Я – борец! 2 Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 7

Я вышел в длинный коридор, идя назад по скрипучим доскам ветхого полового покрытия. В аудитории по-прежнему не было преподавателя. Усевшись за чертёжный стол, я стёр резинкой кривую линию, быстро дорисовал деталь и, аккуратно положив лист под пресс, собрался. Пора было тащиться в общагу — и собираться в цех намотчиков…

Прибыв в общагу, я, пыхтя, взобрался на свой третий этаж. Первым делом пойдя на кухню где и повесил жёлтый радиоприёмник на два торчащих из стены, начавших ржаветь гвоздя. Чёрную вилку воткнул в розетку со следами подпалин — предыдущий жилец явно экспериментировал с электропроводкой.

Радио ожило с характерным треском и сразу выдало густым баритоном: «Свобода — для того, чтобы творить, а не для того, чтобы разрушать. Творчество — вот цель жизни!»

— Литературные чтения? Горький? — фыркнул я. — Ну хоть не марш авиаторов…

Повернув ручку громкости до положения «шёпот» — ровно настолько, чтобы заглушить вечный гул вечерней общаги я направился к своей комнате.

Ключ скрипнул в замке, дверь поддалась с характерным стоном несмазанных петель. И тут же в нос ударил терпкий запах мокрого пера. Перья были повсюду — на кроватях, на полу, даже на лампочке под потолком, создавая изогнутые тени.

В комнате царил хаос: Гена, красный как рак, орудовал веником, убирая перо, а Женя и Аня, склонившись над двумя обмякшими куриными тушками на моей кровати, с важным видом проводили завершали ощипывание.

— Саша, ты совсем дурак⁈ — Женя метнула в меня убийственный взгляд, размахивая клочком перьев. — Я к Гене пришла, хотела рядом прилечь, а в кровати — сюрприз! Мокрые куры!

— И тебе привет, Жень! Аня! — я демонстративно понюхал воздух. — А я разве не закрывал дверь? — в памяти всплывал смутный образ поворачивающегося ключа… Или это было вчера?

— Я всегда, когда спать ложусь, ключ над косяком прячу, — пояснил Гена, нервно подбирая перья совком.

— Как будто он не знает, — фыркнула Женя, тыча пучком перьев в мою сторону.

Я сделал самое невинное лицо, какое смог изобразить:

— Я вообще не в курсе, что это за куры. Ген — молодец, что притащил. Наверное, тяжёлые были? Пришлось на спине нести?

Шутка повисла в воздухе. Все трое уставились на меня с немым укором. Гена явно уже успел им всё рассказать — значит, доверяет. Что ж, и у меня теперь не было причин молчать.

— Ладно, я в цех, у меня смена, — махнул я рукой, швыряя сумку с конспектами в угол. — Ань, третье свидание! — добавил на прощание с вызывающей ухмылкой.

— Не факт, что случится! — «Рыжик» надула щёки, демонстративно обнимая Женю за плечи.

— Тогда в следующий раз у кого-нибудь в постели окажется мокрый мамонт. А на свидание буду завлекать по-пещерному — дубиной по голове. До вечера! — хлопнул я дверью.

Я уже спускался по скрипучей лестнице, когда сзади раздалось:

— Саш!

Я обернулся. Аня высунулась из двери, перепачканная перьями, но улыбающаяся:

— Я пошутила…

— Отлично! — моя улыбка стала вдруг искренней. — До ночера, Рыжик!

Радио в кухне, как эхо, донесло: «Человек — это звучит гордо!» — будто сам Горький подмигивал мне со своей вечной иронией.

Долго ли я так выдержу: тренировки, пары, цеха, личная жизнь? Ну, допустим, скоро летние каникулы, а тем временем тот же Сидоров слабее не становится.

И с этими мыслями я бежал на вторую работу. Но как бы я не спешил на завод первая проходная на его территорию с процедурами предъявления пропусков сожрало ценное время. А ведь еще нужно было пролететь двести метров до нужного корпуса. Где дверь цеха намотчиков встретила меня знакомым гулом трансформаторов и запахом нагретой изоляции — сладковатым, с горчинкой лака. На проходной, дежурный дядя Миша, как всегда, не поднимая глаз от кроссворда, буркнул:

— Медведев… Опоздал на семь минут. Вот всыплет тебе Вика Андреевна!

— Каюсь, дядь Миш, — бросил я, хватая с вешалки промасленный халат.

Цех жил своим ритмом: за стеной ровным тоном гудели станки, а тут везде сидели девушки и, склонившись, «шили», продевая тонкую нить, укладывая ряд к ряду медь. Моё рабочее место — стол №5 у окна, заваленный катушками медного провода и стопками стальных пластин. На стенке криво висела вырезка из «Техники молодёжи» с подписью: «Намотай — не зевай!» Это девушки надо мной подшутили, когда я засыпал первые смены.

— Медведев! Опоздун! Ещё раз — и вынесу тебя на обсуждение на собрании бригады, — заметила меня Виктория Андреевна. — Что думаешь, если в девчачьем цехе-то опаздывать, как девочки на свидание можешь?

— Я не думаю, Виктория Андреевна! — улыбнулся я. — Я вам доверяю, если надо — давайте обсудим, но мне и так стыдно, что опоздал. И прошу у всех сердечно меня простить!

Последнюю фразу я проговорил громко и для всех, чтобы все меня слышали, и в цехе раздались дружелюбные смешки.

— Матай давай, Хазанов, и давай без спешки. Не выполнишь план — останешься доматывать!

— Принято. Справедливо! — кивнул я, выдвигая устройство с лупой между собой и микротрансформатором, беря левой рукой иголку, а правой вставляя в неё медную нить по диаметру сечения не больше волоса.

Сегодня для меня чайной паузы не было. А вот девушки периодически уходили в уголок цеха с парящим серебристым чайником «Красный выборжец». В первую свою смену я всех изрядно насмешил, когда поднял его и посмотрел на дно с тремя пластиковыми ножками и тиснением на железе: «Ленинград 1968 год, 7 рублей, 2.5 литра». Тогда как название было написано на его пластиковой чёрной ручке, просто слегка стёрлось от постоянного использования.

Хотя пускай меня и не было на произвольном чаепитии, я слышал всё, что говорят девчата, и к моему удивлению, я из-за своей поездки в Курск пропустил выход на экраны второй части «Шерлока Холмса». Говорят, в общежитии нашего техникума в ленинской комнате был прямо аншлаг у чёрно-белого «Рекорда».

Так, за трудовой медитацией я доработал до конца смены, а когда все принялись собираться домой, показывая план по намотанным трансформаторам в продолговатых коробках с фамилией намотчика. Чем-то они напоминали мне лотки для одежды и обуви в аэропортах, только эти были фанерные. Бегло посчитав свои изделия, сдал свою коробку и я.

Вика Андреевна, высокая и худощавая, с короткой стрижкой и всегда в чистом и выглаженном халате, взяла один из них и, покрутив, строго на него посмотрела, словно слова осуждения уже были заготовлены в её голове. Но увы — сегодня я был идеален. Ну, почти во всём, кроме юмора, воровства куриц, опозданий и чертежей.

А если без шуток — то внутри меня словно горел тёплый огонёк: сегодня я исправил вредительство раннего Медведева, вернул в общежитии радио, и меня ждало третье свидание с Аней.

Глава 4

Забытая песня

Вернувшись в общагу ближе к ночи, я обнаружил приготовленную курицу с гречкой. За столом в 313-й комнате ребята уже поели и оставили мне порцию — она была ещё теплой, но разогревать на плите совсем не было сил. Вот оно, отсутствие микроволновых печей.

Самих ребят дома не было, зато на столе лежала записка:

«Саш, ушли гулять. Если что, остаток каши и курицы в холодильнике — в кастрюле с надписью „313“. Аня, если что, у себя».

По сути, есть два способа разогреть еду: пережарить её на сковородке или поставить тарелку на кастрюлю с водой и дождаться, пока та закипит. «Надо будет подкинуть идею Валере Плотникову про разогрев пищи микроволнами, — подумал я. — Хотя, скорее всего, какие-нибудь промышленные аналоги уже есть… Надо почитать об этом в „Радиотехнике и электронике“. Или спросить у самого Плотникова: не хочет ли он случайно изобрести микроволновую пушку — волновое оружие будущего? Ведь МРТ для белья он почти собрал».

Греча исчезала со скоростью света в компании куриных ножек, как вдруг я заметил рыжего таракана, ползущего по стене.