Be More Chill [Расслабься] - Виззини Нед - Страница 6

Слева от меня – мама. Она еще не накрасилась, и ее лицо выглядит помятым. Справа горой возвышается папа: безбородый, с необъятным животом. Он придерживает полотенце, чтобы не свалилось, и похож на статую счастливого Будды. Втроем мы выглядим как наглядный пример тех, кто не должен размножаться.

– Бу-э, – говорю я и с топотом выбегаю из ванной.

Одеваюсь, сую в рюкзак очередной «Список унижений» и иду в школу.

Чуть не забыл сказать, что хожу в школу пешком. Дело в том, что мой дом совсем рядом, только поле пересечь и гравийку: пяток деревьев, кучу мусора – и я на месте. Так что приходится топать на своих двоих.

В Метучене это не принято. Никто не ходит в школу пешкодралом. Если ты учишься в старших классах – изволь ездить на собственной машине, отполированной до блеска, с автоматическим CD-плеером. Если ты крутой, но до прав пока не дорос, тебя подвозит кто-нибудь из старшеклассников (лучше всего, когда имеются старшие брат или сестра, тут ты становишься крутым автоматически). Всяческих лузеров и инвалидов привозят родители. Новичкам с родителями ездить не полагается, надо найти старшеклассника, который будет тебя подвозить и тем самым повысит твой социальный статус. Нищие ездят на школьном автобусе.

Я же топаю пешком.

Когда вхожу в класс, Кристин уже сидит на своем месте. Проходя мимо, украдкой кошусь на нее. То есть не кошусь и не украдкой. Смотрю в упор извиняющимся взглядом, а у самого душа в пятках. Она ничего не замечает. Сажусь за свою парту.

Угадайте, о ком сегодня рассказывает Дженна?

– …А Элизабет такая: «Я не знаю, как это сделать». А парень: «Берешь смолку и палочку…»

– Заткнись, ты, – кидаю ей. – Осточертела уже всем со своей Элизабет.

Ну ладно-ладно, я этого не говорю, только думаю. Сажусь и принимаюсь смотреть на Кристин.

– О, вот он. – Дженна внезапно меняет тему.

Делаю вид, что ничего не слышу.

– Кто? – спрашивает Энн.

– Наш воздыхатель. Глянь, глянь. – Дженна кивает на меня.

– Ага.

Энн резко оборачивается. И как еще у нее позвонки не треснули? Смотрит на Дженну, та в ответ ухмыляется. Энн с сожалением косится на меня. Дженна отвечает ей уничижающим взглядом. Я и не знал, что девчонки могут общаться одними глазами. Точь-в-точь – злобные мартышки в зоопарке.

– Только молчи, – шипит Дженна. – А то он и тебя занесет в свой список.

Так это она о «Списке унижений»? Твою мать. Внутри у меня все обрывается. Мочевой пузырь грозит лопнуть. Если Дженна знает о «списке», следовательно, знают и остальные. «Крутые» – они как термиты: за каждым стоит тысяча таких же, объединенных примитивной нервной системой и общим мировоззрением. Потрясенно смотрю перед собой, даже не пытаясь поставить галочку в «Список». Успеется.

– В чем дело? – спрашивает меня Майкл после математики. – У тебя все в порядке?

Мой друг сидит на полу в коридоре, скрестив ноги. Я же ищу, куда приткнуться со своим «списком».

– Угу.

Наклоняюсь, чтобы хлопнуть его по руке, но промахиваюсь.

– Давай заново. – Он смеется.

Здороваемся.

– Так-то лучше. Присаживайся, в ногах правды нет.

– Зачем? Терпеть не могу сидеть на полу.

– А надо.

– С чего вдруг?

– Просто надо, поверь мне на слово.

Сажусь.

– Что-нибудь новенькое с Кристин? – Майкл пихает меня в бок.

– Не-а. Просто день такой дурацкий выдался.

– Ничего, сейчас мы это поправим. – Он рассеянно крутит провод от наушников. – Ты только посмотри, какой отсюда вид.

Действительно, у нас отличная позиция для обозрения девчоночьих коленок и голеней. Вот, значит, зачем он здесь расселся. И тут наступает настоящий парад отпадных ножек: по коридору шествуют Катрина, Стефани и Хлоя – наикрутейшие девчонки во всей школе. Интересно, с какого урока они вышли? Небось «Сексуальность человека» – мелькает мысль. Нет, правда! Практикуются, наверное, по три, с Катриной во главе.

