Другая жизнь. Назад в СССР-2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 45

Предок и в знании воровского мира был «прошаренным». И ведь тоже имел возможность познакомиться с ними, то есть с уголовниками, в естественных, так сказать, условиях их обитания. В естественном ореале, хе-хе… Вот и я пошёл по стопам «предка». Эх…

— Что ж тебя к нам закинули? Первохода к людям? — спросил первый. — Не правильно.

— За сученых нас держат, — прогундосил авторитет. — Поколется парнишка, а они потом растрезвонят, что мы парнишку шуганули по их заказу.

— Суки!

— Ты это… Как зовут тебя?

— Михаил.

— О! Правильно сказал. Не Мишка, а Михаил. Так вот, Михаил. Будешь говорить, что мы с тобой обошлись культурно, а я тебе забуду твою борзость и наказывать не буду. Спишем мой нос и губы на ментов. Но руками-ногами своим в хате не маши. Мы передадим по прогону, чтобы тебя не кусали, а нормально приняли. Как фамие твоё?

— Шелест, моя фамилия, — вздохнул я. — Михаил Шелест.

— Хм! Как погоняло! И кликухи не надо.

— Так и будет он — Шорохом. Я сказал. А с мастью своей определяйся. Думаю, если осудят, в мужиках ты не отсидишься. Тебе за пятерых жмуров пятнадцать годков корячится. Два и более… Отягчающие…

— Статья сто вторая пункт «з», — сказал первый сокамерник. — Вышак, — это вряд ли, но по максималке протянут. Кого замочил, хоть?

— Я? — «удивился» я. — Никого. Даже не знаю о чём разговор.

— А? Ну да, ну да…

— Хорошо держится пацан, — сказал «шестёрка» авторитету и спросил. — Тебе же восемнадцати нет?

— Нет.

— Значит вышкарь отменяется.

— Вот-вот. Вот я и говорю, что с мастью определиться мы тебе поможем. Нам такие бойцы нужны.

Я снова раскрыл рот, но «второй» замахал на меня руками. — Слышали-слышали. Ссылайся, если что, на Туркмена. Это я. А это Цапель — моя шестёрка. Тоже очень известный в узких кругах специалист. Мы у вас тут проездом. Ха-ха… На гастролях, так сказать… Но судиться будем тут. Ха-ха… Встряли мы конкретно! Так встряли, что хрен провернёшь. Да-а-а…

[1] https://vkvideo.ru/video-209571765_456239553?ref_domain=yastatic.net

[2] Укусить — подковырнуть.

[3] Фазан — неопытный вор.

[4] Тяжеловес — осуждённый за убийство.

Глава 24

— Запираться смысла нет, — устало проговорил следователь.

Он добросовестно «отпахал» суточное дежурство, допросив более ста человек что-то слышавших и видевших жильцов трёх домов, но его оставили дорабатывать подозреваемого, то есть — меня. Подозреваемый вину на себя брать не хотел. Подозреваемым я вдруг стал после того, как один мужичок, куривший в кухонное окно дома напротив, сказал, что видел парня, похожего на меня, который несколькими ударами уложил четверых, а потом с помощью пятого, добил их ножом.

Мужичок в отделение милиции пришёл сам, отпросившись с работы. Работал он на заводе «Радиоприбор» и не совсем он, на самом деле, отпросился. Его просто не пустили на работу через проходную, так как он был всё ещё навеселе после вчерашнего, и он решил сообщить, что вызван в милицию, а повестку он принесёт.

Вот этот мужичок и утверждал, что видел именно меня, хотя с первого раза на опознании растерялся и только мычал, хрюкал и таращился на наколки двух других участников процедуры — «подсадных», коими выступали мои сокамерники.

Зато через пять минут он снова зашёл и сразу ткнул в меня пальцем.

— Я протестую, — сказал я. — Вы подговорили свидетеля. Я буду настаивать на следственном эксперименте. Этот человек, слеп как филин. Он не видит с расстояния пяти метров. У него явный астигматизм и катаракта на правом глазе. Прошу записать мои слова в протокол.

Следователь чуть было не подавился глотком чая, который пил без отрыва от «шитья дела белыми нитками». Торопился следователь раскрыть пятерное убийство за дежурные сутки, а я не кололся, да. Трепыхался, как муха в паутине, но не кололся. А следователь вызвал на очнуную ставку Светлану. Она пришла с матерью, которая смотрела на меня с ужасом.

