Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 42

Дело уже не шло о самих Злоцких землях. Король, позволивший себе дать отпор епископу, был охарактеризован как человек самых скверных нравов, развратный, своевольный, и епископ угрожал тем, что он считает своей обязанностью наказать короля.

Эту распрю, ежедневно увеличивавшуюся, разжигали донесениями о том, что король и слышать ни о чем не хочет и вида не подает, что чего-нибудь боится. В епископстве знали обо всем, касавшемся частной жизни короля; снова подняли вопрос о королевстве, пересчитывали невероятное количество любовниц Казимира и выдумывали разные небылицы.

Баричка в страшном гневе прямо со свадьбы отправился к епископу с жалобой на дерзкий поступок Кохана, сваливая вину за это на короля. Епископ Бодзанта, не терявший надежды принудить Казимира своими угрозами к уступке, выжидал, но в замке он перестал бывать. Король видел его только издали в костеле, избегая с ним встречи; на совещания он его не приглашал.

Между тем, нетерпеливый Баричка торопил Бодзанту. По его мнению необходимо было окончательно решиться на выступление.

Наконец, в один прекрасный день епископ, поддавшись натиску, решился поехать в замок. Король в это время только что возвратился с охоты в Неполомицах, и были слухи, что он собирается в Прагу.

Этот визит короля чешскому двору объяснили, как и все его другие поступки, желанием Казимира развлечься на свободе с красивыми чешками. В замке узнали накануне, что на следующий день Бодзанта из костела прибудет к королю.

Ласковый и добрый по отношению к низшим, Казимир в тех случаях, когда ему нужно было защищать свое королевское достоинство, принимал авторитетный тон и не давал себя испугать.

Епископ, решившись выступить против короля, не хотел чтобы предпринятые им шаги стали всем известны, так как он боялся еще начать войну… Он решил сделать Казимиру выговор наедине.

Казимир на это надеялся.

До окончания обедни, лишь только король возвратился в замок, ему доложили о приходе Бодзанты. Казимир согласно обычаю вышел его приветствовать, не высказывая никакой перемены в своем поведении по отношению к епископу. Король имел преимущество перед Бодзантой, сохранив полное хладнокровие; между тем последний, долго не решавшийся на этот шаг и боровшийся с собой, был взволнован, беспокоен и преждевременно раздражен.

Когда они поздоровались, и король пригласил епископа сесть в присутствии нескольких чиновников, стоявших вдали, Бодзанта неуверенным голосом, озираясь кругом воспаленными глазами, попросил о разговоре наедине; Казимир сделал знак, и все присутствовавшие удалились. Хладнокровие и невозмутимое спокойствие короля сильно раздражали Бодзанту.

— Я пришел сюда, — отозвался он дрожащим и прерывающимся голосом, — по обязанности, как исповедник вашего величества. Мы ответственны за малейшую овечку из нашего стада, тем более за такую, которая своим примером портит других!

Он взглянул на короля, спокойно слушавшего его, не выказывая ни малейшего волнения.

— Ваше величество! Я начну с дела, касающегося церкви.

Несправедливость совершена не только по отношению у имуществу, но оскорбили авторитет церкви, а также и мой! Отобрали у меня земли…

— Я знаю об этом, — прервал спокойно Казимир. — Я послал к вам ксендза Яна, чтобы выяснить это дело. Предки мои подарили эти владения церкви, и я не думаю их отбирать. Между мною и вашим предшественником, покойным Янгротом, состоялось соглашение об отмене, в силу чего я взял Злоцкие земли, а вместо них дам другие.

Епископ, пребывавший уже в приподнятом состоянии, окончательно разгорячился и воскликнул:

— Я не знаю ни о каком соглашении и не желаю никакой замены, я только добиваюсь возврата церковной собственности! Дело идет о моем достоинстве, о нерушимости авторитета духовенства, интересы которого я защищаю!

Намекая на Богорию, он саркастически добавил:

— Я не принадлежу к числу тех пастырей, которые вследствие преступной снисходительности к светской власти идут на всякие компромиссы… Плохой пример может повести к пагубным результатам. То, что принадлежит церкви, не может быть ни отобранным, ни замененным — оно неприкосновенно.

Он взглянул на короля, на лице которого ничего не выразилось.

— Я уважаю церковь, и я ее верное чадо; совесть моя чиста и, основываясь на моем соглашении, я готов отстаивать свое дело в Риме; но я не могу отдать обратно земли, потому что выставил бы себя на посмешище.

— Так вы предпочитаете подвергнуть меня осмеянию! — возмутился Бодзанта. — Вы угрожаете мне Римом? Я тоже знаю туда дорогу!

Слова эти были сказаны тоном вызывающим, угрожающим, оскорбительным для короля. Опираясь на руку, повернув свое спокойное лицо в сторону говорившего, Казимир молча слушал.

Это хладнокровие раздражало епископа и вызвало его гнев.

Король, значит, вовсе не хотел оправдываться перед ним, даже не имел желания его смягчить.

— Я не только с одним этим делом пришел к вам — я долго молчал, я долго ждал, совесть моя не чиста. Кто же вам скажет правду, если не я, ваш духовный руководитель? Вы ведете плохой образ жизни, я вынужден повторить вам те же слова, которыми когда-то Станислав попрекал Щедрого, вы ведете гадкий образ жизни. Королева удалена, на ваших любовниц указывают пальцами. За грехи ваши ваша страна попадет под чужую власть. Как ваш духовник, я вас призываю, король, начать сызнова свою жизнь по-христиански. Удалите распутниц и дерзких любимцев, призовите обратно королеву! Я этого требую!

Дрожащий голос епископа громко раздавался, и его слышно было в соседней комнате. Казимир немного побледнел, лицо его стало более строгим. — Я знаю свои грехи и за них отвечу перед Богом. Я не могу жить со своей женой! Это был необдуманный брак, и я несу ответственность за него; королева не останется в обиде. Моих любовниц никто не видел, и этот упрек скорее относится к вашим подчиненным аббатам и прелатам, чем ко мне. Заставьте раньше очиститься от грехов тех, которые близко к вам стоят, и от которых исходит соблазн!

Епископ привскочил с места, подняв руку:

— Вы — король! — воскликнул он. — Но вы не имеете власти над духовенством! Слуги церкви вам не подчинены. Я еще раз прошу вас исправить свою жизнь, иначе я буду вынужден прибегнуть к оружию, которое мне дано в руки! Если церковь вас отлучит, трон пошатнется под вами, и вы, подобно отцу вашему, станете изгнанником, но не вернетесь обратно, как он это сделал!

Воспоминание об отце сильно взволновало короля, и кровь отлила от лица его.

— Поступайте со мной, как хотите! — воскликнул он гневно. — Но не оскорбляйте памяти моего отца! Вы на это не имеете никакого права!

Король поднялся с места и гордо произнес:

— Прощайте!

Епископ был ошеломлен и не мог ни слова возразить королю, медленным шагом подошедшему к дверям и скрывшемуся за пурпурной портьерой. Обессиленный от волнения, Бодзанта опустился на стул. В этот момент в комнату вошли через другие двери Сухвильк, Отто из Пильцы, воевода и староста сандомирский, Ясько из Мельштына и некоторые другие.

Ясько, поклонившись епископу, тихо сказал ему, что король почувствовал недомогание и просит у Бодзанты извинения.

Епископ, не желая обнаружить, насколько он был сердит и обижен, быстро поднялся, бормоча что-то и, благословив присутствующих, поспешно направился к выходу. Придворные проводили епископа с большим почетом.

Этим окончилась аудиенция Бодзанты у короля, на которую он возлагал столько надежд.

Он возвратился домой опечаленный, в глубине души сознавая, что своим бестактным воспоминанием об отце короля он испортил все дело.

Ксендз Баричка, с нетерпением ожидавший в епископском дворце возвращения Бодзанты, понял из его упорного молчания, что первый блин был комом. Только спустя некоторое время епископ, успокоившись, рассказал, что ему не удалось победить упрямство короля, что возможно, Казимир еще обдумает все, о чем Бодзанта ему сказал. Нужно запастись терпением и обождать.

Ксендз Баричка был совершенно противоположного мнения. Он поцеловал руку епископа и решительно заявил: