Поручик (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 18

Гребаные фотки, все планы порушили!

А сам-то? Старый опер, мудрый опер — не смог заметить, что за ним хвост! Навряд ли чертово папарации сидело днями в засаде, ожидая, приду я к Ленке или нет. Наверняка отследили наши путешествия да и отправили фотографа…

Я остановился.

Отправили фотографа — куда?

Фотографии мне, естественно, не дали, но что на них изображено — я запомнил. Там, секундочку… Я прикрыл глаза, восстанавливая картину…

И на меня тут же налетели.

— Лес, не стой столбом посреди коридора, — усмехнулся один из наших ребят и поскакал дальше по своим делам.

Я отошел в сторону и присел на широкий подоконник. Прикрыл глаза…

Так… Фотографировали, ясное дело, с противоположной стороны улицы. Широкофокусным объективом. А это бандура приличных размеров и тихонечко, из-под мышки, ею не щелкнешь. А если бы нас начали фоткать — я бы заметил. Значит, что? Значит, фотограф сидел в доме напротив. Там, насколько я помню, подъезды с окнами, а фотография, сдается мне, снята была чуточку сверху вниз. Точно. Значит, фотограф стоял на площадке второго этажа.

От дел меня отстранили, но опрашивать людей ведь не запрещали, верно?

Не сходится. Нифига не сходится.

Я стоял на площадке второго этажа — ну, между первым и вторым если быть точным — и смотрел на улицу, на ту самую точку, в которой нас с Ленкой фотозапечатлели.

Не сходится.

Во-первых — угол не тот. Или мне кажется, или точка съемки была чуть повыше. И чуть пониже, чем площадка между вторым и третьим.

Во-вторых — угол по горизонтали опять-таки не тот. Тут я точно помню, что моя голова на фото была четко на уровне водосточной трубы, та как будто из головы торчала. А из подъезда, как ни мостись — труба все время правее оставалась.

Ну и в третьих — мутные стекла в подъездных окнах. То ли ленятся их мыть, то ли от старости, то ли просто запылились чутка снаружи, но сквозь них такого четкого фото, какие я видел, не получилось бы. А открыть окно — не вариант, они здесь вросли в рамы и пару раз покрашены белой краской сверху. Чтобы их открыть — нужна стамеска и полчаса времени.

Хлопнула дверь правой квартиры, по ступенькам застучали шаги. Мальчишка-школьник весело зашагал вниз, помахивая черной сумкой. Увидел меня и чуть ли не шарахнулся:

— З-здравствуйте… товарищ поручик…

— Здравствуй, — кивнул я и снова отвернулся к окну.

Подождите…

Откуда этот паренек вышел? Из квартиры? Той самой, которая, если прикинуть, идеально совпадала с точкой съемки? А что это у него за сумочка? Уж не кофр ли для фотоаппарата?

Ну держись, фффотолюбитель!

Нет, несмотря на то, что я на сто процентов был уверен в том, что этот мальчонка с сумкой и есть тот чертов папарацци, который сфоткал меня с Ленкой — я не бросился на него с криком «Стой, падла!». Вот что я ему могу предъявить? Фотоаппарат? Так он здесь вовсе не редкость — я часто видел в городе людей, от стариков до школьников, щелкающих затворами и запечатлевавших на пленку все и вся, от приятелей и прохожих до яхт на озере и облаков необычной формы.

Возможно — и даже скорее всего — у него в квартире лежат негативы. Но сам он их не покажет, нужен обыск. А на каком основании? На основании моих подозрений? Сам бы себе ордер не выписал с такими левыми обоснованиями.

Доложить начальству? Даже если майор мне поверит — возвращаемся в начало. Подозрения — не доказательства, а обыска не будет.

Что делать?

Нет, не в смысле — как отомстить этому крысенышу? Кстати, «фотограф» реально чем-то напоминал крысу: толстый, щекастый, с острым носом, прыщавый… Походу, с сексом у него явные проблемы. Иначе прыщей бы не было.

Я хмыкнул… и задумался.

Уж не решил ли он мне отомстить? Сидит, может, днями у окна, пускает слюни на красотку-Ленку, мечтает, как однажды он и она… А тут — бац! Уводит его мечту какой-то ментяра. Вот парнишка от злости и решил отомстить, как сумел.

