Железный лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 5

Кроме того, с прошлой жизни ему «капнул» навык скорочтения, что немало упрощал ему жизнь. Как и отменное знание французского языка, ставший полезным наследством былой личности этого тела.

Краем глаза же Лев заметил: за ним наблюдали. Вон — в стекле отражался зритель. Продавец-то был не один. И удалившись для поиска подходящих брошюр, он отдал распоряжения помощникам, а сам решил взглянуть на молодого человека, который прямо сейчас пролистывал с равнодушным видом это сочинение.

Наконец, этот цирк закончился и Карл Генрихович вышел из своего укрытия. Выводя трех помощников с пачками журналов. Местных, не имевших никакого сродства с теми красивыми и пестрыми изданиями, которые бытовали во второй половине XX века и в начале XXI. С виду — книги и книги. Притом нередко такой толщины, словно там всю «Войну и мир» решили поместить разом. Из-за чего помощники натурально пыхтели под немалым весом «печатных знаний».

— Вас, я смотрю, эта работа не заинтересовала? — кивнул продавец на сочинение Лобачевского, которую Лев уже закрыл.

— Отчего же? Весьма любопытное.

— И чем же? — с едва заметной издевкой в голосе поинтересовался Карл Генрихович.

— Этот вопрос с подвохом? — усмехнулся Лев. — Хотя не отвечайте. Я видел в стекле ваше отражение. — кивнул он на витрину. — Поначалу думал, будто вы опасаетесь порчи редкой книги, вышедшей совсем малым тиражом. Но теперь понимаю — вас тревожило иное.

— Ну что вы⁈ Лев Николаевич. Упаси Господь! — дал «заднюю» его визави, не желая нагнетать.

— Это действительно новое слово в науке, выводящее Евклидову геометрию в категорию частных случаев, применимых на ничтожно малых участках. Во всяком случае в масштабах Вселенной. И аргументация вполне убедительна. Хотя я слышал, что в Академии наук отнеслись к ней крайне скептически.

— Вы читали эту работу ранее?

— Слышал о факте ее существования, но не читал. Сейчас столкнулся впервые.

— И уже посчитали убедительной⁈ Просто пролистав⁈

Молодой мужчина вернул ему улыбку и кратко пересказал содержимое, а также аргументацию, которую использовал Николай Иванович.

— Но как⁈

— Я умею быстро читать… да-с… Если дадите бумагу, перо и чернила, то я с удовольствием кратко изложу свои мысли по прочитанному. А лучше карандаш. Не люблю чернилами писать.

Продавец кивнул.

И вскоре Лев Николаевич уже писал заметки к теории Лобачевского. Не свои. Нет. Эти выводы знали, наверное, все, кто был связан с тем злополучным проектом. В частности, он выводил природу нелинейности пространства из его многомерности. Делая вывод, что искривленные плоскости не более чем одна из бесчисленного множества вероятных проекций. А под финиш даже нарисовал каскад фигур, выводя из простой точки через квадрат-куб тессеракт и пентеракт. То есть, четырех- и пятимерную фигуру. Хотя это оказалось совсем непросто — давненько чертить не приходилось.

— Как-то так… — произнес он, откладывая карандаш. — Примерно такие мысли меня посетили во время чтения. Отчего Николай Иванович их не изложил — бог весть. Но мне показалось, что они прямо проистекают из сказанного им.

— Я не силен в геометрии, — признался продавец, с определенным обалдением глядя на эти заметки, — но меня немало удивляет использование вами времени как одной из мерностей. Как сие возможно?

— А почему нет? Многое возможно, просто мы не всегда видим и понимаем очевидное. — улыбнулся Лев. — Вы вот, когда-нибудь видели лист бумаги, у которого только одна сторона?

— Как это? У любого листа же две стороны.

— Подайте, пожалуйста, ножницы и какой-нибудь клей.

Продавец не стал ломаться и уже через пару минут увидел ленту Мёбиуса[2]. То есть, Лев отрезал полоску и, сложив ее в кольцо, перевернул один конец, закручивая.

— Видите? У этого листа одна сторона. Просто она хитро закручена. Можете удостовериться. Вот. Видите, делаем отметку. И теперь ведем пальцем. Как вам?

— Это вы сами придумали?

— Отчего же? Где-то слышал, что в древнем Риме уже о ней знали, хотя сейчас, вероятно, эта фигура позабыта…

После чего Лев оставил потрясенного продавца медитировать на ленту Мёбиуса, а сам перешел к уложенными на столик «кирпичам» журналов, начав их просматривать. Быстро. Больше по оглавлениям. И откладывать те, которые его заинтересовали… то есть, как оказалось, все. А вынесли ему их почти сотню.

— Я их беру. Сколько они стоят?

— Все?

— Все.

— Кхм… мне нужно посчитать, я как-то не ожидал… — начал говорить продавец, возвращаясь в реальность, и тут звякнул колокольчик. Они оба повернулись к двери и улыбнулись. Но если продавец вполне благожелательно, то Лев Николаевич нервно. Потому как на пороге стояла супруга губернатора во всем своем великолепии.

— Доброго утра, Анна Евграфовна, какими судьбами… — максимально искренне и радостно произнес продавец, подавшись вперед, но был остановлен решительным жестом.

— Мой мальчик, рада вас видеть. — произнесла она, прямо глядя в глаза Льву, проигнорировав продавца.

— И я вас, графиня. — максимально ровным тоном ответил Лев. — Не ожидал вас здесь встретить. Мне казалось, что вам больше по душе художественная литература.

— О! Что вы⁈ Что вы⁈ — воскликнул продавец. — Анна Евграфовна очень помогает в нашем нелегком деле. Она наша добрая фея, благодаря которой магазин начал расцветать. Только благодаря ее помощи мы смогли выписать множество нужных и полезных книг из Европы и Санкт-Петербурга.

— Даже так? — немало удивился мужчина.

— Наука и литература меня всегда привлекали, мой мальчик. Точнее, люди, что занимаются исследованием и творчеством. А это что у вас за издания? — кивнула она на стол.

— Я желаю поступить в Казанский университет и хотел бы определиться с тем, на какой факультет идти. А это — подборка журналов, которые должны мне в этом помочь.

— А ваша тетушка, уважаемая Пелагея Ильинична, сказала, что вас увлекает Восточный факультет и вы жаждете стать дипломатом.

— Надеюсь, вы понимаете, что это ее увлекает сей факультет и названная стезя. Если же я вляпаюсь в непригодное для меня образование, то мне придется расхлебывать последствия. Это же моя жизнь, а не ее. Так что я желаю разобраться и не принимать поспешных решений.

— А мне понравилось, как вы их принимаете, — улыбнулась она. — Вы не помните?

— То, как поручик вылетел в окно после того, как назвал меня Ruski pies? Нет, не помню. Я был слишком пьян.

— А он назвал? — нахмурилась графиня.

Лев Николаевич промолчал, разведя руками, и всем своим видом давая понять, что развивать тему не будет. Женщина же, чуть помедлив, кивнула, принимая ответ, и указав на книги, поинтересовалась:

— Вы их решили взять все?

— Да.

— И уже оплатили?

— Нет, — встрял продавец, — мы только хотели к этому подступать. Я даже посчитать не успел.

— Хорошо. — кивнула Анна Евграфовна. — Я оплачу. Такое любопытство весьма похвально.

— Нет. — решительно возразил Лев.

— Ну же, мой мальчик, мне приятно сделать вам подарок. Тем более такой.

— Нет! — еще жестче произнес он.

— Отчего же? — удивленно выгнула графиня бровь, не привыкшая к таким отказам.

— Такой подарок будет слишком унизительным для меня.

— Ты отказываешь мне… кхм… в этом подарке? — спросила она, пристально глядя на Льва. Причем удивительным оказался тональность вопроса и мимика, с помощью которого она развернула его куда как шире.

— Анна Евграфовна, это мои проблемы, и я должен научиться их решать самостоятельно. Иначе грош мне цена. Я себя просто уважать не смогу. А теперь прошу меня извинить, дела. — произнес он и поцеловал ее руку.

Ухоженную, изящную и весьма приятную на ощупь. Отчего его молодое тело, переполненное тестостерона слегка… завибрировало, что ли, но он сдержался и не стал увлекаться с этим поцелуем. После чего вышел на улицу, бросив продавцу через плечо, чтобы тот доставил книги к Юшковой Пелагее Ильиничне, где с ним и рассчитаются.