Я – борец! 2 Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 2

— Врача! — скомандовал рефери, понимая что тут что-то не в прядке, делая одновременно шаг к Павлу, не веря своим глазам.

«Сука, неужели вырвал плечевую кость из сустава⁈» — мелькнуло у меня, а Паша в этот миг неожиданно обмяк и осел на ковёр, потеряв сознание.

Зал охнул, а я поймал на себе взгляд Сидорова. Его губы шептали беззвучно: «Ты следующий, советская мразь!»

Пока мы уносили Павла с ковра, я видел, как Сидорову поднимали руку с формулировкой «ввиду снятия соперника врачом». А когда к носу Дружинина поднесли нашатырь, он открыл глаза.

— Я не могу руку поднять, — выдохнул он проснувшись.

— У вас вывих плечевого сустава, — пояснил врач. — Как себя чувствуете?

— Хорошо чувствую. Пустите, я должен продолжить схватку, — безэмоционально произнёс он.

— Милейший, вы минимум полгода ещё не сможете бороться, — рубил правду-матку врач.

— Этот козёл опять это сделал, — слабо проговорил Паша.

— Но ты здорово боролся, — подбодрил его я.

— Не здорово. Саш, слушай, если ты прав, то я был близок к тому, чтобы его остановить.

— У тебя почти получилось, — покачал я головой.

— Так, надо везти в травмпункт на Патриотов, 23, — озвучил один врач другому.

— Друга можно туда взять⁈ — спросил Паша у врачей.

— Зачем тебе под наркозом друг? — усмехнулся врач который говорил про сроки восстановления.

— Чтоб форма не «ушла», она подотчётная от завода, — улыбнулся Паша.

— У рыцарей оруженосцы, у борцов — формоносцы, — поддержал я настроение Павла, хотя в душе было совсем не до шуток.

С Паши сняли куртку. Медленно, с болью он морщился, но терпел, мотая головой на вопрос врача, не нужен ли ему нашатырь. А на проверочный вопрос от медика, какого цвета у него глаза, ответил: «Красные, как у вурдалака». Рассмешил всю бригаду медиков: мол, юмор есть — жить будет.

Скорую мы дожидались в холле, а когда приехал уже знакомый бело-красный РАФ-2203, погрузились в него.

— И вам нужен этот спорт, спортсмены? — с ходу отчитала Павла медсестра, крупная женщина в белом халате.

— И вам здравствуйте, — кивнул я. — У нас вывих и была кратковременная потеря сознания на ковре.

— В меде учишься, что ли? — спросил мужчина в белом, осматривая руку Павла.

— Насмотренность большая, — ответил я.

— Ну-ну, — выдал врач и распорядился: — Петрович, в травмпункт на Патриотов. Вывих — это не страшно, главное, чтобы там перелома не было.

— Нет там перелома, — пробурчал Павел.

— Петрович, отбой по травмпункту! У нас в машине мальчик с рентгеновским зрением. Едем в женские бани, он за девушками будет подглядывать и нам описывать всё подробно. — в стиле английского юмора, не улыбаясь, сообщил всем в салоне скорой врач.

— Ха. Че там смотреть-то, — включилась в разговор медсестра с широкой костью. — Вряд ли у кого-нибудь там поперёк.

— Мы — врачи и никому не верим на слово! Мы должны всё проверять. Поэтому, Петрович, сначала в травмпункт, а потом уже к баням — оспаривать или доказывать гипотезу Любови Никитичны о возможной поперечности неназываемой области женского тела!

И машина тронулась, везя Павла и меня в место, где ему должны будут оказать помощь. В травмпункте я прождал больше часа, дальше приёмной меня не пустили, сказали, что одного мальчика с рентгеновским зрением им вполне хватает.

Тут было чисто и прохладно, пахло хлоркой, были мягкие сидения. Положив сумку на широкое сиденье для пациентов, я откинулся на неё в надежде немного поспать.

Рано или поздно и мне придётся встретиться с Сидоровым. Однако его мания уничтожать легально борцов и рядом не стояла в сравнении с жестокостью того же покойного Березина, или банды района, произошедшей от казацкой слободы в Курске.

Другая форма зла — похитрее, поискуснее, с претензией на собственный почерк. И потому я не испытывал страха. Куда опаснее получить перо в бочок в переполненном автобусе, в очередной раз выезжая из Ворона.

«Почему, когда хочется выключиться и закрыть глаза хотя бы на пятнадцать минут, никогда не получается?» — задал я вопрос сам себе.

А тем временем мне нужно было вернуться в Ворон, где у меня была смена на фабрике в цехе по упаковке.

Но тут меня дёрнули за плечо, и, открыв глаза, я увидел Шмеля.

— Че, Саша, уснул⁈ — громко спросил он, и его удар грязным шилом пронзил мою бочку в области печени.

— А-а-а-а! — воскликнул я, вскакивая.

— Ты че, блин! — завопил Павел. Он стоял передо мной по пояс голый, с фиксирующей повязкой на руке.

И никакого Шмеля, как и удара грязным шилом в бок.

— Кошмар, что ли? — спросил у меня Павел.

— Да, походу он, — осмотрелся я, тяжело дыша. Я даже потрогал свой правый бок, ожидая увидеть там аккуратную кровавую точку, но её не было.

— Что, погнали по домам? — спросил меня он.

— Что врачи сказали? — спросил я.

— Сказали, что мне повезло, что плечо удалось вправить без хирургического вмешательства. Сказали: пиво пить можно, а вот спортом заниматься нельзя, пока не заживёт.

— Забавные товарищи, — удивился я.

— Слушай, а реально пойдём, по кружке опрокинем? Пока до вокзала тебя провожу. — вдруг предложил Павел.

— У меня вечером смена, — помотал я головой, но потом добавил: — Только если по одной кружке.

— Я угощаю. Помоги футболку накинуть только.

И вместе с Павлом мы покинули травмпункт, а я решил, что у меня время ещё есть до вечерней электрички. Настроение у Павла было не то чтобы очень подавленное. Мы пару раз обсудили его схватку с Сидоровым, и, пригубив пиво, он даже воскликнул: «Ну ты видел, как я его на 4 балла запустил⁈» А я, желая его поддержать, поддакнул, но для меня было очевидно, что маньяк Сидоров теперь сначала играется со своими жертвами, даёт им надежду, а уже потом ломает.

Пропустив по кружечке, мы доехали до ЖД вокзала, и я пожал левой рукой здоровую руку Павла — тоже левую. А когда я хотел было спросить, как он будет сумку до дома нести, он просто сказал мне, что никак. Что пока отдохнёт от спорта, пока рука не заживёт, и поэтому сумку он мне дарит, а вот форму даёт «погонять».

— Спасибо, — выдал я и, ещё раз попрощавшись, Павел покинул ЖД вокзал, а я пошёл брать билеты на электричку.

К вечеру я был уже в Вороне, входя в общежитие, я остановился возле доски почета.

— Да вы издеваетесь! — смотря на пустую рамочку для моей фотографии.

Тот кто её брал второй раз, не мог не удивится написанному на другой стороне номеру. Немного постояв я мысленно послал всё нахрен и перекинув через плечо, новую синюю сумку из кожзама с надписью Динамо на белой вставке. Поднялся к себе в комнату, где оставил сумку на полу, Генки ожидаемо «дома» не было.

Я снова вышел из общаги и направился во Дворец спорта. Пошёл туда, насвистывая песню про фотографию с наивной подписью «на память», размера девять на двенадцать, наслаждаясь вечерним июльским теплом.

Железобетонные конструкции и кирпичная кладка основания здания Дворца сочетались с крупными витражными окнами. Фасад был украшен гранитной облицовкой и мозаичными панно на спортивную тематику — тут были и пловцы, и боксёры, и борцы, и футболисты. В общем, все. Не было на мозаике только преступных авторитетов, которые затесались в детский спорт и теперь могут координироваться с другими бандами по стационарному телефону. Дверь Дворца спорта оказалась открыта и подпёрта красным кирпичом для вентиляции, и я вошёл в это здание, обернувшись на зеленеющий парк, что был напротив, где по центру лесистой полянки играли родители с детьми на большой детской площадке с деревянными постройками в стиле русских сказок.

На вахте меня встретил мужчина преклонных лет с большими окулярами очков на глазах, дужка которых с одной стороны была перемотана синей изолентой, а значит на века. Я застал его читающим газету.