На острие победы - Коротков Сергей Александрович - Страница 30

– Дочка… залей ты уже, на хрен… залей водкой всю спину… – мычал Матвеич, скрепя зубами… – черт с ней, с дробью… нехай сидит там… Останови кровь. Крови не дай выйти!

Лиза делала что могла, но пара десятков дробин вызывала кровотечение, муки раненого и страдания самой радистки. Видеть такие страшные раны и еще обрабатывать их, успокаивать умирающего товарища – все это было настолько больно и невыносимо, что из рук выпадали лекарства, голова гудела, к горлу подступала тошнота.

Бойцы угрюмо косились на раненого, зло пялились на пленных, проклинали немцев и всю Пруссию. Лейтенант, занятый мыслями о передаче информации наугад, размышлял о конечном итоге их попыток связаться с Большой землей. «Дойдет или нет наша инфа до Центра? Можно ли довериться источнику на том конце провода? Надежно ли? Нет! Это все фигня! Так разведданные не передаются. Нужны более весомые действия. Нужна рация. И литерный. Мать его за ногу! Найти этот сраный поезд. Хоть как, но до ночи найти. Вдруг совы прилетят в полночь… Если та бабенка доставит сведения кому надо. Прилетит авиация, а сигнала нет. Литерный, чертов танк!..»

На мобильный пост СД разведчики вышли неожиданно, когда пересекали просеку между двумя лесополосами. Три мотоцикла немцев не успели понять, что перед ними враг, как Васюков длинной очередью искромсал передний транспорт фрицев. Перенеся огонь на второй, разведчик схлопотал пулевое ранение в руку, но его обидчиков уничтожил лейтенант из своей люльки. За клубами пыли и придорожными кустами третьему мотосредству удалось скрыться с траектории огня, затем развернуться и бежать прочь. Правда, пули Неупокоева зацепили сидящего в нем фашиста.

– Теперь они знают, где мы и кто мы! – констатировал лейтенант, смачно сплюнул и распорядился. – Машков, Васюков, Селезень. Махом собрать трофеи, уничтожить технику фрицев и уходим на юго-восток. Пешкова, смотри за пленными. Шишкин, разворачивай свой танк. Бегом.

– Есть.

– Слушаюсь.

Через пять минут на просеке никого из живых не было, только горели мотоциклы противника и чернели по кустам их трупы. Конвой диверсантов скрылся в сосновом бору, пыль осела, птички снова заголосили на все лады. Солнце нещадно палило прусскую землю, обещая дать ей остыть ночью.

«Пе-2», сделав очередной вираж, стал вновь набирать высоту. Следом летели два истребителя, сопровождая бомбардировщик уже почти сто километров. Тучи над Белоруссией сгустились окончательно, что явилось только в помощь летевшим. Опытные летчики вели самолеты уверенно, не боясь потери видимости и грозы, бушевавшей справа, над литовскими землями.

Семен Степанович сидел в очень неудобной позе, от которой сначала онемели ноги, потом спина и шея, а теперь уже руки кололо мелкими иголочками. Бомбардировщик не был приспособлен для перевозки десанта, но зачастую разведка пользовалась его услугами, чтобы втихаря под видом бомбежки того или иного укрепрайона немцев выкинуть тройку парашютистов в тыл врага. Артиллеристы иногда засылали своих корректировщиков огня или разведчиков в прифронтовую полосу на «Пе-2». Рассказывали случай, что штурмовик «Ил-2» тоже как-то бросал человечка с рацией в тыл противника.

С Сергачевым летели еще два бойца из спецподразделения НКГБ СССР, навьюченные оружием, рациями и средствами дальнего оптического наблюдения. Ветерана-железнодорожника совсем не волновали их личности, судьбы, проблемы. Он беспокоился сейчас за все другое, связанное с ним: за успешный полет без встречи с «мессерами» фашистов или их зенитками, за удачное десантирование и раскрытие парашюта, с которым он прыгал только один раз в жизни, в уральском клубе ОСОАВИАХИМа. Волновался от груза ответственности перед Берией, Судоплатовым, Родиной, которым его наделили в НКГБ. Он должен был выполнить простую, не связанную со стрельбой и поеданием червей и поганок в лесах Восточной Пруссии задачу – приземлиться в заданном квадрате, в расположении противника, выйти к литерному в униформе прусского железнодорожника и определить его состояние. Подтвердить фальшивость и тем самым безопасность бутафорного «чудо-оружия» Гитлера. А уж парни из его сопровождения обеспечат надежную охрану, максимальные удобства в походно-полевых условиях и передачу данных на Большую землю.

Сомневаться, раздумывать или, не приведи господь, отказываться от операции, спонтанно придуманной наркомом НКВД и спешно отшлифованной Судоплатовым, Семену Степановичу не пришлось – ему не оставили никаких шансов на реабилитацию и притворные уклонения. Столь опасное и сложное задание он никогда в жизни не выполнял. Домой позволили сообщить по телефону только то, что написали сами силовики на бумажке и держали перед ним, пока Сергачев зачитывал строчки в трубку и не мог пояснить супруге, в чем такая спешка и задержка нахождения в Москве. Начальству Сергачева на месте объяснили его командировку уже сами работники органов. На тренировки по стрельбе из ТТ, «МП-38/40» и ППШ, простые способы работы с рацией «Север» и прыжки с парашютом на базе ОСНАЗа под Москвой ушло всего двое суток. Плотный график занятий и инструктажей волкодавов НКГБ совсем выбили простого мужика из колеи – к его волнению прибавились физическая усталость и недосып.

Но неимоверная тяга к победе, выполнению сверхответственного задания, помощи советским воинам толкали Сергачева только вперед, придавали ему сил и энергии, заставляли думать и действовать твердо, решительно и умело.

При появлении двух «мессершмиттов» бомбардировщик стал уходить в гущу туч, дав возможность истребителям сопровождения «пободаться» с противником. Чем закончился воздушный бой спустя некоторое время, Сергачев не знал, четверть часа крепко зажмуривая глаза и плотно прижимая полы мягкого шлема к ушам. Вскоре к одинокому «Пе-2» присоединилась эскадрилья других бомбардировщиков, и вместе они пересекли границу Белоруссии и Литвы. До рубежей Восточной Пруссии оставались считаные километры полета…

Сумерки накрывали местность нехотя, будто специально вредили группе Неупокоева. Минуты тянулись долго и мучительно, а ночь все не спешила окутать прусские земли. Ведь для любого разведчика темнота всегда была лучшим временем суток.

Одинокая дрезина с тремя немцами колесила на перегоне Гумбиннен – Айсштадт туда-обратно уже два часа, что давало лейтенанту повод для положительных выводов – литерный не мог находиться на этом участке. Ему нужен был простор для езды. Сейчас он, скорее всего, еще находился в замаскированном укрытии, ожидая ночи, чтобы двинуть дальше, но пока парни не смогли вычислить никакого крупногабаритного схрона с местом отстоя поезда. Изучив перегон от самой окраины Гумбиннена до Айсштадта, для чего пришлось троим бойцам переодеться в форму эсэсовцев и исколесить на мотоцикле двадцать километров часто на виду у постов и местных жителей, лейтенант сделал вывод, что литерного западнее этого участка нет. Уже нет! Это означало, что объект находится либо дальше на востоке, либо уже вошел в Литву.

Неупокоев теребил шнурок завязки маскхалата, лихорадочно обдумывая план дальнейших действий. Он иногда поглядывал на раненого Матвеича, жующего какое-то снадобье из личного сидора. Лиза шепнула командиру, что это что-то типа опиума, но лейтенанту было все равно, что там рассасывал его боец, лишь бы это помогало.

Бензобак мотоцикла, отработавшего свой ресурс, опустел, мотоцикл изуродовали и замаскировали в кустах. Одинокого верхового жандарма, осматривающего сельскохозяйственные владения местного главы Айсштадта и напоровшегося на РДГ, Селезень снял со снайперской винтовки. Лошадь привязали к дереву, сунули ей пучок травы, труп раздели и спрятали.

– Командир, разреши мне покататься на кобылке? – Машков уселся рядом с лейтенантом, заглядывая ему в глаза. – Переоденусь, под видом местного смотрителя объеду поселок, гляну, что на той стороне. А?

– А что, товарищ лейтенант, хорошая идея. Издалека его не примут за врага, за верховым гоняться на транспорте несподручно, зато он проберется сквозь любые препятствия, – поддержал товарища Васюков, наворачивающий тушенку с ножа.