Инженер Петра Великого 4 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 28

А в центре всего этого, как король на троне, — то, о чем я мечтал. Пузатый, похожий на грушу конвертер, вылепленный из глины и стянутый медными обручами. И рядом — она, моя красавица, паровая машина. Деревянный цилиндр, поршень, здоровенный маховик, вся эта замороченная система рычагов и шатунов. От машины к моделькам станков в цехе тянулись тонкие ремешки из бычьих жил.

Я обошел стол, не в силах оторвать взгляд. Это было железное, осязаемое доказательство, что мои, казалось бы, бредовые идеи из будущего — реальны. Что их можно построить здесь и сейчас. Нартов с Магницким прожили, продумали, увязали в единую, логичную и рабочую систему.

— Андрей… — это все, на что меня хватило.

Он не ответил. Просто взял со стола медную трубку, подведенную к цилиндру паровой машины, набрал полную грудь воздуха и что есть силы дунул.

И механизм ожил.

С тихим скрипом деревянный поршень тронулся с места (понятно, что в реальности все будет не столь примитивно работать, но он умудрился сделать эдакий механизм). Шатун толкнул коленвал, тяжелый маховик по инерции сделал оборот. Ремни из жил натянулись, и в дальнем углу, в механическом цехе, завертелись шпиндели крошечных токарных станков.

Я смотрел на это чудо, на это рукотворное сердце будущего завода, которое ожило от простого человеческого выдоха, и понимал: я не просто вернулся домой с победой. Я вернулся к людям, которые верили в мою мечту так же сильно, как и я сам.

— Это… — я пытался подобрать слова, но в голове крутились одни обрывки. — Это просто… гениально.

— Без Федьки с Гришкой не получилось бы все столь искусно сделать, — улыбнулся Магницкий. Мальчишки засияли от похвалы.

И тут до меня дошло. Этот деревянный макет, по сути, игрушка, — самое мощное оружие. Не трофейные корабли, не компромат на англичан, даже не тонны самой лучшей стали. А вот этот стол, заставленный деревяшками. Да это же идеальная презентация, готовый питч! Бизнес-план, который не надо втирать на пальцах. Его можно просто показать царю — и он увидит мощь будущей империи. Показать Меншикову — и он, глядя на эти вертящиеся колесики, прикинет будущие барыши. Показать инвесторам — и они сами понесут деньги, когда увидят все это вживую.

Мои идеи, помноженные на гениальную интуицию Нартова и системный подход Магницкого, воплощенные золотыми руками мальчишек, стали инструментом убеждения нереальной силы. Я посмотрел на своих ребят и впервые за все это сумасшедшее время понял, что я не один. У меня есть команда.

А с такой командой можно горы свернуть.

Когда первый восторг от гениального макета улегся, включился холодный расчет. Путь от этого стола до первой плавки предстоял длинный, и на нем, как булыжник посреди дороги, лежал один главный затык. Проблема, об которую я бился головой еще до военной кампании.

Мы вернулись в нашу «конструкторскую». Я подошел к столу с моими старыми эскизами конвертера и без предисловий ткнул пальцем в разрез «груши».

— Вот наша главная головная боль, — я обвел взглядом Нартова и Магницкого. — Футеровка. Внутренняя обкладка. При температуре жидкой стали, а это, на минуточку, полторы тысячи градусов, любой кирпич, что мы тут лепим, просто размажется, как масло по горячей сковородке.

Я досьал из внутреннего кармана образец кварцита, который притащил из Лапландии. Белесый, с острыми краями, он лег в ладонь. Когда я его увидел в Есле, то не раздумывая сгреб все имеющееся.

— А вот это, — я положил камень прямо на чертеж, — решение. Кварцит. Из него делают динасовый кирпич. Он нужный жар выдержит. Но есть одно «но». Чтобы он стал кирпичом, а не рассыпался в труху, его надо обжечь. Обжечь при такой температуре, какая нашим нынешним печам и не снилась. Нужен такой адский жар, чтобы стекло плавилось.

Нартов нахмурился, взял камень, повертел его в руках. Пальцы у него такие — будто видят лучше глаз.

— Жар… — пробормотал он. — Стало быть, дуть надо сильнее. И угля подкинуть.

— Не прокатит, Андрей, — покачал я головой. — Мы просто упремся в потолок. Хоть всю гору угля в топку завали, выше определенной температуры не прыгнешь. Весь жар тупо улетает в трубу. Тепло — на ветер.

Я отошел к большой грифельной доске, стер старые расчеты и взял мел. Ну что ж, пора доставать главный козырь из рукава. Нельзя было просто вывалить им на голову готовую схему регенеративной печи — они бы не въехали в принцип, приняли бы за какую-то черную магию. Надо было их подвести к решению, заставить котелки заварить в нужном направлении.

— Давайте подумаем, как рачительные хозяева, — начал я, чиркая на доске примитивную печку с трубой. — Тепло улетает в трубу. А что, если его не выбрасывать? Что, если его ловить?

Я пририсовал сбоку две камеры, набитые условными кирпичами.

— Представь, Андрей, — я повернулся к механику, который впился в доску взглядом, — что мы дым, прежде чем выпустить, гоним вот через эту камеру. Кирпичи в ней раскалятся докрасна, верно? А потом, когда она нагрелась, мы хитрой заслонкой переключаем поток. И теперь уже чистый воздух для горения, прежде чем попасть в топку, идет через эту раскаленную камеру.

Я провел мелом новую жирную линию.

— Воздух в топку придет не холодный, с улицы, а уже огненный! Уже заряженный теплом! И смешавшись с угольным газом, он и даст нам тот самый адский жар. А дым в это время греет уже вторую камеру. Потом — щелк заслонкой — и меняем их местами. И так по кругу. Понимаете? Мы не тратим тепло, мы его гоняем по кругу, накапливаем. Ре-ге-не-ри-ру-ем.

Нартов застыл. Я видел, как в его голове моя корявая схема обрастает мясом: рычагами, заслонками, воздуховодами. Он увидел, как эта штука будет работать.

— Так это же… — он подошел к доске, выхватил у меня мел и, не спрашивая, начал чертить поверх моего эскиза. — Заслонки-то можно на один вал посадить, чтоб одним рычагом ворочать! А камеры для нагрева лучше не сбоку, а под топкой разместить, чтоб тепло не терять. И кладку в них не сплошняком, а в решетку, как соты пчелиные, —нагрев будет бешенный!

Он тараторил, увлеченно, его рука летала по доске, превращая мою идею в полноценный чертеж. Магницкий, подошел и уже скрипел пером на бумажке, прикидывая что-то свое — теплоемкость, потоки, время цикла.

Федька с Гришкой (а именно им придется все это физически воплощать) кажется тоже уловили суть.

В этот момент я тихо отошел в сторону. Моя работа была сделана. Я подкинул им идею, зернышко, а эти гении уже растили из него целое древо технологии. Я чувствовал себя дирижером, который только махнул палочкой, а оркестр уже подхватил тему и разворачивал ее в грандиозную симфонию.

Пока Нартов с головой ушел в свою «стеклянную печь», как ее тут же прозвали, я подозвал Магницкого. У нас была другая задачка, не менее важная.

— Леонтий Филиппович, с железом Андрей разберется, а нам с вами пора другой фундамент закладывать. Юридический.

Я усадил его за стол, положил перед ним стопку чистой бумаги.

— Государь дал мне добро на создание компании. Но устав мы пишем сами. И от того, что мы сейчас тут наворотим, будет зависеть наш карман, наша власть, и наша шкура, если на то пошло.

Я начал диктовать. Магницкий, со своим идеальным почерком и знанием всех канцелярских крючков, едва поспевал. Мы создавали монстра, невиданного в России. Акционерное общество, где сплетались интересы казны, частников и мои личные. Я в юриспруденции ни в зуб ногой, как говориться, но с учетом знаний будущего, уткну за пояс многих. Да и сам Магницкий очень хорошо владел юридическим «местным» языком.

— Пункт первый, — чеканил я. — Контрольный пакет акций — у Государя и казны. Это наша наш щит. Он — главный.

— Пункт второй. Следующий по размеру пакет — мой. Без права продажи, неотчуждаемый, по наследству. Это моя плата за технологии и за то, что я всем этим рулю. Я не наемный мастер, я — хозяин.

— Пункт третий. Остальные акции — в свободную продажу. Меншиков, Брюс, купцы… пусть вкладываются. Их деньги нам нужны. И это их повяжет. Тот, кто вложился в корабль, не станет пилить сук, на котором сидит.