Инженер Петра Великого 4 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 45

— Это для куража, — сказал старик, протягивая мне один из кубков. — Я заехал лишь одно сказать, барон. Государь любит дерзких. Но еще больше он не любит проигравших. Помни об этом.

Он не стал ждать ответа. Разлил по глотку вина, мы молча выпили, и он так же тихо удалился, растворившись в ночной темноте.

Мы закончили за час до рассвета. Ночь, полная скрежета металла, ругани и запаха пайки, сменилась тишиной. Машина стояла готовой к новым испытаниям. На месте лопнувшей трубки теперь красовались две массивные медные заглушки — шрамы, напоминающие о нашей отчаянной борьбе. Мы не стали проводить повторный запуск. Не было ни времени, ни сил. Да и котел мог не выдержать второго нагрева. Мы поставили все на одну карту.

К Демидову я явился ровно в назначенный час (через Стрешнева договорились). Без свиты, в простом, добротном дорожном камзоле. В сопровождении одного лишь Орлова, который остался ждать у входа. Я намеренно шел один, демонстрируя, что мне не нужна поддержка. Моя репутация, раздутая слухами и домыслами, уже работала на меня. Я был загадкой, которую вся Москва пыталась разгадать.

Его палаты на Варварке встретили меня давящей роскошью. Резные потолки, изразцовые печи, ковры, в которых утопала нога. В просторной горнице, за длинным дубовым столом, меня уже ждал весь «трибунал». Во главе, в массивном кресле, восседал сам Никита Демидович. На нем был кафтан из такого дорогого бархата, что в нем можно было утонуть. Его маленькие, глубоко посаженные глаза следили за каждым моим движением. Рядом с ним сидели его самые доверенные люди: бородатые, кряжистые мужики, его уральские инженеры-самородки, чьи лица были высечены из камня и недоверия. Чуть поодаль — несколько влиятельных купцов, его финансовых партнеров, с цепкими, оценивающими взглядами. Атмосфера в комнате была ледяной. Они собрались на экзекуцию, а не на переговоры.

Я молча прошел к столу и остановился.

Демидов выдержал долгую паузу, наслаждаясь моим одиночеством перед его свитой. Наконец, он соизволил заговорить. Голос у него был низкий, с рокочущими нотками.

— Ну-с, здравствуй, барон. Дошли до нас слухи о твоих питерских забавах да о заморских диковинках. Говорят, ты там такие машины строишь, что сами по себе ездят. Сказывают, и серебро из камня добывать умеешь. Весь город на ушах поставил.

Он усмехнулся, и вся его свита за столом согласно, низко зашушукалась.

— Только мы, люди уральские, делами привыкли жить, а не сказками. Держава наша на железе стоит, на поту и крови мужицкой, а не на пустых выдумках. Ты вот что скажи, — он подался вперед, и его взгляд стал жестким. — Ты к нам зачем пожаловал? Денег просить на свои потешные игрушки? Аль мастеров наших переманивать, смуту чинить?

Вот ведь странный какой. Сам ведь «вызвал» меня. Ну да ладно, мы тоже умеем играть в эти игры.

Это был прямой удар, рассчитанный на то, чтобы я начал оправдываться, лебезить, объяснять. Я был готов к этому. Я выслушал всю его тираду с непроницаемым лицом. Когда он замолчал, ожидая моего ответа, я позволил себе легкую, едва заметную усмешку.

— Никита Демидович, ты собрал здесь лучших людей, чтобы судить меня? Я приехал не на суд, а на смотрины.

По комнате прошел недоуменный ропот.

— Ты прав, слова — это ветер, — продолжил я, обводя тяжелым взглядом весь стол. — Поэтому я покажу вам, как московские мастера, на московском Пушечном дворе, из обычного чугуна и меди за несколько дней собрали то, чего ваши заводы не смогут построить и за десять лет. Я предлагаю завтра стать свидетелями рождения новой промышленной эры. Прямо здесь, в сердце России.