— Надежда Евгеньевна, я никого не убивал. Это какой-то бред. Зачем мне это было нужно. Они хотели, э-э-э, Светлану, э-э-э… А я им не дал. Но я только бил ногами. Света видела…

Светлана подтвердила, что видела только то, что я их пнул ногами, каждого по одному разу. Потом она ушла, потому, что я сказал ей уйти.

— Зачем ты, Шелест, заставил её уйти? — спросил следователь.

— Я боялся, что тот, кто убежал, нападёт на нас а эти очнутся.

— И поэтому ты добил сначала тех, что лежали, а потом и пятого, когда тот подошёл.

— Как добил? — спросил я.

— Зарезал ножом.

— Вы в своём уме? — спросил я. — Четверых? Зарезал?

— Пятерых. Пятый подошёл своих выручить и у него тоже был нож, а ты его убил.

— Как это я смог? У него был нож! У меня нет ни царапины. Он подошёл, а я его убил? С какого бы перепугу он ко мне подходил. Он рванул от меня, как заяц. Светлана видела. И он зачем-то вернулся ко мне, когда я кого-то добивал? Вы слышите себя. Он испугался меня без ножа и пришёл, когда у меня был нож? Где логика?

— Есть! Есть логика.

— Вы, капитан, натягиваете сову на глобус. А сова птица не безразмерная, может и лопнуть. А вас забрызгает таким дерьмом, что вряд ли вы отмоетесь. Я — отличник и комсорг школы и член райкома ВЛКСМ. Я в этом году был поощрён премиями и грамотой ЦК ВЛКСМ. Ни в чём предосудительном замечен не был. На учете нигде не состоял, кроме комсомола. На хорошем счету в крайкоме партии. Телефон куратора могу сказать если нужно. И вы мне шьёте, как говорят блатные, к которым меня посадили в камеру, мокруху? Я вам не угрожаю, товарищ капитан, а пытаюсь вразумить. ВЫ нашли какого-то алкоголика, который пил всю ночь и заставили его показать на меня пальцем. Это вам так просто с рук не пройдёт.

Эту тираду я выложил в присутствии Чарусовых и Надежда Евгеньевна, несколько воспрянув духом, сказала.

— Я сегодня же свяжусь с инструктором ЦК Украины, которому Миша помогал переводить фильмы для Международного кинофестиваля, и сообщу о случившемся.

Это обещание сильно напрягло следователя, но он не терял надежды меня сломать и отправил в камеру, где сидели уже другие блатные, которые попытались на меня наехать, и мне пришлось прикрыться авторитетом Туркмена и Цапеля. Причём на Цапеля блатные отреагировали более испугано, чем на Туркмена.

Я всё, кроме четырёх ударов отрицал. И то, ударов по корпусу, в район груди и живота. Ножи, ни тот, ни другой, я не опознал и от них категорически отрёкся. Ножей, де, никогда с собой не носил и, тем более, не применял.

Я был спокоен, как бульдозер на холостом ходу.

У ножей, отобранных у якудза, была одна особенность. Они были прямо-выкидными и сделаны кустарно. Кустарно, но очень качественно. Почему кустарно? Да потому, что на ножах не было нанесено никаких обозначений. Я специально искал какие-нибудь иероглифы или хоть какие другие надписи с помощью большого увеличительного стекла, через которое отец рассматривал электрические платы, но тщетно. Видимо, якудза шли на убийство Тиэко обезличено.

Короче, продержав до вечера в районном «обезьяннике», периодически «дёргая» на допросы и прочие мероприятия, меня отпустили домой без предъявления обвинения. Вероятно, отпечатки пальцев на орудиях преступления не подтвердили подозрения следователя. Ну, или «те, кто надо» нажали на милицию. Милицейские суточные сводки рассылаются и в КГБ, и в Краевой комитет партии, а на сообщения о единовременном убийстве пятерых, хоть и криминальных, но граждан, обязательно читают более внимательно, чем все остальные. В общем-то, на это я и рассчитывал.

Мама встретила плачем и блинами, а отец потребовал подробного рассказа. Я рассказал: поскользнулся, упал…

— А кто тогда? — спросил отец.

Я пожал плечами.

— Но, не я же.

— Что-то ты больно спокоен, — покрутил головой отец.