Барин-Шабарин 7 (СИ) - Старый Денис - Страница 2

— Читайте, что ваш друг написал! — с пренебрежением, может, даже с брезгливостью, Горчаков протянул бумаги генерал-лейтенанту Сельвану.

— Дайте же пройти! Мне нужно отправлять человека в Петербург, а вы мне не позволяете взять интервью у героя! — послышалось возмущение за приоткрытой дверью.

Голос… Такой знакомый! Александр Сергеевич Хвостовский! Как же, чёрт побери, я рад его слышать! Нахлынула тоска по дому, по семье. Ведь журналист должен был прибыть из Екатеринослава. Он, наверное, ещё две недели назад видел Лизу. Как она там? Хотелось послать всех к чёрту, увести Хвостовского в сторону и расспросить во всех подробностях, что и как происходит у меня дома, у меня в Екатеринославской губернии.

Там же сейчас новый вице-губернатор. Вроде бы дельный человек, но интересно мнение Хвостовского. Мне было важно знать, как формируются новые обозы с боеприпасами и провиантом. Как работают заводы. Хотя, вряд ли Александр будет об этом знать. Он всегда крайне неохотно писал на экономические и производственные темы — не интересует его такое.

— Не велено! Успокойтесь, барин. Командование освободится — я доложу о вас, — отвечал солдат, карауливший у дверей кабинета командующего.

— Немедленно докладывай! Сам государь эту статью читать будет. Ты что… Против государя? — Александр Сергеевич Хвостовский играл словами, рассчитывая, что сможет обвести вокруг пальца солдата.

— Не велено, — несмотря на явный страх, дрожащим голосом, караульный твердил только одну фразу.

— Кто это ещё пожаловал? — отвлёкся генерал-фельдмаршал.

— Господин буянит. Прикажете скрутить, али как? — оставив одного солдата напротив рвущегося внутрь Хвостовского, зайдя в кабинет, с добродушным лицом, сержант спрашивал, не избить ли журналиста.

Этот отлупит так, что я потом Хвостовского буду собирать по частям. И я собирался вступиться за друга. Вот только генерал-фельдмаршал резко сменил настроение, вновь удивляя.

— Дверь закрой! — сказал командующий, и после обратился ко мне: — Что мне делать с вами, Алексей Петрович?

Горчаков сменился в лице, снял пенсне, плюхнулся на стул, словно мешок с песком сбросили. Он растерялся. Крайне плохая черта характера любого полководца — теряться. Вот мне интересно, а Суворов в такой ситуации тоже растерялся бы? Думаю, что нет.

— Ваше высокое превосходительство, разве же я не Отечеству служу? Разве же я ни живота, ни серебра своего не жалею? Мне непонятно, а что вы так беспокоитесь, что мною был взят австрийский дипломат? — отвечал я. — Он враг. Вот бумаги, где всё это изложено. Я дам вам тот документ, что был согласован турками с австрийцами. Так за то, что изничтожаю врагов Отечества нашего, меня нужно арестовывать?

— Ваше высокопревосходительство, вот это всё объясняет, — Дмитрий Дмитриевич Сельван показал на лежащие уже на столе бумаги. — Почему мы должны объясняться? Почему не сделать это австрийцам?

— А ещё и вы туда же, — усталым тоном сказал Горчаков, взглянув на стоящего по стойке «смирно» генерал-лейтенанта Сельвана.

— Ваше высокопревосходительство, я понимаю, что вёл себя не совсем честно. Угрожать австрийскому послу я не должен был. Но то, что он сказал… Что я нашёл в комнате, где были переговоры… — сказал я и не стал продолжать.

Уши Хвостовского прямо-таки торчали из дверей. Мы с ним, конечно же, друзья. Но даже если у тебя в приятелях есть журналист, и у тебя есть бомбическая информация, то стоит сохранить дружбу и промолчать.

— Да впустите вы уже этого господина! — выкрикнул Горчаков в сторону дверей.

— Герой! Истинный сын своего отечества и верный слуга государев! — с такими возгласами ворвался в кабинет Александр Сергеевич Хвостовский.

