Магнат Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 6

А еще… Есть тайна. В дальнем углу приусадебного огорода, за крепким забором, зреют три кочана-гиганта, выращиваемые Афанасием по старинной монастырской методике, и с молитвенным наговором. Если к сроку они нальются соком, то самый крупный преподнесу Императрице-матери в день приезда.

Пусть усмехнутся придворные, назвав это чудачеством. Но я-то видел, как она вместе с фрейлинами за своим личным огородом присматривает, проявляя нешуточный интерес к своему хобби.

Осталось лишь дождаться сентября. И чтобы небеса смилостивились.

— Сандро, — перенял брат Лёва у Пущина его привычное обращение ко мне, — А что за календари ты рисуешь?

Вопрос вовсе не случаен. Уже второй вечер я при свете свечей привожу в порядок свои записи по Источникам. К тем, первоначальным, что в Михайловском и на монастырских землях, добавились Источники моего поместья, а потом и те, которые были найдены на землях недавно приобретённых вместе с Матюшкино, и до сих пор ещё до конца не обследованных.

Афанасий вместе с Прошкой только половину успели объехать, но результат их разведки уже меня радует. Понятно, что с самолёта можно всё быстрей сделать, но тут есть тонкость — малые колодцы Афоня не всегда успевает заметить, а их, как правило, в разы больше, чем средних, а уж тем более — больших.

Вышло так, что аурум, добываемый в Источниках, стал моим стратегическим ресурсом, а его количество и виды — ограничены не только по своему объёму, но и разнесены по времени.

Скажем, на авиацию мне в этом месяце аурума уже не хватит. А я на десятки новых станков замахнулся.

— Видишь ли, Лёва, каждая следующая ступень цивилизации отличается друг от друга всё большим потреблением энергии или силы. Именно она, в первую очередь, помогает людям стать венцом природы. Сначала люди приручили лошадей, быков и ослов, чтобы пользоваться их силой. Потом овладели силой ветра и воды. Даже пушки, и те используют силу сгоревшего пороха. И с каждым таким шагом люди становились сильней. Теперь у нас есть магия и паровые машины.

— Тогда почему учителя нам рассказывают про каменный, бронзовый и железный век? — наморщил мой брат лоб, пытаясь поймать меня на нестандартности объяснений и найти в них несоответствие тому, чему их обучают.

— Может, они пока сами не понимают, что есть главное? — предположил я в ответ.

Лёва задумчиво почесал затылок. Мои слова казались ему одновременно и логичными, и пугающими. Логичными — потому что он и сам замечал, как с каждым новым изобретением, с каждой новой технологией, человечество тратит все больше и больше ресурсов и сил. Пугающими — оттого что за этим самым «венцом природы» сквозило какое-то неутолимое, всепоглощающее стремление, которому нет конца и края.

— А что делаешь ты?

— Энергия — это сила. Я всего лишь хочу научиться использовать ее разумно. Не стану скрывать — к своей выгоде.

— Но ты заботишься о своих крепостных. Даже у бабушки в Михайловском они выглядят бедней, чем у тебя, хотя она каждого из них лично знает, и ни разу никого не обидела не по делу.

— Заметь, я ещё поля удобряю, и коней кормлю не сеном, а овсом. Не улавливаешь связь?

— Ты хочешь сказать, что это одно и то же? Но, брат, это же подло! Относиться к людям, как к животным! У меня просто нет слов!

— Хочу тебя удивить. Очень скоро, уже меньше, чем через три года я начну выдавать своим крепостным вольные грамоты. И поверь мне, от меня уйдут очень немногие. Ты за это тоже станешь мне пенять? А всё оттого, что им у меня хорошо жить.

— Ты решил отпускать крепостных? — выловил брат необычное в моих словах.

— Да.

— Зачем? Цена твоего поместья тут же упадёт.

В этом Лёвка прав. Согласно установившимся традициям, цена поместий в первую очередь определяется числом крепостных, и лишь потом идёт упоминание о землях и лесе.

Хех… Никогда не думал в этом ключе, хотя брат не ошибься. Хорош я буду через несколько лет, когда заявлю, что у меня осталось две — три тысячи крепостных, вместо семи — восьми.

Собственно, ни на что такая оценка особо не влияет, кроме чванства и оценки Попечительского совета, который мне без надобности.

