Жестокие игры Карима. Обожгу твою душу - Иман Кальби - Страница 3

Быстро запрыгнул на своего дромедара (прим.– одногорбый караванный верблюд, используемый для верховой езды по пустыне. Способен быстро преодолевать большие расстояния). Окинул взглядом растянувшуюся процессию. Где-то в хвосте ехали повозки с женщинами, среди которых была и черная тряпка, бросившая мне вызов… Нелепость.

– Пусть это будет для тебя очередным веселым приключением, Ашур. Ты ведь любишь все экзотическое…

– Повышенной комфортности,– с хохотком подхватил кто-то из ребят. Переход до храма Иштар, затерявшегося в самом большом оазисе, займет три дня. Оттуда я перелечу домой на вертолете, та как дела не ждут. А огнепоклонница пусть остается и молится своим богам. Мне в сущности наплевать, что она будет делать дальше. Не собираюсь брать ее с собой. Сибиль взбесится. Оттрахаю её, заделаю ребенка и оставлю брюхатой здесь.

Хотя бы Сибиль не будет докучать своей нелепой, бессмысленной ревностью. Женщины всегда уделяют этому обстоятельству слишком много внимания. Всего лишь первый раз. Всего лишь болезненный физиологический процесс. Никогда не понимал этой маниакальной помешанности на желании иметь неумелых, робких целок, к которым нормально и прикоснуться нельзя.

Как же смешны эти странные эмоции людей, а особенно женщин, ставивших во главу угла чувства. Как же нелепы мужчины, идущие тем же путем и уподобляющимся женщинам.

Когда я рассказывал об условиях Инны, лицо моей курдияночки просияло. Ну, хоть кто-то нашел в этом нелепом приключении нечто прекрасное. Мне же нужно было стоически выдержать повинность.

В одном эта девка была права- если я хотел покорности и лояльности бабилонян, я должен был создать хотя бы фикцию соблюдения их обычаев…

Погода весной в пустыне была непредсказуемой, но не нестерпимо изнуряющей. Современные виды палаток и термоодеял, которым я снабдил наш караван вопреки неодобрению местных дикарей, спасал от стужи ночью. Зато днем солнце не прибивало к земле изнуряющей жарой. Мы совершили переход на полдня быстрее, чем планировали. Возможно, потому, что в процессии не было детей- а значит остановки делали только на ночлег.

Я любил пустыню. Возможно, не так, как ее любят арабы-бедуины, но она завораживала меня умением очистить мозг и дать освобождающую перезагрузку. И на второй день перехода даже чувствовал некоторую прелесть этому очищению души и тела… Я даже предугадывал мысли дикарки… Она была убеждена, что пустыня начнет терзать меня и играть со мной, как это часто происходило с чужаками, но этого не происходило. Со мной тяжело тягаться в игрищах. Это я обычно играю. Жестоко и жестко…

Снова подумал про тряпку и даже усмехнулся. А ведь говорят, что ее мать русская… Как так получилось, что она не смогла вытянуть дочь из черного колодца этой обреченной культуры? Неужели не рассказывала о своей родине, неужели не открывала глаза на действительность окружающего мира? В конце-концов, неужели не возила на родину…

– Охрана говорит, что через час мы будем на месте, Карим,– послушался сбоку голос Ашура,– на горизонте уже можно увидеть развалины храма. Мне интересно, они и правда верят в эту чушь?

– Верят, Ашур,– устало отозвался я,– если бы не верили, я бы не участвовал в этом первобытном действе…

Первобытное… Если бы я знал, как был прав тогда… И к каким первобытным инстинктам меня толкнет то, что вот-вот начнет происходить всего через считанные часы.

Храм Иштар был действительно виден издалека. Путь к нему по песчаной тропе освещала линия из масляных факелов. Стоило нам на нее взойти, как на встречу вышел странный мужчина с разрисованным неизвестными символами лицом и закутанный в серую ткань.

–Верховный оракул ждет вас, правитель!– произнес он без приветствия,– ваши люди могут остановиться здесь, у входа в оазис- разбить лагерь и отведать приготовленную нами еду. Женщины вместе с невестой должны удалиться в храм для подготовки обряда. А Вы… Вы отправитесь со мной…

В горле рос протест. Почему я должен слушать немощного старика? Почему вообще не рассмеюсь над этим нелепым театром, но зреющий внутри интерес заставлял все-таки промолчать…

Мы свернули направо. Только вдвоем… Я, слезший с верблюда, и старик, ведущий меня в какую- то саманную развалину.