Следом за этим господином, который явно пренебрегает физическими упражнениями и в последнее время становится всё более округлым, в кабинет вошёл молодой парень, держащий в руках блокнот и карандаш. Этот помощник журналиста был готов записать каждое слово, даже если эти слова будут произноситься скороговорками. Обленился Александр, уже даже сам и не заметки к статьям не делает. А ведь достаточно молодой.

— Господин Горчаков, скажите, пожалуйста, а как вы намерены награждать за несомненный подвиг господина генерал-майора Алексея Петровича Шабарина? — интервьюировал Хвостовский.

Вот, если можно было бы придумать более провокационный вопрос, то я бы удивился о существовании такого. Награждать? Да я тут бьюсь, чтобы меня уже сегодня по этапу не пустили.

— Сударь, вы не представились, — пришёл в себя от удивления генерал-фельдмаршал и указал на неприличие действительно ведущего себя нагло и беспардонно Хвостовского.

— Журналист «Петербуржских ведомостей», Александр Сергеевич Хвостовский, — горделиво, задирая нос к потолку, представился мой друг.

Я не показал своего удивления. Кто он? Журналист «Петербуржских ведомостей»? Привирает, явно. Было две статьи у Хвостовского в главной газете страны, но всего две, и те касались Екатеринославской губернии. Формально — да, он не врёт. Так что пусть заливает дальше.

— Господин генерал-фельдмаршал, могу ли я написать хвалебную оду о том, как вы героически сражаетесь с извечным врагом нашего Отечества? Это же вы разработали такую блестящую операцию… Уже скоро все английские газеты, да чего уж — все европейские… — продолжал свой спектакль Хвостовский.

Я, как казалось, незаметно помотал головой. Перебарщивает.

— Ваше высокопревосходительство, я могу быть свободным и отправиться в расположение своего полка? — пользовался я замешательством Горчакова.

На самом деле, очень важно было для Михаила Дмитриевича Горчакова общественное мнение — или то, как о нём будет узнавать окружение государя. Я знал ещё из послезнания, находил подтверждения и сейчас. Горчаков, чтобы можно было сказать о его присутствии в войсках, мог прийти на позицию… Посидеть, многозначительно помолчав и с умным видом через пенсне посмотрев на всех вокруг, уйти на другое место. Прислуга при этом носит стульчик. Нет, не кресло — такой, непритязательный стул, чтобы никто не сказал, что Горчаков сибаритствует. И после ситуация повторялась, но на другом участке.

— Свободны. Из расположения полка не уходить. Все свои действия отныне согласовывать только со мной, — Горчаков задумался. — Лучше бы вам поехать… Тревожные известия приходят из Крыма.

— Мне также весьма интересно, какие такие известия, — встрял в разговор Хвостовский.

— А вы, господин газетчик, останьтесь. Напишем с вами правильную статью! — сказал Михаил Дмитриевич, успокаиваясь.

Горчаков уже принял решение. Он отпустит австрийца. При этом оставит англичанина и турка. Всё-таки с их странами Россия официально воюет.

Александр Сергеевич Меншиков метался по позициям вокруг Севастополя и старался успеть везде. Будто бы от него действительно сейчас что-то зависело. Нет, не зависело. И адмирал не сразу это понял. А когда всё же понимание пришло, не имея никакой мочи бездействовать, Меншиков стал проводить совещания.

— Каковы причины прорыва обороны? — спрашивал командующий и русским флотом и, как старший по званию, обороной Крыма, уже получается, что Севастополя.

Присутствующие офицеры переглянулись и после дружно посмотрели в сторону генерала Кирьякова. Этот офицер по сути провалил дело. Он не должен был позволять противнику высаживаться вблизи Евпатории. Но… позволил. И почему он это сделал, каковы причины неорганизованного отступления русских войск, — все уже слышали два раза. Зачем третий? Тем более, что предыдущие два не были убедительными.

— Ваше высокопревосходительство, прошу простить меня, но когда будет поставлен вопрос о действии Черноморского флота? Почему мы бездействуем? — спросил Павел Степанович Нахимов.

Меншиков посмотрел на вице-адмирала Нахимова, после — на генерал-адъютанта Владимира Алексеевича Корнилова. Последний удостоился особого взгляда, с вопросом. И пусть спрашивал адмирал безмолвно — Корнилов вопрос расслышал.