Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 5

Масло у нас дома по очереди давили все взрослые женщины, кроме бабы Насти, конечно. Ну и я бросился им помогать: после крупорушки на семечках все же иногда оставались части шкурок, и я аккуратно их от семечек отрывал. Так себе помощь, но все же помощь, так что никто против нее и не возражал. Но я-то не просто так помогать бросился, появилась у меня задумка…

Масло из пресса собиралось в большую миску (по мне — так в небольшой тазик), а затем его через воронку разливали по бутылкам. И я, дождавшись, когда тетка Настя (не баба Настя, а жена дяди Николая) куда-то отошла, налил в очередную бутылку примерно на три четверти свежеотжатого масла, затем налил в нее полкружки воды (мне ее как раз тетка Настя и подарила на первый день рождения), заткнул бутыль пробкой и начал ее трясти изо всех своих «годовалых» сил. Тряс долго, ровно до тех пор, пока в баню, где все это происходило, не зашла уже баба Настя:

— Что же ты делаешь, ирод ты окаянный!

— Масло мою, — о том, что я воды в бутылку долил, она еще не знала.

— И чем ты его моешь? — рассмеялась бабуля.

— Водой, чем еще-то? Ты же мне, когда я испачкаюсь, водой руки и ноги моешь, и лицо водой, потому и масло я водой мою.

— Дурачок! Как можно масло водой мыть? Оно же жидкое! Руки-то твои не жидкие, их вымыть нетрудно…

— А масло мыть трудно, потому что жидкое. Но если долго его так трясти, то оно отмоется.

— И вся грязь в нем же и останется.

— А не останется: вода с грязью вниз уйдет, а чистое масло вверху останется.

— И когда вода уйдет?

Я поставил бутылку вниз пробкой в свою корзину (не «навозную», мне отец для грибов уже другую сплел):

— Завтра уйдет. Только надо это в загнеток поставить: в тепле масло жиже становится и быстрее с водой разделится.

В общем, баба Настя пороть меня все же не стала, и корзину с бутылкой в загнеток поставила. А на следующее утро аккуратно бутылку из корзины вынула и увидела бурый осадок возле пробки, затем тонкий слой воды (мутной какой-то), а поверх воды абсолютно прозрачное масло:

— Ты смотри! И в самом деле масло отмылось! Вот только как его теперь оттуда достать?

— Пробку открыть немножко, подождать, пока вода и грязь вытечет, а потом масло через тряпочку в воронке процедить. И оно теперь до следующего лета чистое такое простоит даже в подполе не испортится!

— Вот уж шарлатан у нас какой вырос, как есть шарлатан!

— А если масло промыть и в четверть его вылить на отстой, то много чистого масла получится потихоньку сразу слить, а потом остаток как сейчас снова в печке продержать в маленькой бутылке…

Баба Настя на меня посмотрела как-то… с интересом, затем повернулась к матери:

— Анька, ты смотри, что твой шарлатан-то придумал! И ты масло-то попробуй: у него и вкус другой даже. Надо будет бабам рассказать…

— Ага, потом Настя с Валькой тебя поедом есть будут: ведь бутылки-то им трясти придется!

— Потрясут, потом еще спасибо скажут! По весне так еще и пирогами в благодарность завалят!

— Если масло еще быстрее не испортится!

— В том году, или нет, в третьем году Николай из города бутылку казенного принес, у них на заводе давали — так оно и прозрачное такое же было, и до самого лета не испортилось. Только казенное-то дорогое, а если у нас такое же бесплатно получится, то это же сколько денег-то сберечь выйдет!

Судя по тому, что происходило в последующие дни, баба Настя собралась «сберечь» несчитанные миллионы: урожай семечек в этом году получился очень неплохой, масла отжали пару ведер или даже больше, а Настя (тетка) и тетя Маша (жена уже Алексея) с тихими проклятьями часами трясли бутылки. Впрочем, проклятья они выдавали скорее «для порядка»: на «новом масле» уже успели поджарить картошку и всех удивило, что теперь картошка эта не воняла горелыми семечками. Удивило, но и сильно порадовало, а в загнетке нашей печки уже четыре полных «четверти» стояли. И дядя Николай приволок с работы сделанную разделительную воронку. Сделанную из той же «четверти» с обрезанным дном и насаженным на горлышко краном.

