Норби и Старейшая Драконица. Норби и придворный шут - Азимов Айзек - Страница 20

Жестокая улыбка исчезла. Фальшивый глаз затянулся туманной поволокой и закрылся. В призрачном саду воцарилась тишина, прерываемая слабым, отдаленным стуком, как будто кто-то бил молотком по псевдостальной стене.

— Это правда, Монос? Отвечай, черт тебя побери!

— Да. Копия прекратила свое существование, и ее мозг умер, поэтому знания, которыми она обладала, были потеряны для меня. Я испытываю странное ощущение. Думаю, ты мог бы назвать его печалью.

— Ты был его предком. Когда родители теряют своих детей, они всегда горюют. Он решил отдать тебе атомы своего тела, но не энергетический слепок своего мозга. Возможно, в самом конце ты напугал его, Монос.

— Я пугаю тебя?

— Да.

— Сейчас я стараюсь сделать более чувствительными свои окончания, которые удерживают тебя. Вскоре я настроюсь на твои мысли и тебе больше не нужно будет разговаривать со мной. Я ощущаю твои чувства и знаю, что ты в самом деле боишься. Но, кроме того, тебя одолевает любопытство.

— Мой брат называл это моим постоянным недостатком.

— Я помню, так как обладаю его воспоминаниями.

— Но ты не Фарго! Ты убил его!

— Перестань повторять слово «убийство»! Пожалуй, я уничтожу тебя. Мне больше не хочется заглядывать в твой разум и выяснять твои чувства ко мне.

Щупальца, обвивавшие Джеффа, напряглись. Он улыбнулся, взглянул в жуткий глаз, висевший перед ним, и сказал деловым тоном:

— Сначала выслушай меня, Монос. Сейчас ты узнал, что такое горе. Это очень важно. Все знания важны, особенно если ты используешь их во благо, а не во вред другим. Скажи, ты один во Вселенной или существуют другие межзвездные существа кроме тебя?

— Я не знаю никого. Мое осознание простирается в глубины галактики, но я никого не могу найти.

— Тогда ты очень одинок. Мне жаль тебя. А теперь на тебя будет давить самый тяжелый груз — вина за содеянное.

— Одиночество. Одинокий. Это трудные слова. Я не знал, что они означают, пока не окружил эту планету, населенную чувствующими существами.

— Прошу тебя, уходи с Джемии, потому что если ты этого не сделаешь, то планета умрет. Тогда ты будешь виноват в смерти многих тысяч существ, которые имеют право на жизнь. Не бери на себя такой грех. Оставь Джемию в покое и позволь солнечному свету согреть ее.

Призрачное лицо заколыхалось под порывом ветра:

— Я подумаю об этом. Но не вижу убедительной причины для беспокойства о крошечных формах жизни на второй планете, где для меня есть удобная атмосфера и много свободной энергии.

— Пожалуйста, Монос, избавь Джемию…

— А как насчет тебя, Джефф Уэллс? Ты боишься умереть? Боишься, что твое органическое вещество станет частью меня?

— Да. Я хочу остаться человеком.

Тонкое щупальце обвилось вокруг головы Джеффа. Губы Моноса растянулись в насмешливой улыбке:

— Я ощущаю твое смятение. Ты хочешь сохранить свою индивидуальность, но вместе с тем тебе очень любопытно узнать, каково это — стать частью меня.

— Любопытство — естественная черта человеческого характера. Ты должен был узнать об этом из воспоминаний Фарго. Я не могу не интересоваться тем, как ты воспринимаешь Вселенную.

— Мне стоит лишь растворить тебя в себе — и тогда ты узнаешь.

— Нет! Тогда я ничего не узнаю, потому что это буду уже не я!

— Джефф, — Голос Олбани звучал тихо, но отчетливо. — Мы с драконицей находимся с другой стороны стены, которая кажется металлической, однако пропускает звук. Мы кричали, но ты не отвечал. Теперь стена стала тоньше. Ты слышишь меня?

— Слышу, Олбани. Кажется, мне нужна помощь. Ты поддерживаешь связь с кораблем Первого Ментора?

— Нет. Нужно перепрограммировать компьютер, чтобы запустить видеофон, но Первый Ментор, скорее всего, видит тебя. Я пробовала стрелять из станнера, но на Моноса это не действует. Пожалуйста, не позволяй ему сожрать тебя, Джефф. Я уже потеряла Фарго, и если ты тоже… — Олбани всхлипнула. — Держись!

— Да, Джефф, держись и сопротивляйся. — Голос Старейшей гулко раздавался в пустоте. Возможно, из-за напряженного разговора с Джеффом Моносу было трудно сосредоточиться на образе плотной, звуконепроницаемой стены.

— Я пытаюсь, мэм, но Монос очень упрям.

— Хумпф! Кусок разросшейся болотной слизи! Монос, убийца, слушай меня!

Распахнутый глаз повернулся к стене перед «Многообещающим». Его губы зашевелились:

— Тихо, мелкие существа! Вы мне не нравитесь, но я не убийца.

— Ты мне тоже не нравишься, — ответила драконица, — потому что ты настоящий убийца. Уничтожение чувствующего существа — это и есть убийство. Ты убил уже дважды; не вздумай сделать это снова!

Послышался ревущий звук. Стена замерцала, а затем неожиданно стала прозрачной. Джефф увидел драконицу, стоявшую перед воздушным шлюзом. Из ее ноздрей валил дым.

— Где Олбани, мэм?

— На борту корабля, переводит его на ручное управление. Мы собираемся протаранить этот рот…

Щупальца выросли из земли рядом с драконицей. Прежде чем она успела отступить на корабль, они захлопнули люк воздушного шлюза, потом превратились в огромные руки, схватившие «Многообещающий», и отшвырнули его прочь. Туман сомкнулся, и драконица осталась в одиночестве с другой стороны прозрачной стены.

— Берегитесь, мэм! Вы упадете!

Старейшая, в самом деле, заскользила вниз, так как твердая опора исчезла у нее из-под ног. Оскалившись, она взмахнула крыльями и включила свой антиграв.

— Я выбросил оба корабля из моей субстанции, — произнес Монос. — Они мешают нашему разговору. Мне следовало избавиться и от тебя, драконица, но я чувствую, что ты стара и скоро умрешь. Сделай это сейчас, чтобы я смог осмыслить природу смерти. Я не успел в этом разобраться, когда умерла копия.

— Ба! Я умру, когда буду готова, а не по твоей прихоти. Открой стену и впусти меня в свой идиотский сад. А заодно отвяжись от Джеффа: он слишком молод, чтобы погибнуть. Без сомнения, ты мог бы придумать что-нибудь получше, чем убийство разумного существа.

— Заткнись! — На том месте, где раньше стояла призрачная сосна, а затем появился рот Моноса, остался лишь колышущийся круг, из которого вылетали слова. — Ты останешься за пределами сада, драконица. Я позволяю тебе слушать мой разговор с Джеффом, но отключаю передачу звуковых волн в этом направлении.

Челюсти Старейшей за прозрачной стеной продолжали двигаться, но Джефф ничего не слышал.

— Ты похож на глупого и жестокого ребенка, Монос. — Джефф не на шутку разозлился на себя за желание побольше узнать о жизни межзвездного облака, и злость придала ему сил. — Образумься и впусти драконицу. Верни корабли на прежнее место, и мы спокойно обсудим…

— Я пришел к выводу, что разговоры бесполезны. Все вы ничтожны по сравнению со мной. Я пытался проявить терпение, но вы упорно не желаете признать мое превосходство. Я обладаю силами, о которых вы не имеете ни малейшего представления. По сравнению со мной вы живете лишь краткий миг.

— Не имеет значения, какой ты большой и сильный. Убийство разумного существа — это всегда зло.

— Я не хочу разговаривать об убийствах. Это мучительно.

— Фарго, как и все нормальные люди, был против убийств. Неужели ты ничему не научился от него?

Круг уплотнился, и из него сформировался рот с плотно сжатыми губами. Губы снова улыбались, и юноша скривился от этой улыбки.

— Слушай меня, Джефф Уэллс. Я нашел способ избежать убийства. Я не стану поглощать тебя, ибо в этом случае схема излучений твоего мозга пропадет и я узнаю лишь то, что ты знаешь сейчас, но не то, что произойдет потом. Я также хочу избежать лишних затрат энергии, необходимых для создания другой копии.

— Благодарю тебя, Монос. А теперь отпусти меня.

— О нет! Я не отпущу тебя, но и не убью. Я избираю путь общения через твой разум. Ты продолжишь существование в качестве Джеффа Уэллса, но твой разум будет связан с моим и подчинен моей воле. Взамен ты познакомишься с моими ощущениями.

— Нет! Это разновидность рабства!