Майкл спокоен как танк. У меня же определенные проблемы с моторикой. Сижу будто на иголках. Обалденные ноги проходят мимо. Мое запястье подергивается, горло перехватывает, сердце сжимается, а всю левую половину тела пронзает болью: привет от прошлой ночи, проведенной в Интернете.

– У-у-уф…

До чего же несправедливо ходить в одну школу с Катриной, Стефани и Хлоей. Если вас хоть сколько-нибудь интересуют девчонки, то эта троица с лихвой покроет все ваши потребности: Катрина – блондинка, Стефани – брюнетка, Хлоя – рыжая (крашеная). Первая одевается ярко и ультрамодно, вторая предпочитает готику с ошейниками, третья – стиль «рейв». Их обтягивающие наряды почти эфемерны: ничего не стоит представить, что девчонки голые. Эти три самые сексапильные штучки учатся в моем классе. Они поступили в школу вместе и с тех пор неразлучны. Это сила, с которой считаются, обсуждают и пытаются завоевать все крутейшие парни Мидлборо.

Нас с Майклом проходящая мимо троица вниманием не удостаивает. Опять же, мы с ним на полу.

– Тебе надо приударить за одной из них, чувак, – предлагает Майкл.

– Заткнись.

Обдумываю мысль.

– Считаешь, я мог бы?

– Ну конечно. Ты волен делать все, что хочешь. Кто из нас на бал собирается: ты или я?

Бал я как-то упустил из виду. Вчера вечером я рассуждал о нем чисто теоретически. Сегодня, при свете солнца и рядом с настоящими девчонками, танцы представляются чем-то ужасным. Танцор из меня тот еще. Я не осилил даже допотопных плясок, которым нас учили в пятом классе на уроках современного танца. Короче, не вышел из меня паук, ног не хватило.

– Я… но…

Из класса выходит Кристин. Наверное, общалась с мистером Гретчем или с какой-нибудь подружкой. Ее коленки прямо перед моим носом. Это самые великолепные ножки в мире, куда там ногам Крутой Троицы. Думаю о компьютерщиках, создающих сложные спецэффекты для кино. Если бы кому-то из них потребовалось изобразить, пиксель за пикселем, как отражается свет от девчоночьих ног, то лучшей модели они бы не нашли.

В моей голове борются две великие силы: страх и похоть. Когда им удается заключить перемирие, я говорю Майклу:

– Да, собираюсь.

– Правда, что ли? – Он встает.

– Ага. Ты не пойдешь?

– Именно в этом и заключается мой план.

– Тогда, может быть, подбросишь меня кое-куда после школы? Вернее, после репетиции. Хочу шмотки купить.

– Шмотки? Приятель, кого же ты собираешься пригласить на бал?

– Думаю, никого. Однако… – смотрю вслед удаляющейся Кристин, – я обязательно должен туда попасть.

На репетиции опять занимаю место рядом с Кристин. (За перекусом для мистера Рейеса ходила девчонка по имени Джессика, пока мы, мальчишки, расставляли на сцене стулья в неровный круг.) Зачем? Сам не знаю. Мое сердце наверняка будет навеки разбито, однако у меня хорошие рефлексы, и действую я инстинктивно.

Начинается читка. Моя рука придвигается к руке Кристин. Она так близко, что статическое электричество топорщит волоски на коже: мои темные притягиваются к ее светлым. Если мы сейчас вспотеем, то капельки пота сольются, образовав микроскопический Берингов пролив, и микробы с ее кожи переплывут на мою. Все, что мне теперь надо, – это произнести что-нибудь умное, что-нибудь такое, что заставит Кристин заговорить со мной. Например: «Прикинь, что я слышал о матушке Тупака». Или: «Лично мне Пикассо нравится больше Матисса». Нет, все это не то. Скорее, одна десятая одной сотой одной сто семидесятой того, что мне действительно требуется.

– Кристин, ты знаешь, что человечество давно не эволюционирует?

– Что? – Она оборачивается ко мне, на ее лице – досада пополам с изумлением.

Ничего, лиха беда начало.

– Я серьезно. – Кошусь на дремлющего мистера Рейеса. – По… «Дискавери» рассказывали. У нас… это… эволюционный застой.

Кристин переводит взгляд на листки с текстом, лежащие у нее на коленях: