Инженер Петра Великого 4 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 11

Самой же тонкой работой стал механизм привода. Надо было передать вращение от барабана на два винта в корме, причем винты должны были крутиться в разные стороны, чтобы торпеду не вертело волчком. Нужен был редуктор и простейший дифференциал. Вот тут-то я и задействовал талант Нартова на полную катушку. Не посвящая его в суть проекта, я подсунул ему эскизы нескольких шестерней хитрой формы. И он, без лишних вопросов, на драндулетах-станках, руководствуясь одним лишь чутьем, выточил мне детали с такой точностью, о какой я и мечтать не смел.

В итоге, к моменту отплытия у меня на руках было несколько бочек «Дыхания Дьявола» и два прототипа «Щуки». Это были уродливые, зато рабочие предки оружия из будущего.

Глухой ночью, когда в Игнатовском даже собаки угомонились, мы своей узкой компанией — я, Магницкий, Орлов, Нартов и несколько надежных преображенцев — выбрались на дальний полигон у болот. Воздух был сырой, тянуло торфом и прелой листвой. Тишину резало только уханье филина. Я специально потащил с собой Андрея. Он хоть и не вояка, но к созданию этих адских машинок руку приложил, так что должен был видеть их в деле. Настроение у всех было натянутое. Сегодня моим детищам предстоял экзамен.

Первым пошло «Дыхание Дьявола». Солдаты осторожно, будто несли горшок со змеями (я их настращал, да и видели они мои первые опыты с этими «бочонками»), в полуверсте от нас поставили небольшую избушку из бревен, сколоченную на живую нитку — наш условный противник. Рядом расчет пристроил легкую трехфунтовую мортирку. Я лично все проверил: и снаряд — тяжеленную дубовую бочку, окованную железом, — и фитиль в гнезде.

Мы спрятались в вырытом окопе.

— Огонь! — скомандовал я.

Фитиль зашипел, коротко бахнул выстрел, и бочка, кувыркаясь, полетела по невысокой дуге. Шлепнулась оземь в нескольких шагах от избы. На секунду все стихло, и я уж было подумал, что затея провалилась. Но тут же раздался глухой хлопок, будто из огромной бутыли вышибли пробку. Я увидел, как из места падения во все стороны плеснуло темное облако, которое тут же поползло, окутывая избушку липким, маслянистым туманом.

Прошла, казалось, целая вечность, хотя на деле — секунды полторы. И тут мир взорвался.

Раздался глубокий, утробный рев — «ВУУУХ!».

Огромный, оранжево-белый огненный шар мгновенно раздулся на месте избушки, сжирая все вокруг. Он вздулся, опал и тут же всосался в себя с жутким, чавкающим звуком. А следом пришла ударная волна. Она врезалась в тело, как невидимая кувалда, вышибая дух. Хилые деревца на краю полигона пригнуло, а с дальних сосен дождем посыпались шишки и иголки.

Когда глаза немного привыкли к темноте после ослепительной вспышки, мы увидели, что получилось. На месте, где стояла изба, чернела дымящаяся проплешина. Земля была выжжена дочерна, а от сруба не осталось ровным счетом ничего — ни щепок, ни головешек. Его просто не стало. Слизало.

— Матерь Божья… — выдохнул Орлов, срывая шапку и перекрестившись. Его лицо было маской из благоговейного ужаса и дикого, хищного восторга. — Петр Алексеич… да с такой штукой города можно брать, не кладя ни одного солдата. Одним махом.

Побледневший Магницкий чуть приоткрыл рот от удивления. Руки у него ходили ходуном. Он смотрел на выжженное пятно, и в его глазах, привыкших к порядку цифр, отражался первобытный хаос.

— Это не оружие, — прошептал он срывающимся голосом. — Это кара Господня. Вы выпустили на свет то, чему и названия нет.

Нартов молчал. Стоял чуть в стороне, лицо непроницаемое, я знаю это выражение лица. Это был азарт творца, который увидел, как его железки, шестеренки и рычаги вдруг обрели плоть из огня и ярости. Он жадно вглядывался в дымящуюся землю.

— Давление… — пробормотал он так тихо, что расслышал только я. — Какое же там было давление… И жар…

Меня и самого трясло. В моих расчетах все выглядело куда скромнее. Я ждал огненный шар, пожар, но не такого тотального, выжигающего эффекта. Я создал оружие истребления, и от этой мысли было неуютно. Внутри боролись два чувства: триумф инженера, чья идея сработала на все сто, и страх человека, который заглянул в преисподнюю.

