Джунгли. Том 2 (СИ) - "Focsker" - Страница 3

Из рассказов пленниц с империей мало кто решался противостоять открыто. Из смельчаков нашлось пара-тройка островных стран, а ещё они… Черные паруса, спонсируемые десятком стран, что, пользуясь поддержкой и флагами отдельных государств, не стеснялись в методах ведения дел. Если говорить понятным языком, все, кто не мог отомстить империи, шли в пираты: били имперцев, топили их и грабили, пользуясь единственным оставшимся преимуществом — морем. Любая страна, любой флот, любая плохая или хорошая «душа», могли поднять черные паруса с гербом империи вблизи берегов континента. И в то же время ни один капитан не осмелился бы выйти под их гербом в открытое море. Кто-то сбился с пути, прибился к берегу, увидев сушу, решил прикрыться теми, кого точно побоятся атаковать на суше. Они шли, думая, что их встретят свои. Увы, шли они совсем не к тем берегам.

Что будет с огромным деревянным кораблём, сопровождаемым парочкой поменьше, мы узнаем уже очень скоро. Либо от послов, либо от пленных, либо от спрятанных у береговой линии пушек. Их немного, но я думаю, бате придется применить их максимально эффективно и болезненно для того, кого он посчитает врагом. А пока…

— Леш, — нашла меня у грядок с тяпкой в руках Оксана, — там пленницы с амбаром закончили. Ну… то есть с их бараком, который ты потом собирался использовать как амбар, а сейчас он… ну, барак и…

— Пусть делают теперь кровати, — перебив девчушку, говорю я. — Подушки из трав или ещё чего…

— Так всё, — говорит Оксана.

— А?

— Готовы к заселению, говорят, всё есть, — ответила курносая, светленькая, чуть отпустившая волосы девчушка. При первой встрече, стрижка её была короткой, ещё пару сантиметров, с лёгкостью спутал бы с парнем. Сейчас же, двадцатиоднолетняя малая всего за три-четыре месяца умудрилась немножко поднабрать в весе, и даже её грудь, плоская, слегка округлилась. Хотя, может, я ошибаюсь, надумываю, всё же…

— Козёл! — скрестив руки на груди и отвернувшись, обиженно выплюнула Оки. — Если интересно, мог бы хоть раз за месяц позвать, динамо херов… В общем с работой всё, тебя ждут!

Если бы в поле была хоть одна тяжёлая дверь, ей бы непременно громко хлопнули.

Мы здесь, в этом мире, уже давно, а девчата, что возрастом минимум на год меня старше, до сих пор плохо понимают, каких трудов мне стоит пригласить к себе кого-то определённого.

Динамо я? В плане — недавалка? Да я ебусь со всеми подряд, как таксист на механике в пробке за МКАД. Я б с радостью всем себя отдал, да только вас, моих «якобы сестёр», за такую «почесть», тут же бы разорвали Кетти, а после, во имя «Агтулух», приготовили и съели кое-какие другие племена, тоже почитающие меня. Пусть я немного ультрирую с готовкой и убийствами. Но то, что озверевшие, обозлившиеся внеочередным приходом «сестры» звероженщины их подрали бы, а кого-то и вовсе убили — это стопроцентная инфа. Кетти и их союзники сейчас, во время войны, злые, голодные, бойкие, а ещё очень и очень страшные. Посттравматический синдром — диагноз довольно молодой, ему, наверное, века два или три, но эффекты его известны уже давно. Грохот пушек зацепил всех, даже тех, кто просто наблюдал за битвой со стороны. Не дай бог гроза разразится, то пиздец, пиши пропало! В лагере начинается черти что. Грохот цепляющий как Кетти, так и пленниц, которые до сих пор не привыкли к столь ужасающему звуку, создавал панику. В республиках порох и винтовки появились относительно недавно, потому многие, даже среди новобранцев, застали лишь момент, когда империя своими пушками размазывает их друзей и родственников по земле. Плохие воспоминания — дело страшное, в особенности когда утешить и опереться в минуту отчаяния не на кого. Я жалел пленниц, не так сильно как Кетти, гибнущих за свою независимость, и гораздо меньше чем ебнутых на всю голову медоедов, продолжавших устраивать в посёлке проблему за проблемой.

Без руки, пальца, глаза, не долечившись, они рвались в бой, обещая несбыточное. Так происходило каждый раз, когда моя скромная персона наведывалась в госпиталь, желая проведать раненых друзей, не медоедов. Собственно, по этой причине мне в лазарете строго-настрого запретили появляться. Бабы начинали вести себя странно, кичиться отвагой, скрывать боли, когда многие из них находились всего в двух шагах от смерти. Мария, стюардесса с самой прекрасной и благородной из всех способностей, хоть и питала ко мне чувства весьма открытые. С должностью «главного лекаря» и собственной совестью поступиться не могла. Выгнала меня на хер из больницы, и на соблазны, на жесты внимания, оказываемые мной, поддаваться отказывалась. Ухаживать за ней единственной мне разрешила Олай. Как на зло, после последней битвы именно этой женщине было не до меня.

Вспоминая нежности, а также отведённые мне считанные часы со святой-извращенкой, подхожу к баракам, у которых вижу странное. Одна из республиканок, рогатая, та самая молодая, что вчера просила присягнуть на верность мне и моему роду, «бодается» с кетти-охранницей.

— Я, Таран Абба, лучшая ученица мастера Бадания, освоившая тысячу и один бараний удар, непременно одолею тебя! — Топая ногой, словно разъярённый бык, готовящийся к атаке на матадора, кричала республиканка.

Через массивную, плечистую толпу женщин, я не сразу распознал её соперницу.

— С нетерпением жду! — ответила знакомым голосом Кетти. Одна из тех, кто была беременна, и не просто от кого-то, а от меня!

О боже… Словно мамочка, испугавшаяся за своего непутёвого сына, ввязавшегося в драку, я тут же кинулся в толпу, намереваясь как можно скорее завершить конфликт! А что если эта Таран Абба и вправду сильна? Что если она окажется быстрее и ударит в живот!

— Остановитесь! — кричу я, прорываясь через нестройные ряды, и вижу… что всё уже закончилось.

Моя Кетти, отряхивая руки с ехидной улыбкой, поставив победоносно ногу на спину валявшейся в пыли республиканки, довольная собой, скалилась во все свои клыкастые зубы. Слава богу, пронесло.

— О, а вот и будущий папочка! — заметив меня, крикнула воительница. — Ну, видел? Она ещё не родилась, а уже одержала победу, пусть и в моей утробе. Гордись!

Тупорылое ты создание, я горжусь… — Кляня «заботливую мамочку», без лишних слов отворачиваюсь и возвращаюсь к грядкам.

Незнание в рот ебет всезнание. Барания, или Бадания, как там тебя, ты плохо тренировала свою ученицу, и за это тебе спасибо. Мало знать крутые приёмы, их ещё нужно уметь правильно использовать, особенно когда твой враг выше, тяжелее и сильнее. Кошки Добрыни больше других выделялись своим «незнанием». Они не знали тысячи сильнейших названий техник и стилей, и вместо произношения крутых слов оттачивали простые, до боли эффективные приёмы. Как говорил Брюс: «Не бойтесь человека, который знает 1000 приёмов. Бойтесь того, кто тренировался 1 приёму 1000 раз». Дядька Ли наверняка бы гордился Кетти, ведь даже на тысячи повторений батя вряд ли оставил бы их в покое.

Хотя грубо во всех победах кошек хвалить только Добрыню. С батей они тренировались дольше других; безусловно, их индивидуальные и командные навыки возросли именно под его руководством. Однако боевая подготовка — это лишь часть пути. Нельзя недооценивать роль простых охотников, рыбаков, тех, кто занимался поиском провианта, а также тех, кто этот самый провиант сохранял и поставлял в войска. О, а ведь ещё немалую важность сыграли няньки в яслях, знахари, а также моя скромная персона, с трудом умудрившаяся оседлать диких женщин пантер. Именно благодаря тылам, наши бойцы жрали не рыбьи головы с потрохами всяких животных, а нормальную, сбалансированную пищу, приготовленную лучшим поваром джунглей, тётей Верой. Воинам деревни, независимо от нахождения, будь то тренировочный лагерь или поселение, полагалось минимум двухразовое питание — обед и ужин, включавшие в себя первое блюдо, второе, и, конечно же, по советской традиции, компот. Не было на острове существа или человека, что готовил бы вкуснее тётки. Она, наряду с лучшими из нас, набирала уровни, своей пайкой придавая сил другим, укрепляя их веру в себя, нас и наше правое дело. Сытый солдат, как и работник, трудится и сражается в разы дольше голодного или, не дай бог, отравившегося. А так как кухня была под полную ответственность преданному своему делу человеку, с санитарными нормами у нас всё оставалось на предельной высоте.