И эту воронку он даже не сам делал: когда он рассказал на работе о том, как «у него родня придумала масло чистить так, что получается не хуже казенного», то народ на заводе задумался, придумал конструкцию, изготовил пару десятков и одну ему просто вручили как «изобретателю процесса». Ну да, изобрести такое было ух как непросто: ведь на масляных заводах гидроочистку подсолнечного масла всего-то лет тридцать как придумали, а тех, кто случайно в тайну процесса углублялся, тут же расстреливали, вешали и ссылали навек в Сибирь…

Мне от всего этого тоже кое-что обломилось: Николай изготовил для меня и подарил маленький перочинный ножик. Вообще-то в деревне у всех детей свои ножики были, причем даже не по одному, но обычно первый ножик человеку дарили на третью годовщину, и дарили с одним лезвием. А мне Николай подарил ножик сразу с двумя лезвиями (а такие обычно только на пять лет дарили), и ножик был с перламутровыми обкладками.

Николай с Алексеем теперь на заводе работали во вторую смену: это было гораздо тяжелее, но на дорогу они и времени тратили куда как меньше, так как оба купили себе велосипеды. Дорогущие машины, они почти по двести рублей за них отдали — но на семейном бюджете такая покупка сказалась положительно. Потому что они, тратя на дорогу уже не час, а всего минут пятнадцать вдень, гораздо больше успевали делать дома — а именно сейчас эта «домашняя работа» могла дать денег очень много. Потому что начался «сезон валенок», а каждая пара давала семье рублей пятьдесят, а то и семьдесят: валенки дешевыми не были. То есть это если не считать затрат на покупку шерсти — но мужики потому за шерстью так далеко и ездили, что там она была очень недорогой. Паршивой, то есть грубой, на нитки вообще непригодной, оттого и дешевой — но именно такая для валенок и была лучше всего. А в Нижегородской области овец разводили больше тонкорунных или «романовских», но последних вообще выращивали не для шерсти, а для меха. А зимой-то в Нижегородье довольно прохладно, так что валенки на рынке не залеживались сколько их туда не отправляй, вот мужики и старались «побыстрее спрос удовлетворить». Очень старались, поэтому снова в доме стало повернуться некуда.

А я узнал опять много нового и интересного. Например то, что в валенную заготовку для обычного мужского валенка я бы мог целиком поместиться: валенный валенок был в голенище шириной сантиметров в сорок пять и длинной метра в полтора. И что одна крепкая упитанная тетка в состоянии пару таких свалять хорошо если за день. Это с учетом того, что шерсть из тюков требовалось распушить, расчесать, промыть, высушить, и еще много чего непонятного сделать. Затем этот валенный валенок требовалось сварить в щелоке (и он становился примерно на треть меньше), затем еще немного повалять — и после этого начиналась уже «мужская работа». Валенок надевался на колодку и на этой колодке уже снова варился, на этот раз не в щелоке, а в растворе какой-то краски. От краски руки у мужиков становились оранжево-красными, а сам валенок становился черным. И вот этот черный валенок прямо на колодке мужчины еще раз… нет, не валяли, а долго терли камнем (который я определил как пемзу), отчего снаружи он становился гладким и ровным, а затем уже на новой, «финишной» колодке на валенке делались отвороты (валенки без этого украшения на рынке чуть ли не вдвое дешевле шли), еще раз проваривался в краске, после чего довольно долго сушился (уже в протопленной бане), еще раз, но уже быстренько, зачищался пемзой — а на последнем этапе мужики вытаскивали из валенка колодку. Что тоже было очень и очень непросто, так как валенок на ней сидел «внатяг» — но они знали, как и такое проделать, не нанося себе серьезных увечий. И по воскресеньям тетки Настя и Маша уезжали с валенками аж в Нижний и вечером возвращались оттуда с деньгами. То есть все же без денег: о возможном разбое на дорогах люди знали. Так что они еще в Нижнем все деньги клали в сберкассу, причем как-то умудрялись это проделать таким образом, что получить их после этого можно было только в Павлово, причем и с книжки их снять могли только мужчины — но финансовое благополучие семьи каждое воскресенье заметно возрастало.