Парадокс нынешнего времени в том, что государство реально выкупает у дворян поместья. Вот только этот процесс ограничен — казна на такое дело отпускает всего лишь пять миллионов в год. И да, оценка выкупа основывается на количестве душ, имеющихся в поместье.

— Лев, давай этот разговор отложим на следующий год. Пока просто поверь мне на слово, что очень многое меняется. А количество крепостных — вовсе не та величина, на которую стоит ориентироваться.

— Но ты же мне объяснишь?

— Запросто. Любое поместье стоит ровно столько, сколько оно приносит дохода, если к этому отнестись объективно. Достаточно поднять казначейские росписи. Если ты увидишь, что поместье заплатило налог с десяти тысяч дохода, то смотри на банковские ставки. К примеру, надёжный банк предлагает тебе такое же количество процентов на вклад, если ты туда вложишь двести тысяч рублей. У тебя есть выбор — купить поместье, или положить деньги в банк под проценты. А владелец поместья хочет триста тысяч.

— И что?

— Зачастую вполне достаточно грамотно подвести ему свои аргументы, — не стал я третировать парня более жёстким вариантом ответа, — Объяснить, насколько больше дохода ты получишь с трехсот тысяч, положенных в банк под проценты. Причём, без рисков неурожая, бунта и падения цен на зерно.

— Думаешь, согласиться?

— Конечно, нет. У меня трое почти по месяцу кочевряжились. Зато сейчас почти всю округу выкупил, кроме Красногорска. Но на его жителей у меня отдельные планы.

— А что с ними не так?

— Так они все уже вольные! Это же понаехи, что с Прибалтики прикатили, а там крепостное право уже давно не работает. Самое то, что нужно для создания новой мануфактуры.

— Понаехи? — не понял меня Лёвка.

— Забей, — отмахнулся я, внезапно для себя обнаружив по соседству приличный источник трудовых ресурсов, который я раньше не учитывал.

Да, вольные понаехи. Правда, грамотных среди них мало, и говорят они с акцентом, но за нормальные деньги готовы честно работать. А что мне ещё надо?

По возвращению из Москвы, несмотря на занятость, пришлось выделить пару деньков и слетать в столицу, чтобы отвезти сестре товар, посмотреть, как идёт строительство будущего магазина-ателье, и попытаться что-нибудь узнать о предстоящем вояже венценосных особ. Правда, чтобы вылететь из Велье понадобилось трое суток ждать лётной погоды, но тут уж ничего не поделать — не умею я пока тучи разгонять руками.

Лететь одному, откровенно говоря, было скучно, и я предложил Кюхле составить мне компанию. Что интересно, приятель, не раздумывая, согласился и даже придумал чем себя занять, пока я буду обстряпывать свои дела в столице.

Дело в том, что в школе не хватает учебников и методических пособий и Вильгельм решил воспользоваться оказией, чтобы закупить в столице всё необходимое перед началом учебного года.

Целый вечер перед отлётом Вилли с Клавдией Захаровной составляли список необходимой литературы, выдули два самовара чая, три раза разругались в пух и прах по вопросу образовательной программы и столько же раз помирились.

— Ну, давай уже, выдай что-нибудь язвительное о том, что я с пожилой женщиной спорил, — закончил свой рассказ Кюхля о том, как они с учительницей верстали годовой план обучения и обсуждали необходимую для образования литературу, когда мы пролетали в районе Гатчины.

— С чего бы я над тобой должен подтрунивать? — не понял я реплики приятеля. — Если дискуссия не переходит на личности и оскорбления, то вполне себе нормальный способ прийти к какому-то соглашению. А со старухой ты споришь или с ребёнком, то дело десятое. Кстати, ты в столице где решил остановиться? На Мойке в гостинице у Демута? А то поехали ко мне — у меня места полно.

Мой вопрос о том, где будет жить Кюхля до отлёта из столицы, был не случаен, потому что в городе родных у приятеля нет. Мать живёт в своём имении в Лифляндии. Старший брат десять лет тому назад погиб в сражении возле польского города Остроленка во время русско-прусско-французской войны. Младший брат служит мичманом на бриге «Новая Земля». Одна сестра живёт в Смоленской губернии в имении покойного супруга, а другая служит классной дамой в Екатерининском институте благородных девиц, где и проживает подле своих воспитанниц.