Четыре века мы выживали, потому что знали, кто мы такие. Сицилийцы. Люди чести. Не американские бизнесмены в костюмах.

Он снял с полки кожаный том и открыл на закладке:

— Смотрите, что писал Цезарь о галлах. «Они сильны, пока помнят свои традиции. Но стоит им поддаться римскому образу жизни, и они становятся слабыми, разобщенными, легкой добычей».

Реина переминался с ноги на ногу:

— Дон, но времена изменились. Мы в Америке, не в Сицилии.

— Времена меняются, принципы остаются, — отрезал Марранцано. — И главный принцип — уважение к старшим, к опыту, к иерархии.

Он положил книгу обратно на полку и повернулся к собравшимся:

— А что мы видим сейчас? Лучиано — ему тридцать три года, указывает боссам, которые в два раза старше. Лански, еврейский мальчишка, распоряжается итальянскими деньгами. Стерлинг, американец без капли нашей крови, знает больше о наших финансах, чем сами доны.

Боннано достал из портфеля еще один документ:

— Но, дон Сальваторе, результаты говорят сами за себя. Вот отчет за 1929 год. Общие доходы всех семей Нью-Йорка выросли на сорок процентов.

— А сколько семей исчезло за это время? — парировал Марранцано. — Сколько старых боссов «ушли на пенсию» или умерли при загадочных обстоятельствах?

Он подошел к окну и посмотрел на заснеженный сад:

— Джо Босс Массерия думает, что контролирует ситуацию. Но молодежь уже готовит ему замену. Они терпят его, пока он полезен. Но стоит ему стать помехой…

Марранцано не закончил фразу, но все поняли намек.

— Что вы предлагаете? — спросил Реина.

— Пока не поздно, нужно напомнить всем, кто здесь настоящий хозяин, — ответил Марранцано, поворачиваясь от окна. — Старая гвардия еще не сдалась. У нас есть связи, люди, территории.

Боннано нахмурился:

— Дон, это означает конфликт с другими семьями.

— Конфликт неизбежен, — холодно сказал Марранцано. — Вопрос только в том, начнем ли мы его, когда у нас еще есть силы, или будем ждать, пока они нас поодиночке уберут.

Он вернулся к столу и раскрыл карту Нью-Йорка с отмеченными территориями различных семей:

— Массерия контролирует Манхэттен, но его люди стареют. Лучиано имеет Бруклин, но половина его солдат молокососы, не умеющие держать в руках пистолет. Костелло силен в политических связях, но у него мало уличных бойцов.

Марранцано провел пальцем по карте:

— А мы контролируем Бронкс, части Квинса и связи с семьями из других городов. Плюс у нас есть то, чего у них нет — единство цели и понимание того, за что мы сражаемся.

— За что именно? — тихо спросил Реина.

Марранцано посмотрел на него долгим взглядом:

— За право оставаться сицилийцами в Америке. За право сохранить то, что наши отцы принесли из Старого Света. За то, чтобы наши дети знали, кто они такие, а не превратились в безликих американских дельцов.

Он снова сел за стол:

— И первый шаг — показать, что их новая система уязвима. Что их финансовый гений всего лишь человек, которого можно остановить. Триста тысяч долларов в месяц проходит через его банк, — сказал Марранцано, постучав пальцем по отчету. — Двадцать процентов от всех наших доходов в Нью-Йорке.

— Плюс текстильная фабрика дает работу двум сотням человек, — добавил Реина, не оборачиваясь.

Боннано отложил фотографии и достал из кожаного портфеля машинописные листы:

— Вот отчет о расходах Стерлинга за декабрь. Дом за восемьдесят тысяч долларов, автомобиль за три тысячи, одежда, рестораны, прислуга. Живет хорошо, но не чрезмерно.

— Охрана? — спросил Марранцано.

— Один ирландец, О’Мэлли. Бывший боксер, умеет стрелять. Плюс двое охранников в банке днем, — ответил Боннано. — Ночью банк пустой, только сторож.

Марранцано встал из-за стола и подошел к сейфу, встроенному в стену за книжными полками. Покрутил комбинацию, достал толстую папку с надписью «Атлантик-Сити — соглашения».

— Согласно майским договоренностям, казначей Синдиката неприкосновенен, — прочитал он вслух. — Любое покушение на него рассматривается как нападение на все семьи.

— Но только если это явное покушение, — заметил Реина, поворачиваясь от окна. — Несчастные случаи в соглашениях не упоминаются.