Глава 5

Жаркий ветер Вавилона трепал пламя факелов, когда старый жрец, укрытый тканями багряного цвета, склонился над чашей с расплавленным золотом. Его губы дрожали, глаза смотрели в темноту, куда смертные не осмеливались заглянуть.

Обычная смертные, но не я… Для меня происходящее сейчас скорее напоминало нелепую театральную постановку плохих актеров. Придет время- и я разгоню этих шарлатанов, но сначала нужно освободить сознание бедных людей, живущих веками под гнетом невежества.

Жрец вдохнул дым ладана, его тело вздрогнуло, а затем, голосом, в котором звучал шелест песка и гул древних звезд, он произнес:

– Представь! Мир после победы над хаосом, Мардук- верховный бог- взошел на трон богов, но его сердце осталось пустым. Иштар, свободная, огненная, с золотыми волосами, приправленными песком пустынь, пришла к нему -не как покорная жена, а как буря, что не подчиняется законам.

«Ты создал мир, -шептала она, касаясь его губ своими. -Но я научу его любить…»

Он -мудрость и власть. Она -страсть и разрушение. Он хотел порядка, она жаждала хаоса. Их связь не могла быть вечной, но каждую весну они встречались в танце богов, соединяя небо и землю, силу и желание, разум и сердце.

И когда в Вавилоне начинался праздник, жрецы воссоздавали этот священный союз -акт любви, от которого расцветали сады, наполнялись зерном амбары, и люди верили: пока Мардук и Иштар встречаются, жизнь продолжается. Вот в чем смысл обряда, частью которого ты избран стать…!

– Избран?– не смог сдержать надменную усмешку,– кем? Я сам себе господин, старик. Ты заблуждаешься под парами ладана…

–О царь великий, будь внимателен,– усмехнулся старец, словно бы пропустив мои слова мимо ушей,– Из утробы богов вышла она, в волосах её -ночные грозы, в глазах -бездна, что затягивает души. Не мечом она завоюет этот мир, но огнем -тем, что прячется в ее крови.

Жрец поднял руки к небу.

–Горе тому, кто коснется ее сердца! Он не владеет ею -она сожжет его душу, как солнце сжигает последний туман рассвета. Он забудет имя свое, забудет волю свою, ибо любовь ее подобна пляске факелов в бурю: прекрасна, неукротима и смертельна.

Я глубоко вздохнул, борясь с желанием заткнуть бесполезного старика более действенным способом. Просто развернулся и пошел на выход, желая побыстрее покончить с представлением этих дикарей.

А сумасшедший продолжал кричать в спину:

– И где-то в глубине дворца, в садах, усыпанных розами, она смеялась, не зная, что ее судьба уже написана -и что кто-то, кто посмотрит в ее глаза, обречен гореть в них, пока не останется лишь пепел…

Глава 6

– Ну что, как твой сеанс экзорцизма?– усмехнулся Ашур, откидываясь на мягкой дивании, предваряющей ступенчатый вход в храм, сейчас играющий роль импровизированной лестницы. Судя по всему, гости заняли свои места. Цирк продолжится. И самое нелепое- что я главное действующее лицо в этом нелепом маскараде. Никогда не любил быть клоуном… Я вообще всегда старался держаться вне обрядовости и церемониала. Потому, наверное, так и не смог найти точек соприкосновения со своей семьей и всегда был белой вороной. Старший брат Микаэль тоже отличался бунтарским нравом, но его амбиции в сухом остатке тоже сводились к власти- просто он устанавливал ее через власть денег и бизнеса. Самая близкая мне по крови- сестра- двойняшка Амаль, так вообще стала синонимом слова протокол, церемониал и власть. Ее муж был правителем Эмиратов Дубая, а она блистала, как самая яркая звезда в Аравийской пустыне. А я… я всегда хотел идти вне системы. И дураки те, кто считает, что мой приход на землю бабилонян- это жажда экспансии и власти. Это жажда революции. Я хочу менять, я хочу шокировать, я хочу совершать такие выпады и маневры на мировой арене, чтобы меня было слышно и видно даже без амбиций тупо сидеть на троне и контролировать лимитированную территорию. Мой мозг не зажат в тиски этих стереотипов. И дурак тот, кто это не понимает во мне… Потому и эти ритуалы чертовы, придуманные Инной, стали тем еще испытанием на терпение…