Или нет?

Что-то я как-то забыл о своей изначальной версии, что фотографии в комендатуру прислали для того, чтобы меня от расследования убийства отвлечь. А тут получается — прыщавый девственник от бессильной злобы.

Даже обидно как-то…

Я почесал затылок под фуражкой и направился к ближайшей телефонной будке, которая нежно голубела на углу.

И аппарат и трубка были на месте, а то вспомнились мне рассказы тех, кто застал советские времена, что уличные телефоны часто курочили или отрезали трубки. Ломали — чтобы мелочь достать, а трубки… Не знаю зачем, может, просто руки чесались.

Сюда, к счастью, эта мода не дошла, так что я бросил к телефон монетку в два гроша и набрал номер своего начальника.

— Начальник отдела уголовного розыска майор Земитки слушаю вас.

— Товарищ майор, Челковки.

— Что случилось, поручик?

— Помните ту записку кляузную на меня?

— Век бы ее не помнить… Что?

— Каким почерком она была написана?

— Корявым. Видимо, левой рукой писали, или почерк пытались изменить.

— А можно сказать, что ее школьник написал?

Трубка помолчала.

— Лес, ты там на тропу войны встал, что ли? Заподозрил кого-то и отомстить собираешься?

— Господь с вами, товарищ майор…

— Не упоминай всуе. Что тогда?

— Есть подозреваемый. Школьник из дома напротив Ласкорадкового…

Трубка снова помолчала. Потом зашуршала, видимо, майор рассматривал записку.

— Не похоже на школьника, — наконец, сказал он, — взрослый почерк. Ну или по каллиграфии у твоего мальчишки одни двойки.

— Спасибо, товарищ майор. Разрешите продолжать?

— Продолжай… то есть стой!

Но я трубку уже повесил. Из любопытства по примеру Лелика ткнул по аппарату, но тот наотрез отказался возвращать монетку. Видимо, нужна особая ухватка.

Так-так-так, интересненько… Если почерк не детский — значит, писал не школьник. Значит, все же меня пытаются скомпрометировать из-за дела о пожаре. Кто-то, вероятно, один из доверенных людей директора винзавода, возможно, хотя и необязательно, убийца сторожа — навряд ли у директора куча подручных на все случаи жизни, вон, даже у Шефа из «Бриллиантовой руки» всего двое было, Лелик да Геша — так вот, кто-то проследил за мной и как-то вычислил, что в соседнем доме живет мальчишка-фотограф. Как — пока неясно, но суть не в этом. Может, просто знал его, может, увидел идущего с фотиком и быстро сымпровизировал, не знаю. Так вот, этот самый Кто-то заказал мальчишке сфоткать меня и Ленку, забрал проявленные фото и отправил в комендатуру.

Какой отсюда вывод?

Мальчишка видел этого Кого-то. И может описать его или же просто знать, кто это такой, дядя Иржи какой-нибудь. Но меня мальчишка явственно боится и ничего не скажет, если я спрошу по-хорошему. А по-плохому мне спрашивать нельзя, на мне форма. Да и знает он меня в лицо…

Значит, надо, чтобы спросил кто-то другой…

— Помочь, значит… — Любка Ружка закинула ногу на ногу, отчего ее клетчатая юбка съехала до совсем уж крайних пределов, — То есть, ты с какими-то школьницами обжимаешься, а я тебя выручать должна?

Ну а кого еще можно попросить? У меня пока что мало знакомства среди местного криминалитета, только Любка и ее фанаты «Бажиты». Мне, в конце концов, не бить мальчишку надо и не ножом стращать. На него достаточно грозно взглянуть — он и расколется. Вот я и попросил Любку прийти ко мне домой вечером. Надеюсь, она не проходит по категории распутных девиц, иначе меня квартирная хозяйка съест с потрохами. Не знаю, на что там Любка себе рассчитывала, но поначалу в ее глазах стыл некий испуг, быстро растаявший, когда я ей рассказал свою проблему.

— Ленка мне как сестра. Младшая.

— Всякое с сестрами бывает. Младшими. И старшими тоже, — злобно прищурилась Любка, но пляшущие в глаза чертики — непонятно только, зеруты или бажуты — говорили о том, что она просто-напросто глумится. И ревнует, конечно, но невсерьез, в глубине души.