Рефугиум (СИ) - Faster - Страница 81

Выкрикнутое имя крутилось в голове, практически сводя с ума, казавшись важным, но никак не стыковалось с тем, что происходило, не давая ответ на главный вопрос: “Что же там все-таки взорвалось?” Он закрыл глаза, попытавшись расслабиться, и прокручивая всё то утро: подъём, номер на браслете, очередь и даже туалет. И вдруг вспомнил, как перед раздачей еды один другого предупреждал, что, мол, не везёт им сегодня, поедут с недобитками холокоста… Да, холокост, евреи и “Коля”, нет не Коля, “коляр”, точно, это слово он слышал, вот только где и когда?

В отношении языков правила были чёткие: если индюк слышал как кто-либо говорил на языке, отличном от английского, к нему применялся экстремальный метод воспитания. Поле того как неделю поработаешь со сломанными рёбрами, английский сразу становится родным, обучение шло по такому же принципу и стимулировалось тем же методом. Но когда никто не видит или индюки без одетых в респиратор, то родная речь иногда проскакивала, как и тогда, в панике, он крикнул на своём, на иврите. И, самое обидное, это слово Макс слышал раньше, вот только где и когда не помнил, да и вряд ли вспомнит.

- Коляр, коляр, коляр, - повторил Макс, едва шевеля губами, и если это не пила, а у того, что убегал, в руках ничего не было, то значит... Он вздрогнул. Как только понял, о чём шла речь, то сразу вспомнил, где слышал слово: один из сокамерников, в ту ночь лежавший над ним, тыкал пальцем в ошейник и что-то спрашивал, используя слово “коляр”. “Ошейник!” - обожгла его догадка, он кричал про ошейник. Рука невольно дёрнулась к шее, но ничего не вышло, он по-прежнему был привязан, и от бессилия даже показалось, что кольцо на шее стало его душить.

Лишь сейчас он осознал, что все его потуги тщетны, ошейник - это не только средство поиска отбившейся от стада овцы, но и её уничтожения. У него не было ни малейшего сомнения, что есть пульт с кнопкой, по нажатию которой передаётся сигнал, и голова отделяется от тела. Тоже самое происходит при повреждении ошейника. Он усмехнулся, вспомнив, как сетовал, что не сумел сломать его с помощью найденной железки. Бензопила смогла, и результат в итоге его не радовал.

Дверь открылась, и кто-то задал вопрос на английском:

- Ты меня слышишь?

- Да, - ответил он, едва сумев пошевелить губами, но вряд ли те звуки, что он вытолкнул из глотки можно было разобрать.

- Конвоируем в семнадцатую, только раствор сейчас дайте и позже ещё дозу, по сто грамм, - уже не Максу скомандовал говоривший.

К нему с разных сторон подошли двое, возможно, даже те, что и раньше, но теперь они молчали, а опознать в лицо он бы не сумел: очнувшись он видел лишь мутные пятна. Зрение и сейчас было не в лучшем состоянии, но он хотя бы мог понять, что они одеты в пиксельный камуфляж, а не во что-то мутно-серое. Возня возле его лодыжек, завершившись, переместилась к рукам, а вскоре резким рывком его подняли. От неожиданности и болевого удара в груди он лишь хекнул, а в глазах потемнело, и звуки стали пробиваться как будто через вату.

- Чёртовы дебилы, - подключился опять говоривший, - у него грудина насквозь пробита, если сдохнет, на вас расход повешу и не только трупа, но и расходников, - без крика, но угрожающе рявкнул он.

Макс же едва понял сказанное, так и не имея сил преодолеть спазм боли в груди и хотя бы вздохнуть. После полученного замечания старшего его одевали нежно, это радовало. “Возможно даже не сломают рёбра, если те ещё не сломаны”, - подумал он, преодолев спазм и начав дышать. Когда ему на ноги натянули часть комбинезона и подняли, чтобы пропихнуть его под ним, он невольно опустил взгляд, увидев свою грудь. Внушительный пропитанный подсохшей кровью тампон, державшийся на нескольких кусках лейкопластыря или чего-то похожего на него, ему не понравился. Но обдумать мысль ему не дали, вжикнула застёгиваемая молния от живота до подбородка, и он практически сразу повис в воздухе, удерживаемый с двух сторон каменными конечностями индюков.

- Только там кладите на бок, он ещё не один час отходить будет, не дай бог блевотиной захлебнётся, - голос, помедлив, добавил: - тоже на вас запишу, - и, издав что-то похожее на смешок, удалился из помещения.

Макс не успел разглядеть лица командира, то пытаясь сморгнуть мутную пелену с глаз, то жмурясь от боли, а сейчас его тащили, волоча ногами по полу. Но долго висеть на руках не пришлось, перед глазами поехал пол, стены коридора, он было попытался подтянуть ноги, но понял, что не в состоянии это сделать, те не слушались. Лифт, лестница и ещё один коридор проплыли так же как и всё до этого, а вот кровать его обрадовала. Так же как то, что его положили на бок, подложив под голову валик, который здесь повсеместно был заменой подушки.

Взвывший звук тревожной сирены напугал не только его, но и конвоиров, да, это были те самые двое, что оказались рядом, когда он очнулся. Сейчас они в панике переговаривались.

- Че за зрада?

- Мне почём знать, я как и ты с этим утырком сидел после операции.

Раздался пиликающий звук, и говорившие притихли, затем один из них замысловато выругался.

- Хватит, - прервал его второй, - дизу хочешь что ли, пошли, третий блок у тебя?

- Да, только надо сказать, что этого переместили.

- Скажем, пошли…

Дверь хлопнула за вышедшими из помещения и остался только тревожный звук серены. Макс попытался пошевелить головой, но та была неимоверно тяжёлая. Промелькнула мысль: “Как бешенного пса транквилизаторами накачали”. Он, собственно, был далёк от медицины и не знал чем, но был уверен, что именно они используются для достижения такого эффекта. Видел как-то как с помощью транквилизатора носорога обезвреживали, тот так же безвольно валялся, шевелил глазами и злобно фыркал. Вот только Макс - не носорог, Макс - тупой примат, так и не теряющий надежды.

Где-то в коридоре послышался стук пробежавших ботинок. “Может это кубло кто решил развалить? - промелькнула мысль, - если бы смог, то подсобил, хотя бы парочке башку проломил”. Внутри груди разгоралась боль и яростной вспышкой при каждом вдохе била в мозг, видимо, эффект обезболивающего проходил, а он даже не мог лечь на спину, лишь проклиная третьего, потребовавшего положить его на бок.

Вдруг он почувствовал что-то неуловимое, какое-то странное изменение, а потом тёплую жидкость внутри комбинезона. Выматерился про себя: даже когда ему отбили все почки после первого побега, он терпел до утра, а тут обоссался как … он не додумал мысль, осознав, что голова у него работает совершенно не так, как когда он пришёл в себя. Повращав ею влево и вправо, он с удивлением обнаружил: получилось, а, главное, карусели нет. Попытка перевернуться тоже оказалась удачной, если не считать резанувшей до выступивших слёз боли, но это уже не то, что было раньше.

Скинув ноги, он сел, отчего жидкость из комбинезона потекла внутри штанины, струясь на пол. Подняв руки, ощупал ошейник, тот никуда не делся. Нет, он понимал, что с него вряд ли его снимут пока есть шанс на то, что он жив, но всё же проверить стоило. Опустив руки, он он огляделся, обнаружив ещё одну, пустую, кровать, выключенный светильник и дверь. Больше ничего в помещении, где он находился, не было, кроме узкого луча света, пробивавшегося из-под входной двери.

В коридоре было тихо, по крайне мере, Максу так казалось, он попытался встать, что удалось, и если бы не боль в груди, то он мог бы считать, что в полном порядке. Сделав пару шагов, чертыхнулся, поняв: до утра ему точно ходить в мокром, а там, если повезёт, в бараке сменит одежду. Совершенно инстинктивно он взялся за длинную, во всю дверь, ручку и толкнул, остолбенев, когда створка поддалась.

Приоткрыв, он выглянул в щель, никого не увидел, потом высунул голову и обратил внимание на горящий синий цвет индикатора пропускной консоли. Желание совершить попытку побега вспыхнуло, но тут же притухло, когда он вспомнил об обнаруженном новом функционале его украшения. “Да и хер с ним, хоть так”, - мысленно произнёс он, выйдя в коридор и уткнувшись взглядом в потолочную камеру.