Следом наступила очередь «Щуки». Мы перебрались на берег озера, черного и гладкого, как обсидиан. Два прототипа торпед, похожие на неуклюжих железных дельфинов, осторожно спустили на воду. На берегу приладили массивный ворот, на который был намотан мой композитный трос.

— Давай! — скомандовал я, и шестеро здоровенных преображенцев, кряхтя, навалились на рукояти.

Трос натянулся, барабан внутри торпеды заскрипел, и «Щука», взбаламутив воду двумя винтами, медленно пошла вперед. Шла она неровно, виляя из стороны в сторону. Я вцепился в два тонких управляющих тросика, пытаясь выровнять курс. Ощущение было, будто пытаешься удержать на поводке бешеную собаку. Руки горели.

— Курс держит! Идет! — крикнул Орлов, глядя в трубу.

Торпеда прошла метров двести, прежде чем трос окончательно запутался, и она замерла, беспомощно качаясь на воде. Второй прототип прошел чуть дальше, почти триста. Результат, честно говоря, так себе.

— Дальности маловато, Петр Алексеич, — с сомнением протянул Орлов. — И вертлявая больно. Корабль под парусами от нее играючи уйдет.

— Это оружие не для атаки, капитан, — ответил я, утирая пот со лба. — Это для обороны. Ты представь, что этот ворот стоит не на берегу, а в каземате форта. А торпеда эта ждет своего часа под водой у самого фарватера. Ни один швед не сунется в гавань, зная, что ему в борт может прилететь такая дура с тремя пудами пороха. Это оружие страха.

Это лишь сырой прототип. Главная проблема была в тросе и приводе. Но корпус вел себя на воде правильно, система управления худо-бедно работала. Я принял решение.

— Обеих «Щук» берем с собой, — сказал я. — Сделаем еще с десяток. Поход — это лучшая возможность проверить их в настоящей морской воде, с волной и ветром. Надо понять, на что они способны.

В ту ночь я почти не спал. С «щукой» все как-то не понятно, а вот с «Дыханием»…

Восторг Орлова, ужас Магницкого и мой собственный внутренний холод смешались в один тугой узел. Я создал оружие, способное перевернуть войну. С этого момента пути назад нет.

День отплытия выдался под стать настроению — небо свинцовое, с залива тянет промозглой сыростью. На пристани шла тихая, деловитая суета. Никто не орал, команды отдавались вполголоса. Солдаты в новеньких темно-зеленых мундирах таскали последние ящики с сухарями и патронами, лошади нервно били копытами по шатким сходням, что вели в трюмы галиотов. В воздухе стоял густой запах смолы и мокрой древесины. Я стоял на причале, сверяясь со списком, и чувствовал, как время утекает сквозь пальцы. Все, точка невозврата пройдена.

Брюс утром прислал письмо, что еле удержал Государя от личного присутствия здесь. За что я был ему благодарен. Какая еще тут могла быть тогда секретность? Хорошо, что нам дали опытного в северных водах капитана, который и должен был провести нас по маршруту.

Когда вся моя маленькая армада вот-вот готова была отдать швартовы, я заметил на дороге одинокую карету. Она остановилась чуть поодаль, и из нее вышла женская фигура в темном дорожном плаще с капюшоном.

Изабелла. Ее здесь быть не должно. Ее появление ломало всю строгую геометрию нашей тайной операции.

Она подошла ко мне, и ее шаги по мокрым доскам причала были, кажется, единственным громким звуком в этой утренней тишине. Солдаты и офицеры, завидев ее, замолкали и провожали ее любопытными взглядами. Она остановилась в паре шагов и откинула капюшон. Лицо у нее было почти прозрачное на фоне серого неба, а в огромных темных глазах бушевала буря.

— Барон.

— Баронесса, — ответил я, снимая шляпу. — Какими судьбами?

— Я приехала проститься с отцом, — она не отводила взгляда. — Я видела его глаза, когда он собирался в этот поход. В них снова горит огонь, которого я не помню с детства. За это… я, наверное, должна вас благодарить.

В ее голосе не было ни капли тепла, только сухая, горькая констатация. Она сделала паузу, подбирая слова, и я чувствовал, как между нами нарастает напряжение.