Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 43

А когда с торфом проблем нет, то возникают совсем уже интересные варианты. Правда первый такой «вариант» возник еще весной, когда неподалеку от Ворсмы был выстроен газовый завод. Небольшой заводик, с двумя газогенераторами, которые могли и на дровах работать, и на торфе. А газ потребовался для заводика уже совсем нового, цементного: в Ворсме много чего строить наметили, но как раз с цементом… то есть с цементом стало хорошо, это без цемента плохо было. А хорошо теперь стало не только в Ворсме, в Кишкино тоже с ним стало неплохо и за лето была выстроена и школа новая, и интернат при ней.

Школу нам спроектировал инженер, приехавший из Харькова, причем его сюда вообще «по ошибке» направили: он был инженером-то на турбинном заводе, но там работал в отделе капстроительства и по профессии был как раз архитектором. Думаю, очень неплохим: он и новые жилые дома для Ворсмы придумал, и проект нашей школы сделал. И сделал с учетом того, что «цемента стало много, и со сталью проблем нет». То есть оба здания (и школа, и интернат) были с железобетонными перекрытиями, а на естественный вопрос тетки Натальи (в моем присутствии заданный) он ответил, что с такими, если нужно будет, можно за лето и второй этаж на школе добавить, а на интернате — и третий. А так как все строительство велось за счет области, то никто и возражать не стал.

А «область» так в деревню вложилась (точнее, именно в школу) скорее всего потому, что директором в ней была «хорошая знакомая товарища Сталина». Иосиф Виссарионович просьбу мою о хорошей ручке Надюхе выполнил и даже перевыполнил: ручек он прислал две (одну на подставке, другую в красивой коробочке), и на подставке была выгравирована надпись «Векшиной Надежде за отличную работу. С уважением, И. В. Сталин», а к коробочке прилагалась грамота с личной подписью вождя. Понятно, что грамоту Надюха на стенку в школе повесила, а теперь она видела в «директорском кабинете» уже в новой школе, и каждый, грамоту знающий, мог прочитать, что товарищ Сталин лично Надюху очень уважает и готов оказать ей любую помощь и в будущем. Судя по всему, товарищу Сталину никто не сообщил, что девчонка всего полгода в школе работала, а уж из нас двоих кто кого учил, даже в деревне почти никто не знал. Подозреваю, что и сама Надюха не догадывалась, а то, что я ей разные книжки почитать подсовывал… в деревне (и не только в нашей) к людям относились на возраст не глядя, отношение определялось тем, что человек делает. А если я что-то интересное и нужное делал, то и поговорить со мной как со взрослым было нормально…

Нормально со мной разговаривал и Вовка Чугунов, старший Маринкин брат, который был начальником производства «бумажных самолетиков» на двадцать первом заводе. Он в деревню приезжал наверное по паре раз в месяц, за кабачками и яйцами: у него жена была то ли младшей дочкой, то ли старше внучкой бабки Анны и старушка их усиленно подкармливала, так как Вовкиной дочке едва год исполнился. Жена у него учительницей работала, карточки получала «для служащих», и, хотя сам Вовка получал карточки высшей категории, еды им не хватало: у них еще и одна бабки Аннина внучка теперь жила, с малышкой нянчилась. А я, собственно, коробку для яиц и придумал, когда он пожаловался, что даже в корзинке с соломой из дюжины яиц пять по дороге разбил…

Ну так вот, Вовка рассказал, что фашист этих самолетиков боится до одури, как только где-то на фронте они летать начинают, так немцы танки с этого участка вообще убрать стараются. Он не просто так похвастаться решил, а в ответ на вопрос, за что получил орден «Знак почета». Еще он рассказал, что фашист все ж таки допер, как самолетики из дробовиков сбивать, но избытка дробовиков у него пока не наблюдалась — и поэтому, хотя летом Харьков нашим отбить не удалось, немцы в своем контрнаступлении Оскол так форсировать и не смогли. Да, невелика речка этот Оскол, но форсировать его под градом самолетиков оказывается просто невозможно…

Еще он рассказал, что немцы за пульт управления самолетиком награду какую-то объявили, то ли в двадцать пять, то ли в пятьдесят тысяч марок — сказал, что у него дома даже листовка такая немецкая валяется. Ну да, пусть с пятью кнопками на джойстике — это действительно «ноу-хау» высочайшего уровня для нынешнего времени. Не потому что конструкция сверхсложная а потому что до такой концепции пока еще никто в мире не додумался. Так что пока самолетики определенную пользу приносили. И бойцы советские их очень любили: как самолетик взлетает, то немцы только по месту пуска его и стрелять начинали — а догадаться, что оператор сидит на сотню метров в стороне от стартовой катапульты, пока не смогли.

Собственно, Вовка и орден (второй, первый — «Звезду» — он получил, когда его «группа испытателей» из шестнадцати человек за десять минут по два танка на рыло сожгла) получил не за то, что полсотни инвалидов у него в цеху клеили по сотне самолетиков в сутки, а как раз за изобретение этой катапульты. Простой как три копейки: там холостой патрон от винтовки стрелял порохом в цилиндр с поршнем, поршень уже сжимал воздух в трубе с другим поршнем, который самолетик и запускал, причем довольно плавно. Катапульты эти тоже на двадцать первом заводе делались, правда уже не в его цеху, и делали их вовсе не инвалиды…

А в Ворсме на заводах инвалидов стало уже немало: с фронта довольно много их приехало. В основном все же не нижегородских, народ большей частью был кто из Белоруссии, кто с Украины — то есть из мест, которые еще под немцами были. Но заводчане и таким рабочим рукам были рады, все же планы буквально с каждым днем увеличивались, однако большое количество инвалидов в городе своих проблем добавило. Проблем с жильем в первую очередь, ведь инвалидам многим на традиционное нижегородское крыльцо просто подняться было очень трудно: здесь издавна крыльцо делалось узким и без намека даже на перила. А в многоквартирных домах было еще сложнее: после невысокого относительно крыльца у подъезда нужно было еще подниматься ступенек на шесть-семь до уровня первого этажа. Соседи, конечно, всегда были готовы помочь — ну а если соседей просто нет дома?

Мне о проблеме отец рассказал, когда в очередной раз домой смог на выходной выбраться. На заводе мединструментов выходные для мастеров в принудительном порядка устанавливались, потому что мастер, работая без отдыха, начнет гнать брак, да и станкам нужно обязательно профилактику делать. И в районе начальство это понимало (в Тумботино тоже завод вообще по воскресеньям почти замирал), так что раза три в месяц отец целый день проводил дома. И вот он и рассказал за обедом (матери, не мне), что «есть хорошие мастера среди инвалидов, но как их на завод взять, непонятно, ведь в городе их просто жизни нет». А на следующий день ко мне за очередным «изобретением» приехала Маринка.

Я уже знал, что «Юный шарлатан» она вообще в одно лицо издавала, и знал, что должность ее называлась «второй секретарь райкома по работе с молодежью» — то есть позиция была достаточно солидная. Поэтому я, вместо рассказов о том, как делать очередное «мое изобретение», поехал с ней на генераторный завод (который, кстати, и моторчики «конструкции Василия Кириллова» делал) и там изложил свою незатейливую мысль про электрические подъемники для инвалидов, которые несложно в любом подъезде установить. Идея главному инженеру генераторного понравилась, ведь на заводе тоже рабочих не хватало просто катастрофически, поэтому мы в Ворсме почти весь день провели, беседуя и с архитектором, и с инженерами-технологами, и с рабочими. И с приглашенными на совещание инвалидами тоже. Маринка даже на поезд в Павлово опоздала, так что я ее спать уложил у себя в подвале — и ей это очень понравилось. Не потому что в подвале, а потому что здесь она полночь спокойно сидела при свете лампочки и что-то так важное писала, а ее никто за это не ругал…

И даже я не ругал, потому что тоже рядом сидел и отвечал не ее разные вопросы. Очень такие конкретные: ее и секретарем комсомола в районе назначили не только потому, что все парни оттуда на фронт ушли, а еще и потому что она, как сама, смеясь, сказала, была единственным человеком во всем комитете «с неначавшимся высшим образованием»: она поступила на заочный в горьковский институт на инженера. Учеба у нее, как она пожаловалась, шла трудновато, все же после окончания школы (а она десятилетку успела закончить) уже три года прошло, многое забылось, и особенно забылась математика — а тут вообще все новое в институте давалось!