Чудовище - Даунхэм Дженни - Страница 52

– Вы, должно быть, уже заметили, что я не отец невесты, – сказала я и замолчала, ожидая, что гости рассмеются. В публике раздались смешки. Наконец все стихло, и я продолжала:

– Когда мама попросила меня взять на себя эту обязанность вместо дедушки, я сперва отказалась: боялась, что не справлюсь. Но, подумав, сообразила, что так он будет здесь, с нами. – Я постаралась успокоить сбивчивое, чересчур поспешное дыхание. Откашлялась. Взяла новую карточку.

– У отца невесты три основные задачи. Первая – поблагодарить собравшихся за то, что пришли. Вторая – рассказывать интересные истории о детстве дочери, и третья – дать мудрое напутствие жениху. – Я остановилась, оглядела столики в глубине зала. Гости улыбались. Даже Моника. Но слушали еще вполуха. Ничего, я завладею их вниманием. Это не перепутаешь ни с чем: в такие минуты воцаряется звенящая тишина.

Я подняла бокал.

– Спасибо, что пришли. – Гости тоже подняли бокалы. – Что же до второй моей задачи, то маму ребенком я, разумеется, не знала, поэтому лучше расскажу вам о человеке, который ее вырастил.

Я посмотрела на маму. Она улыбалась мне.

– У дедушки была щелочка между передними зубами, и когда он улыбался, становился похож на мальчишку. Он был седой, ходил в комбинезоне: дед раньше работал механиком. Он всегда радовался, когда я приезжала в гости, и много со мной занимался. У него была мастерская, и мы с ним вместе делали всякие штуки. Как-то раз вырезали деревянную машинку, выкрасили зеленой люминесцентной краской. А колеса у нее были из монеток, мы их специально расплющили на наковальне.

Я снова сделала паузу. Все слушали, затаив дыхание. Даже официантки, выстроившиеся с подносами у окна.

– Когда мы ходили гулять, дедушка предлагал мне выбрать какую-нибудь птицу или растение и рассказывал о них все, что знал. Он научил меня вязать узлы и лазить по деревьям. Причем он сам лазил со мной на деревья – говорил, типа, детям не терпится попробовать что-то новое, а взрослым неплохо бы вспомнить.

Я снова взглянула на маму. В глазах ее блестели слезы. Я словно вызвала дедушку из небытия, и очень кстати: ему было что сказать Джону.

– Он готовил мне всякую вкуснятину, разрешал смотреть все, что я хочу, по телеку. Если я была довольна, то и он тоже. Возможно, вы подумаете: «Надо же, так баловать ребенка!» Но дело ведь не в деньгах и развлечениях, а в том, что он любил меня и уделял мне время. – Я улыбнулась маме. – И тебя он тоже любил, мам. А как же иначе? Ведь и в твоем детстве были такие дни. И если бы дедушка был здесь, он бы пожелал тебе счастья.

Мама кивнула, закрыла рот ладонью. Я отхлебнула воды и с трудом ее проглотила, потому что к горлу подступили слезы. В зале стояла тишина. Ни шепотка. Вот он, тот самый миг. Я коснулась ожерелья, провела пальцами по драгоценным камням.

Помоги же мне, дедушка.

– И третья задача отца невесты – дать совет жениху. Я много думала об этом; сначала казалось, что мне тут нечего сказать. А потом я вспомнила дедушкины слова и решила, что они будут вполне уместны.

Я положила карточки с речью на стол. Этот фрагмент я репетировала перед зеркалом.

– Я не знала бабушку, но дедушка говорил, что она была его родственная душа. А когда я спросила, что это такое, ответил, что она была любовью всей его жизни. Я спросила, встречу ли я такую, и он ответил: «Ну конечно». «И мама тоже, – добавил дедушка, – потому что она заслуживает любви, а ты заслуживаешь того, чтобы у тебя был отец». «Но как мы его узнаем?» – спросила я. И дедушка сказал: «Он будет хороший». Я спросила, что это значит, и он ответил: «Он сделает вас счастливыми». А потом рассказал, что существует три правила, чтобы сделать человека счастливым. И сегодня я хотела бы передать их тебе, Джон.

Я обернулась к нему.

– Первое правило – быть добрым.

Джон смотрел на меня не мигая.

– Второе правило – быть добрым.

Наверное, он сейчас сжал под столом кулаки.

– И третье правило – быть добрым.

Я замолчала. В комнате стояла странная тишина. Наконец мама зааплодировала, но гости почти не хлопали. А я-то думала, что они одобрительно закричат. Мне казалось, дедушкины слова способны изменить мир.

Мама подошла и обняла меня.

– Умничка, – сказала она.

Я кивнула, не зная, что сказать. Я так долго готовила эту речь, подбирала слова таким образом, чтобы они описывали хорошего человека и послужили напутствием плохому.

– На какую реакцию ты рассчитываешь? – спросила Керис.

Да на преображение. Чтобы Джон, услышав дедушкины слова, поклялся измениться.

Джон никак не прокомментировал мое выступление. Встал и тоже произнес речь. Поблагодарил собравшихся за то, что пришли, хотя я уже это сделала. Поблагодарил нас с Айрис за то, что мы были подружками невесты (хотя формально я выполняла роль отца невесты), а маму – за то, что согласилась стать его женой. Сказал ей, что она красавица, что ему невероятно повезло, и наконец упомянул о Кассе, – дескать, тот, к сожалению, сегодня не смог приехать.

После него поднялся Роджер, сообщил нам, что Джон – ценный сотрудник, и как приятно, что он наконец-то решил узаконить отношения с мамой. Потом Роджер выдал несколько дурацких шуток, но подчиненные приняли их благосклонно – прямо заходились от хохота. Может, боялись, что, если не будут смеяться, то он их всех уволит? Моника не смеялась. Расстегнула ремешок туфли и покачивала ею туда-сюда. Я попыталась представить, как они с Джоном целуются. Но этот образ так меня смутил, что я тут же его прогнала.

Когда все договорили, мама с Джоном вышли резать торт, фотограф снова принялся всеми командовать, а я удалилась в туалет и посмотрела на себя в зеркало – сильно ли изменилась. Я не смогла выдержать собственного взгляда. Я выглядела, как девушка, которая готова ходить на цыпочках.

У дверей туалета меня поджидал Бен.

– Классная речь.

– Спасибо.

– Но нам обязательно нужно поговорить.

– Обязательно?

– Ради Айрис.

– Ты о чем?

– Пойдем в сад.

У дверей курили гости, но мы ушли к калитке, которая вела на улицу, и сели за столик. Меня вдруг охватил страх.

– В чем дело, Бен?

– Хочу кое-что тебе показать. Один ролик с камеры. Я снимал Джона.

Он что-то натворил. Иначе Бен не стал бы мне это показывать.

– Я не хочу это видеть, правда-правда. Не заставляй меня.

– Что с тобой стало, Лекс? – Бен недоуменно посмотрел на меня.

– Ничего.

– Ты изменилась.

Я покачала головой – мол, не понимаю, о чем ты. Не хотелось признаваться, что дважды в день я принимаю по пять миллиграммов метилфенидата.

– Я пока что никому это не показывал, и кроме меня этого точно никто не видел. – Бен серьезно посмотрел на меня. – Но ты просто обязана это посмотреть и сказать, что с этим делать дальше.

– Ты меня пугаешь.

Он протянул мне наушник, второй вставил себе в ухо.

– Звук я записывал отдельно, чтобы можно было потом монтировать с разными фрагментами. Не пугайся, когда услышишь свой голос.

– Я там тоже есть?

Бен кивнул.

– Я наложил фильтр, вставил титры, но если хочешь, мы все это еще чем-нибудь дополним. Решать тебе.

И нажал на кнопку камеры. В солнечном небе кружились розовые лепестки. Бен снимал у ратуши, после церемонии, люди сновали по лестнице, Джон и мама смеялись. Потом к ним подошла я, он приобнял меня. Сцена закончилась, появился титр: «Хороший человек».

– Бен, что это за фигня?

– Смотри.

Титр потускнел, сменился общим планом: Айрис на парковке с торца ратуши стягивает с себя платье и остается в джинсовом комбинезончике. С невозможно-довольным видом она швырнула платье на капот.

Зазвучал отрывок из моей речи:

– …он будет хороший. Я спросила, что это значит…

Изображение исчезло; следующий кадр снимали из салона машины, через окно. Если бы я с таким ужасом не ждала, что будет дальше, обязательно похвалила бы Бена за умелое построение кадра. Но между автомобилей на камеру мчался Джон; послышался его приглушенный крик.