Моя наглость застала их врасплох. Демидов даже привстал со своего кресла, его лицо побагровело. Я перехватил инициативу и бросил ему в лицо перчатку, унизил его уральских мастеров, поставив выше них обычных москвичей. Его люди за столом заерзали. Тут были и бояре, которые имели деловые связи с Демидовым, но основную массу этого сословия оттянул на себя Стрешнев. Политика, чтоб ее…

Демидов, будучи человеком неглупым, мгновенно понял, что я делаю. И он не мог отступить. Отказаться — значило проявить слабость перед своими же людьми. Он был зажат в тиски моего вызова и любопытства собственных специалистов, которые теперь жаждали увидеть это «московское чудо». После долгой паузы он опустился в кресло. На его лице появилась хищная, предвкушающая ухмылка. Он решил поднять ставки до предела.

— Хорошо, барон, — медленно, чеканя каждое слово, произнес он. — Мы придем. Не как зрители, а как судьи. Мои люди подойдут к твоей машине, они ее обстучат, обнюхают и вынесут свое решение. И если они, посмотрев на твое «будущее», скажут, что это — хлам, который развалится, то я, здесь же, перед всей Москвой, объявлю тебя обманщиком и пустомелей. И поверь, после этого даже Государь не сможет защитить тебя и твою «Компанию» от разорения. Ты согласен на такой суд?

Все взгляды были устремлены на меня. Это был ультиматум. Шанс на победу или полное, сокрушительное поражение. Я вспомнил пробитую трубку, отчаянную работу ночью, ненадежный котел. Машина могла не запуститься. Могла взорваться. Могла проработать пять минут и сдохнуть.

В помещении прозвучал мой голос:

— Согласен.

Глава 19

Утро выдалось — хуже не придумаешь. Серое, промозглое, с неба летела какая-то мелкая дрянь, от которой все вокруг становилось липким и неуютным. Ночь прошла как в бреду: гонка, запахи пайки и раскаленного металла, отборный мат. Вроде победили. Машина, изуродованная медной заплаткой, была готова. Но от такой победы на душе скребли кошки. Я стоял посреди Пушечного двора, кутаясь в дорожный плащ, и смотрел на свое детище — уродливого, пыхтящего паром идола, которому сегодня предстояло пройти экзекуцию.

Ровно в полдень к воротам подкатила целая процессия. Кряжистые мужики на крепких, низкорослых лошадках, явно привыкших к горным тропам. Два десятка человек, в добротных тулупах и высоких сапогах. Лица, будто из уральского камня высечены, — обветренные, с глубокими морщинами. Непрошибаемые. Они спешились, и я кожей почувствовал, как изменился воздух. Это волки, настоящие хозяева уральских гор, люди, которые с металлом были на «ты» с пеленок. И смотрели они на своего хозяина, улавливая каждый его жест и взгляд.

Демидов слез с коня. Его глубоко посаженные глаза скользнули по мне без всякого выражения. Даже не поздоровался. Просто кивнул своим, и они, как по команде, двинулись к паровой машине.

— Ну, показывай свое диво, барон, — уронил он.

Я повел их к своему детищу. Нартов, стоявший у рычагов, подобрался, лицо у него стало серым от напряжения.

— Вот она, господа мастеровые, — начал я, стараясь говорить ровно. — Сила, которая скоро и лошадь, и воду на покой отправит. Это котел. Внутри него вода от жара обращается в пар, а сила того пара, через вот эти хитрости, — я обвел рукой поршневую группу, — способна вертеть колеса с мощью сотни лошадей.

Уральцы обступили машину. Они переглянулись — быстро, почти незаметно. Сразу ухватили суть. Не дураки. Но на их лицах не отразилось ничего, кроме кислого презрения. Играли свою роль.

— Так вот она какая, машина бесовская, — пророкотал один из них, здоровенный, похожий на медведя мужик, искоса поглядывая на Демидова, будто ища одобрения. Он ткнул мозолистым пальцем в медную заплатку, оставшуюся после нашего ночного аврала. — Худая, видать. Уже латать пришлось.

— И пар травит, — поддакнул другой, бросив быстрый взгляд на хозяина. — Как ты, барин, уплотнение на этом держать будешь, коли его горячим паром распрет, а оно из кожи да пеньки? На час работы, а потом — под замену. Да и так, на самовар похоже, — хмыкнул уралец.

Андрей, услышав это, не выдержал. Нервы у него, видать, были натянуты до предела. Он попытался съязвить, кивнув на здоровенный медный цилиндр, где мы грели воду.